Международный клуб друзей

Подлесок кончился. Продравшись  через заросли тальника, невысоких кривоватых берёз и молодых ёлочек, он вышел к бору, стоявшему тёмной молчаливой стеной. Сил уже не оставалось - и он пополз по пружинящей бурой подстилке, на которой не росло почти ничего. Кое-где всё же попадалась кислица, и он, не подымаясь с колен, рвал эти робкие зелёные листочки - и ел. Жажда как будто немного отступала, и пить хотелось чуть меньше.
Он сел, прислонившись к стволу старой ели. Из-за контузии звуки до него доносились до него как бы волнами, то появляясь, то пропадая. В бору было сумрачно и тихо; высокие строгие ели с сухими понизу ветками, сплошь покрытыми белым лишайником, и раскидистыми лапами наверху глушили любой приходящий извне звук. Один раз ему всё-таки показалось, он слышит звуки выстрелов - пара винтовочных, и в ответ - несколько коротких автоматных очередей. Но это было далеко отсюда.
«Ушёл», - отметил он краем сознания, не испытывая при этом никаких чувств.
Флягу он потерял ещё утром, но винтовку не бросил, хотя патронов и не осталось. Один, правда, был в кармане гимнастёрки, вместе с эбонитовым шестигранником, армейским медальоном - но это так, на крайний случай.
Остатки их батальона выходили из окружения уже неделю. Патронов было мало, но ещё хуже обстояло дело с едой. В очередной деревне, куда он вместе с другими бойцами был послан на разведку, они нарвались на засаду. Им удалось уйти, потеряв несколько человек, но основной группе плотно сели на хвост - и дальше они пробирались к линии фронта уже впятером. А сегодня утром они столкнулись с десятком вражеских солдат лоб в лоб, и, выходя из встречного боя, окончательно растеряли друг друга.
Поднявшись на ноги, он медленно двинулся дальше. Кружилась голова, и болела раненая левая рука, но идти стало заметно легче. Местность явно понижалась; ели стояли уже не так плотно, и среди них начали попадаться отдельные берёзы. Хвойная подстилка местами начала перемежаться островками мха и чахлой травы, а кое-где стали попадаться небольшие кустики черники - и он снова лёг на землю, обирая губами эти тёмные спелые ягоды. Обманув немного жажду, он прилёг на мох - и не заметил, как уснул.
Бойцу снилось озеро - лесное озеро в окружении склонившихся деревьев, с прозрачной недвижной водой. Тихие рыбы лениво шевелили плавниками среди росшей в воде осоки, а у дальнего берега в окружении плоских круглых листьев желтели кувшинки. Левее их, на берегу, рядом со спускавшейся с пригорка тропинкой, стояла рубленная в обло небольшая избушка.

Спал он недолго и, проснувшись, не сразу смог вспомнить, как сюда попал.
Озера не было, и это показалось ему обидным и неправильным. Приснившееся озеро было более живым, чем этот строгий и безмолвный лес вокруг. «Пить, - занозой сидела в голове мысль. - Пить!»
Он встал и, пошатываясь, двинулся дальше - через лес, через кусты черники, через изредка попадающиеся полянки. «Нужно взять немного левее, - подумалось ему. - Озеро там».
Лес поредел. Вместо хвои и перепрелой листвы под ногами теперь была песчаная почва. Ели сменились соснами. После прохлады бора стало даже немного жарко. В полуденном мареве плавились заросли вереска и седого ягеля. Никаких следов человеческого присутствия не было, но боец шёл так, как будто бы под ногами у него была натоптанная тропинка. Он ни о чём не думал, сил оставалось лишь на то, чтобы идти.
Невидимая тропка пошла под уклон, пахнуло водой - и вот с пригорка, ещё полускрытое прибрежными соснами, показалось озеро.
Дойдя до берега, он упал на мелководье - и несколько минут лежал в воде, впитывая её всей кожей разгорячённого тела. Вода было прозрачной и невероятно вкусной, без привкуса палой листвы или болота. Солнце клонилось к вечеру, и на водной поверхности вспыхивали весёлые мелкие блики. Желтое песчаное дно кое-где поросло тонкой травой,  и глупые мальки бестолково тыкались в голенища его кирзовых сапог.
Наконец он встал. Разулся, сунул в голенища влажные портянки – и, взяв в одну руку сапоги, а в другую винтовку, босиком пошёл по воде вдоль берега - к маленькой уютной избушке, стоявшей на другом берегу возле спускающейся к озеру тропинки.


1
Заснуть Всеславу удалось лишь под утро, когда уже вовсю перекликались петухи. «Надо же, не всех еще поели, - удивился он в полусне. – Только, похоже, недолго вам распевать осталось».
Спал он одетым, сняв лишь сапоги, и сон был некрепким. Снились ему горящие деревушки, стелющийся над рекой чёрный дым, мельтешение людей у переправы. Слышались чьи-то негромкие голоса, осторожное бряцанье оружия, тихое ржание лошадей – и он не мог понять, во сне ли всё это происходит, или же спать ему не дают отголоски яви. И когда, наконец, удалось провалиться в тёмный сон без сновидений, кто-то потряс его за плечо и негромко сказал: «Вставай, княжич, герцог на приступ пошёл».
Всеслав открыл глаза, всматриваясь в полумрак подклети и, не придя ещё до конца в себя, рывком сел на лавке.
- А, это ты, Улеб! – наконец сообразил он. – Погоди, сейчас обуюсь. Что, они всё-таки решились?
- Да, не стали дожидаться, пока пороки наладят. Видать, врасплох взять решили. Ратибор уже на стене, меня за тобой послал.
Теперь Всеслав слышал и топот ног по лестнице, и лязг оружия, и отрывистые возгласы готовящихся к бою дружинников. Был слышен и еще какой-то гул;  Всеслав не сразу понял, что это гомон массы людей, бегущих на приступ крепостных стен.
- Ну, пошли, - сказал он, второпях надевая перевязь.

Война началась неожиданно. Войска герцога, еще несколько месяцев назад разбившие соседнего князя Болеслава, казалось, обустраиваются на правом берегу широкой Даны и не собираются соваться на эту сторону, в Заречье. И хотя зареченский князь Храбр не особенно верил в угрозу с запада, он всё же прислал сюда, в крепость Застава, старшего сына Всеслава вместе с воеводой  Ратибором, чтобы те уверились в готовности крепости к обороне. Сам Храбр, с частью своей дружины, ушёл на восток, отражать натиск так некстати набежавших степняков. В стольном же Кременце князь оставил младшего сына Ярополка, под присмотром второго воеводы Гордяты.
Однако неделю назад воины герцога ночью скрытно подошли на челнах к переправе через Дану и сходу захватили её, разбив проморгавшую врага слабую охрану.  Сбросить в реку быстро укрепившегося противника не удалось, дружина у княжича Всеслава была небольшая - и они с Ратибором приняли единственно разумное в этом случае решение.  Став заслоном на полпути от переправы к Заставе, дружина дала тем самым жителям Поймы и Захлумья время уйти в крепость, и дальше через неё – на дорогу в Кременец. Несколько дней тянулись мимо дружинников телеги с нехитрым селянским скарбом, шли беженцы, гнали гурты скота. Но враг накопил силы, перешёл в наступление  – и дружина отошла в крепость.

Первая волна атакующих тащила с собой брёвна и деревянные лестницы. Ров был неглубок, а лучников на стенах мало - и неприятелю удалось почти без урона подойти к крепости. Пока одни пытались опустить мост через ров, другие уже приставили лестницы и забросили на стены верёвки с крючьями. Миг – и по ним вскарабкалась вторая, свежая волна врагов. Лучники герцога, подойдя к самому рву, прицельной стрельбой не давали защитникам отпихнуть лестницы от стен. Вот один из дружинников неосторожно высунулся из-за укрытия – и получил стрелу в плечо.
- Топоры бери! Топорами рубите, мать вашу! – послышался невдалеке голос Ратибора. – Княжич где? А, ты здесь уже! К правой башне давай, там сбоку ещё отряд заходит.
Всеслав отыскал взглядом Улеба – и они, пригибаясь, побежали к правой угловой башне. Там уже вовсю кипела рукопашная; несколько вражеских воинов успели забраться на стену и пытались сейчас оттеснить дружинников от бойниц. Над стеной показалась чья-то усатая голова; Всеслав походя ударил по ней кулаком в боевой перчатке, и голова исчезла. Улеб схватил из лежащей рядом кучи один из камней и с силой метнул его за стену - туда, откуда лез враг. Послышался треск ломающегося дерева и чей-то истошный крик.
- Что, не нравится, сучий хвост? – обрадовался Улеб.
К ним подбежала группа дружинников, и среди них несколько вооружённых чем попало посадских людей. Укрывшись за зубцом, Всеслав глянул вниз, вдоль стены. По полудюжине приставленных лестниц уже готовились карабкаться наверх новые враги.
- Разбирайте камни и шесты, становитесь вдоль стены! – велел посадским Всеслав. – Сбрасывайте лестницы. Куда побежал? Здесь становись! А вы – там и там! Не высовывайтесь без толку, стрелу поймаете!
- Чурила! – узнал он одного из дружинников. - За старшего здесь остаёшься, возьми себе ещё пятерых. Не давайте им влезть на стену. Остальные – за мной! – скомандовал он дружинникам.
Они с ходу врубились в сечу у башни. Для широкого замаха было тесно, орудовали в основном ножами, палицами, а то и кулаками. Всеслав видел бой как бы урывками; мелькали чьи-то лица, звякал металл, слышались отрывистые возгласы. Кто-то катался по бревенчатому настилу в смертельной рукопашной схватке, кто-то выл у стенки,  обхватив руками живот.  Всеслав увидел перед собой вражеского воина, тот теснил дружинника, с хеканьем рубя перед собой воздух коротким мечом. Резкий выпад кинжала сбоку под поднятую руку – и враг вдруг обмяк, выронив оружие. Опомнившийся дружинник довершил дело, ошеломив раненого ударом палицы. А со стены уже лезли новые враги.
Несколько следующих минут Всеслав запомнил смутно. С кем-то он рубился, кого-то спихивал с лестницы, что-то приказывал. И вдруг всё как-то разом закончилось. Улеб, приподняв тело последнего врага, с натугой перевалил его через крепостную стену. Гулкий удар о землю словно обозначил наступившее затишье; слышалось лишь разгорячённое дыхание дружинников и негромкий стон раненого.  Да ещё где-то вдалеке, в глубине густого леса, безмятежно куковала кукушка, словно отсчитывая оставшееся кому-то время.

- Никак отбились, – сказал подошедший Ратибор. – Ранен, княжич?
- Цел, - ответил Всеслав. Он снял шлем, тыльной стороной ладони вытер со лба пот и удивленно уставился на мазки крови. – Не моя, вроде.
- Ну-ка, гляну, - воевода осторожно повернул Всеславу голову. – Цел, царапнуло только. Ничего, до свадьбы заживёт! Ладно, пойдем на восточную стену, там нынче что-то сильно шумели.

Крепость Застава была о четырёх углах и о четырёх каменных стенах. С западной стены, самой высокой и лучше прочих укреплённой, открывался вид на Пойму и на текущую у закрая земли полноводную Дану. Южная стена крепости стояла над глубоким оврагом, по дну которого бежал своенравный Крутец. С севера же и до самых гор был густой лес. Но здесь, у Заставы, к стене крепости почти вплотную подступали поросшие соснами крутые холмы - отроги не столь далёких отсюда гор. Крепость запирала проход на Планину в самом узком месте, и пройти здесь не смог бы не только конный, но и пеший – земля была усеяна валунами и усердно утыкана надолбами, да и простреливалась со стен насквозь.
Обойти Заставу можно было только лесом, дав крюк по узкой Орочьей тропе, которая начиналась к северу от Поймы, в Захлумье, шла по предгорьям, и выходила на дорогу к Кременцу верстах в трех восточнее Заставы. Но и по тропе всаднику пройти было сложно, разве что с лошадью в поводу. Войско же с обозом пройти там не могло вовсе.

Возле восточной надвратной башни было людно. Дружинники взяли пленного, и теперь обступили его полукругом, слушая, как сотник ведёт допрос. Пленник, молодой светловолосый парень, держался скованно, но на вопросы отвечал без запинок.
Сам он был из наёмников; герцог пообещал им, помимо денежной выплаты, ещё и земельные наделы тут, в Пойме. Его отряд пришел сюда вчера – и именно по Орочьей тропе. Они должны были забраться на стену спустя некоторое время после начала основного штурма, когда дружина ослабит защиту этой стены. Однако сотник, отвечавший за оборону восточных ворот, строго наказал своим дружинникам затаиться и ничем себя не проявлять, покуда нападающие не полезут на стену. Чутьё подсказывало ему, что враг затаился поблизости – и не обмануло.
- Сколько их было всего, Бажен? – спросил Ратибор.
- Чуть за сотню. Без лучников и конных, только пеши. И лестниц с ними было дюжины две, видно, что прямо здесь делали. С треть этак мы положили, а его, - сотник мотнул головой в сторону наёмника, - пленили, вишь.
- Пеши, говоришь? – воевода повернулся к пленному. – Так что, конных среди вас не было? А вьючных лошадей?
- Не было, - мотнул головой пленник. – Оружие, провиант - всё на себе тащили.
- А что же мне сказывали вчера, будто слышали в этой стороне конское ржание? А ну, отвечай! В глаза смотри!
- С нами конных не было, господин, - видно было, что пленник заметно струхнул. – Вот только… - он замялся.
- Что - «только»? Договаривай, сукин сын!
- Вчера, когда мы шли по тропе, на ней попадался конский навоз. Видимо, там прошёл небольшой отряд, за день или два до нас.
- Вот и жди теперь вестей из Кременца! – в сердцах сплюнул Ратибор.
- Но мы же проводили третьего дня обоз с беженцами? - усомнился Всеслав. – Все было тихо, и дорога чиста.
- А зачем им себя показывать? Они гонцов и одиночные обозы перехватывать будут, чтобы сообщение с Кременцом прервать да беженцев в крепости запереть. Маленький отряд на дорогу теперь не пошлёшь – перебьют или вырежут. А пошлём сотню – защиту Заставы ослабим, они сразу герцогу знать дадут.
- Как они ему знать-то дадут, Ратибор? – спросил сотник. – По воздуху полетят, что ли?
- Вот именно что по воздуху. Дозор наш клетки с голубями на переправе видел. Думаешь, герцог голубков-то себе на обед разводит?

Повисло угрюмое молчание. В тишине стали слышны звуки, которых ранее словно и не замечали: мычание скота на площади перед гридницей, где табором расположились селяне, скрип колодезного ворота, ржание лошадей в конюшне. И вдруг со стороны дороги на Кременец как бы в ответ им заржал конь.
- Глянь, конный! – толкнул в бок Улеб Всеслава. – Не один, вон за ним ещё… Да то погоня!
Из-за поворота дороги вылетел всадник. Было видно, что с ним что-то не так, он почти лежал на спине коня, клонясь попеременно то в одну, то в другую сторону.  Горяча лошадей, его нагонял пяток других всадников.
- Где лучники? Луки к бою! Отсекайте погоню! – медведем взревел Ратибор. – Остальные – вниз, отворяйте ворота. Быстро!
Дружинники с грохотом посыпались по лестнице.

Тяжёлые ворота не хотели растворяться. Поминая всех родичей герцога по матушке, дружинники, с трудом открыв забухшие засовы,  отворили одну створку – и вовремя. Всадник сходу пролетел башню и на площади с натугой осадил хрипящего коня. На этом силы его иссякли, и он свалился бы на землю, не подхвати его Всеслав с Улебом.
- Княжич… ты? А Ратибор?
- Здесь я, - подошёл Ратибор. – Эй, кто-нибудь, принесите гонцу воды!
- Погоди… после. Ранен я, кончаюсь, - гонец обвел дружинников мутным взглядом. Только сейчас Всеслав заметил торчащее из его спины оперение стрелы.
- Князь Храбр погиб, - гонец закашлялся, из угла рта у него потекла тонкая струйка крови. – Новый князь Ярополк послал Гордяту на степняков. Сам остался в городе. На севере собираются орки… – гонец замолчал, с трудом переводя дыхание. – Ярополк велел держаться, сколько сможете. И, это, княжич… не ждите помощи. Не будет вам никого на подмогу.


   2
Зазвонил телефон. Андрей досадливо покосился на него, оторвался от компьютера, тяжко вздохнул и взял трубку.
- Серверная. Слушаю вас.
- Андрей, у меня опять принтер не работает. Подойди, пожалуйста!
- Сейчас, Танюша, подожди одну минутку.
   - Андрю-уша… - протянула Татьяна. – Я шефу срочные бумаги печатаю. Он же меня съест!
   Представив себе капризно выпятившую нижнюю губку Танюшу и мысленно чертыхнувшись, Андрей быстро сохранил данные и вышел из программы. Прихватив с собой на всякий случай отвёртку, он отправился в приёмную.  Андрей знал, что женщин надо ублажать.  А уж секретарш - особенно.
   - Привет, Танюша! Шо, опять? И что ты с ним сотворила на этот раз, радость моя?
   - Привет, Андрей! Я не твоя радость, я твоя головная боль. А к нему, - Татьяна указала пальчиком на принтер, - я вообще не прикасалась! Он просто плохо работает.
   - Сейчас гляну… ну, вот и всё, а ты боялась, - Андрей вытащил из принтера основательно измочаленный  лист бумаги.
   - Вот видишь, он бумагу жуёт! Я же говорила, что надо новый покупать.
   -Та-неч-ка! А вот это вот что такое? – Андрей ткнул пальцем в жёлтое пятно на листке. – Это, кисонька моя, кофе. И хорошо ещё, что ты его пьёшь без пирожных, а то твой принтер вообще сгорел бы синим пламенем. Всё-таки диета – великая вещь!
   Татьяна надулась. Её вечная борьба с мифическим лишним килограммом служила неиссякаемым источником радости для мужского контингента фирмы. Но долго сердиться она не умела.
   - Андрюша, а ты когда поставишь мне ту заставку, с котиком? Ой, я совсем забыла, а ещё Сергей Иванович просил тебя зайти. Он что-то спросить хотел.

   - Добрый день, шеф! Как дела олигархические?
С директором фирмы у Андрея установились приятельские отношения. Правда, вначале шефу не очень нравилось, что в свободное время Андрей явно занимался какими-то своими делами. Но техника работала исправно, с сетью и Интернетом особых заморочек не возникало, программы обновлялись вовремя, а всякую неизбежную канцелярщину, относящуюся к компьютерам, Андрей без разговоров взял на себя. Что ещё требуется от программиста?  Ну, разве что отловить зловредный вирус, поставить на ноутбук шефа новую игрушку или отремонтировать кому-нибудь домашний компьютер. Но проблем не было и с этим. Проблемы появились как раз тогда, когда Андрей был в отпуске, а приглашённый со стороны умелец умудрился убить бухгалтерские базы данных. Андрею пришлось восстанавливать их почти двое суток – но зато уж теперь никто не сомневался в праве программиста в любое время пить кофе, слушать музыку или отражать под Прохоровкой прорыв немецких танков. Однако про основное увлечение Андрея знал только шеф.
   - Дела? Дела как сажа бела. Вот, полюбуйся – с утра эта дамочка бродит по всему экрану, трясёт сиськами и отвлекает меня от мудрых размышлений. Оно бы и ничего, я и не особо против – но ведь она, зараза, стала денег требовать! Пошли, дескать, СМС-ку – и будет тебе счастье, а не то вообще жизни не дам.
   - Не послал, надеюсь? А вот где ты эту красотку подцепил, хотел бы я знать? – спросил Андрей, усаживаясь за компьютер шефа. - Блин, поставлю фильтр, чтобы не лазил шаловливыми ручонками куда не надо, не посмотрю, что начальник!
   - Обижаешь, однако. Я нынче даже на «Ресурс Удава» не заходил. Просто мне предложили установить какое-то дополнение, ну я и…
   - Вот удивляюсь я на тебя, Сергей. По жизни ты - суровый гамадрил бизнеса, и в излишней доверчивости ни разу замечен не был. Так какого ж ты хрена, как семиклассница, радостно жмёшь на «окей», когда и козе известно, что с бесплатного сыра только дри… Несварение желудка случается, я хотел сказать.   
- А вот за гамадрила можно и премии лишить… - задумчиво сказал Сергей в пространство.
   - Я разве сказал - гамадрил? – поразился Андрей.  - Извините, шеф, я имел в виду крокодила.
   - То-то же! Начальство уважать надо. Даже программистам.
   - Всё, гражданин начальник! Сейчас перезагрузим – и от дамочки вашей даже воспоминаний не останется. Прошу!
   - Ну, спасибо! Можешь возвращаться к своим подопечным. Как они там поживают, кстати?
   - Да как тебе сказать… По разному поживают.
   - Что Андрюха-мастер, не выходит каменный цветок? – с иронией спросил Сергей.
   - Да не то чтобы не выходит, - неохотно ответил Андрей. – Просто вопросов пока больше чем ответов. Ну, вот если на пальцах объяснить, что такое искусственный интеллект, и когда он перестаёт быть искусственным и становится просто интеллектом – это я ещё могу сделать. Грубо говоря, вот когда ты познаёшь мир, осознаёшь себя в нём, и решаешь, как в этом мире существовать и как, вместе с другими такими же или вопреки им, прогнуть мир под себя – ты и есть сапиенс. А вот если ты этот мир понимаешь хреново, то у тебя проблемы.
   - Но ты же вроде хвастался, что мозгов им вложил немеряно?
   - А что толку? Как-то не так они свой мир воспринимают. Получается, что мир как бы сам по себе, а они сами по себе. А ведь я для них, убогих, расстарался. Я даже, если хочешь знать, спёр у биологов программы моделирования генотипа и фенотипа.
   - Тёмный я, Андрюха, поясни. Это как?
   - Ну, вот есть, допустим, описание набора генов какой-нибудь ёлки. Генотип, то есть. И есть условия, в которых эта ёлка растёт – состав почвы, освещённость, годовая температура, осадки, роза ветров и прочее. Так вот, программа нарисует тебе эту ёлку через год, через десять или через сто лет, и выдаст плотность и качество древесины, степень заражённости грибком, число шишек, и даже сколько белок на ней живут, если захочешь. А на основе этого можно моделировать развитие всего ландшафта на какой-то территории.
   - Ну, ни фига себе, ты жучара. Да тебя сажать пора, хакер хренов. А что, разве все геномы уже расшифрованы?
   - Нет, конечно. Но и того, что есть, хватает. Ты думаешь, основное время программа тратит на личные заморочки персонажей да на управление цивилизацией? Отнюдь нет – на моделирование их мира, от белки до ёлки. Не мир, а конфетка получилась. Живи – не хочу.
   - И что, не хотят?
- Ну почему, хотят. Только я-то этот их мир вижу как настоящий, я его понимаю. Захочу – загляну в любой его уголок, и узнаю историю каждой травинки и мотылька. А вот они свой мир толком не знают и не понимают. Какие-то знания о своём мире у них есть изначально, но узнать что-нибудь новое они могут, только если треснутся об него лбом, как об шкаф в тёмной комнате.  А они по идее должны открывать этот мир, описывать его в своих понятиях, на своём языке – словом, сами создавать в своём видении образ этого своего мира, с его законами. Я ведь там только демиург, Брахма. Сотворил и спать ушёл. Ну, ещё за Шиву-разрушителя подрабатывать приходится, не без этого. А получается, что их миру нужен ещё и Вишну, хранитель. Без хранителя у них постоянно какие-то заморочки происходят.
   - Нет, мужик, я тебя не понимаю. Ну, нужен им хранитель – так будь им!
   - Я что же, ещё и сопли им утирать должен? Они же у меня вроде как существа разумные, а не какие-то там менеджеры офисные. В идеале, должны обходиться без вмешательства.
   - Что-то ты усложняешь. Или, наоборот, упрощаешь. Человечество, прежде чем окончательно слезть с пальмы, десятки тысяч лет училось говорить «мама», шить портки и готовить пиццу. А ты их создал уже готовенькими, с портками вместе. Откуда им хорошо знать свой мир? Или ты отпускаешь их на вольные хлеба – и тогда жди, когда они ещё там соберутся науку и технологии изобрести. Или же будь добр поработать в качестве Вишну, водить их за ручку. Или, на худой конец, Арджуной. Я не прав?
   - Есть там уже свой Арджуна. Прав ты, конечно, но ведь хочется чего-нибудь получше и побыстрее. Чтобы они сами до всего дошли, пусть даже и с некоторым посторонним вмешательством, но минимальным. Вообще-то, кое-что я придумал. Но надо ещё попробовать.
   - Пробуй. Ты, кстати, не шибко размахнулся, на фирменном-то серваке? А то ведь когда за тобой придут, заметут за компанию и меня, как я понимаю.
   - Это ты ещё мой домашний сервак не видел, - ухмыльнулся Андрей. - Не придут и не заметут.  Весь проект распределен по целой куче компов в интернете. Правда, их хозяева об этом не подозревают. Надо, к примеру, просчитать ландшафтик какого-нибудь оврага – так пусть этим и занимаются где-нибудь в Индонезии, им всё равно делать нефиг, у них сейчас ночь. Сборка же и визуализация – у меня дома. И то, так просто это не проследишь и никакой криминал не впаяешь. А здесь я в основном программы разрабатываю да результаты смотрю.  Так что всё по-честному, шеф.

   Знак судьбы

   Вот бывают же городишки, одним своим видом вызывающие глубокое и безнадежное уныние! И будь даже они расположены недалеко от столицы или бойкой дороги, всё равно кажется, что за околицей начинается край света. И за этим краем нет ни трёх китов, ни черепахи, ни тем более Атланта - там нет вообще ничего. Как в холодильнике после хорошей пьянки с друзьями.
   Заславль оказался именно таким. Хотя доехать до него от Минска можно было бы даже на велосипеде, он, похоже, давно и прочно был тем, что в моём представлении именуется глушь несусветная. Он и был этой глушью с самого своего рождения, насколько мне известно. Ещё аж в позапрошлом тысячелетии князь Владимир стольнокиевский сослал сюда своего сына Изяслава, вместе с его матерью, а своей женой Рогнедой. Эта шустрая бабёнка устроила на муженька покушение - ну, тот и спровадил её в этот захолустный городишко, вместе с попавшим под раздачу Изяславом. Вот же изверг, прости Господи, а ещё святой.
   Впрочем, я, наверное, несправедлив к князю Владимиру. Через пару лет он отдал Изяславу в удел Полоцк, куда тот и перебрался вместе с маманей. А Заславль, оказывается, раньше звался Изяславль - в честь князя, а вовсе не от слова "заслать", как я предположил вначале, увидев перед собой его унылую панораму.
   Пройдясь по городу и проникшись искренним сочувствием к невинно репрессированному княжичу Изе, я потусовался среди местных атлантов, подпирающих стенку продуктового магазина. Были они на удивление почти трезвые и ждали машину на какие-то Должаны. Не то электрики, не то телефонисты, а вернее всего просто местные умельцы на все руки, срубившие очередную шабашку. Ничего путного узнать у них не удалось, и я зашёл в магазин - и был наповал сражён тамошней продавщицей.
   Вот чем мне нравится Беларусь, так это женщинами. Здесь сохранился чисто славянский тип светло-русых сероглазых красавиц. А эта, вдобавок, была с косой, да и звали её Олесей.
   Увы, мои робкие попытки познакомиться поближе ждал полный и окончательный облом - Олеся оказалась уже несколько месяцев как замужем. Вот всегда у меня так! Отродясь я не бывал в этом самом Заславле, а когда приехал - выяснилось, что опоздал эдак на полгодика.
   
   А ведь мог поехать сюда ещё год назад! И надо было, наверное - но поленился брать отпуск, да и не очень поверил Сашке. Не авторитет он для меня, слабоват ещё как сенс и мог ошибиться. Но затем я получил некоторые подтверждения его слов и решил - надо съездить.
   Мы ищем места силы. Можно не верить в магов, экстрасенсов, колдунов и прочую эзотерику, но скажу одно - места силы существуют. В них есть особая энергетика и мы, сенсы, никогда не упускаем случая побывать в таких местах, где энергия Земли выходит на поверхность. Обычно они находятся на разломах тектонических плит. В горах, например. Местами силы являются и некоторых храмы и монастыри - но расположены они обычно тоже в горах или у источников. Святые отцы не ставили свои храмы абы где и абы как - уж в чем-чем, а в таких вещах они разбирались.
   Но место силы на равнине, у сонной речки Свислочь, где никаких геологических аномалий отродясь быть не должно - это редкость. И требует изучения. Поспрашивав народ, который в теме, я выяснил - да, что-то похожее там вроде бы было отмечено раньше, но потом исчезло. И тут появляется со своим свидетельством Саня, решивший в прошлом году погостить у своего дядьки в Заславле.
   Вот у Саниного дядьки я и остановился, решив жить тут с недельку и выяснить, в чём дело.
   
   Чем больше я бродил по городу, особенно по старой его части, тем больше с ним примирялся. Какая-то его особая неспешность, местный неторопливый говорок, да и видимые даже обычным взглядом следы седой древности настраивали душу на этакий умиротворяющий лад. Появилось даже чувство, что я тут когда-то бывал - да что там, просто хорошо его знал. Знал, но за житейской суетой и погоней за чем-то совершенно теперь не нужным забыл напрочь - и вот вернулся сюда, как во сне возвращаешься иногда в детство. Что-то посконное и домотканое не просто сохранилось здесь - оно никогда и не исчезало, как будто бы Заславль завис во Вселенной вне времени и пространства, и все бурные события минувших эпох прошли сквозь него, не затронув его тайной и сокровенной сути.
   Набродившись вдосталь, под вечер я вернулся к Санькиному дядьке. Дядька Гнат был в том возрасте, когда с равным правом его можно было назвать и мужиком и дедом. По Саниным рассказам, жил он бирюком и был по жизни молчаливым пофигистом, однако на извлеченную мной из объемистой дорожной сумки снедь и, особенно, на бутылку водки реагировал весьма положительно. На столе тут же появились соленые грибочки, огурчики, сало, а когда водка неожиданно быстро закончилась - то и объемистый запотелый графин местного бимбера, на удивление весьма неплохого. Впрочем, на бимбер я особо не налегал, поскольку с утра собирался посидеть с удочкой на Свислочи. Получив от дядьки наставления, куда нужно идти, я завалился спать.
   
   К своему удивлению, спал я некрепко и проснулся рано. Похоже, вчера перебрал я не только спиртного, но и новых впечатлений. Мне снились князь Владимир, Изяслав, битвы с какими-то древними гопниками и молоденькая продавщица Олеся.
   Раннее утро встретило меня сплошным туманом. Им было завешено всё, плотными клубами и полосами он змеился над дорожкой, над тропкой, над мокрой травой, над сонной речкой. Я быстро промок насквозь, но сквозь туман уже пробивалось солнце, и день обещал быть теплым. А пока можно и потерпеть, несуетно приводя в порядок мысли над закинутой наудачу удочкой. Но думалось почему-то опять о древнем Заславле и Олесе.
   Я пришел сюда не зря. Что-то происходило в мире этим туманным утром. Всей своей промокшей шкурой я чувствовал нарастающую силу. Но это была не мощь Земли, это было что-то иное. Этот туман, он как будто проходил сквозь меня - и я словно таял вместе с ним, исчезая под лучами утреннего солнца. Думать уже не хотелось совершенно - и я отключил мозги, целиком отдавшись новым ощущениям.
   Вдруг туман будто сдернули, как словно бы враз поменялись декорации в некоем театре. Я мог бы поклясться, что этой ракиты метрах в пять от меня здесь раньше не было. Конечно, из-за тумана я мог ее и не разглядеть. Но это вряд ли. Я встал и повернулся, чтобы размять косточки.
   А вот уж этого точно не может быть, потому что этого не может быть никогда. В версте от меня, окруженный земляным валом с бревенчатыми стенами на нем, стоял город Изяславль. Я поморгал глазами. Помотал головой. Ущипнул себя за ляжку. Больно, черт! Но город стоял непоколебимо. Стояли стены, за которыми были видны несколько бревенчатых рубленных в обло строений, стояли угловые и надвратная башни, подъемный мост через ров, деревушка недалеко от города. И от этой деревушки в моем направлении неторопливо шла по тропинке какая-то девчонка с большой плетеной корзиной на плече.
   Портал! Етишкина жизнь, а ведь можно было бы и догадаться. Я слышал о таких вещах, но всерьез в них никогда не верил. Мало ли баек ходит среди пестрой тусовки эзотериков. кастанедовцев, самопальных йогов, потомственных якобы колдунов и прочей братии. И вот, надо же, вляпался. Но я тоже хорош, дубина стоеросовая. Кажется, сделал все, чтобы портал сработал - настроился на Изяславль, отключил рациональное мышление, вобрал неизвестно какую энергию... Ну, кто в теме, тот поймет. Но мне-то от этого не легче.
   Девчонка уже на подходе. Та-ак... И что будем делать? Прятаться глупо - испугается, поднимет визг. Решено, выхожу навстречу. Как вот только с ней говорить?
   
   - Здравствуй, девица! Не бойся меня, я не кусаюсь. Как тебя зовут?
   Ошалели мы оба. Девчонка - оттого, что никак не ожидала увидеть здесь кадра в дядькиной брезентухе, рваных джинсах и кроссовках. Я - поскольку был как-то не совсем готов увидеть одетую в грубый холщовый сарафан продавщицу Олесю. Хотя нет, не она, конечно. Но очень похожа.
   - Здрав будь! Какой ты смешной и так смешно говоришь. Кто ты еси?
   Если уж быть точным, говорила она не совсем так, да и выговор у неё был непривычный. Протяжный, певучий. Отчасти, видимо, еще и потому, что она растягивала и слова, оканчивающиеся на согласный - "здраво", "тако". Но я-то ее понимал, а сам старался говорить так, чтобы обойтись без тех словечек, которые наш великий и могучий нахватал за тысячу лет своего существования от всяких там татар, немцев и амеров.
   - Издалека я, девонька. Сергеем меня зовут. В гости мы ходили, с товаром. Да напали на нас разбойники, кого поубивали, а кого в полон взяли. Удалось мне от них бежать, домой вот пробираюсь. - Я врал вдохновенно, и девчонка вроде бы верила. Во всяком случае, она успокоилась и убегать не собиралась. - А ты кто такая и зачем к реке одна пришла?
   В общем, разговорил я ее помаленьку. Умение заговаривать зубы представителям слабого пола - вещь хотя и наживная, но не зависит ни от эпохи, ни от национальности. Выяснилось, что ее зовут Неждана, а к реке она пришла, чтобы проверить верши. Хоть и не девичья это работа, но приходится. Сирота она, живет приемышем у своего стрыя Ставора, но тот недавно отбивал вместе с ополчением набег каких-то там ятвягов и получил ранение - стрелу в ногу. С трудом, но я вспомнил что стрый - это дядя по отцу, а ятвяги - одно из племен прибалтов.
   Достали мы ее верши. Неплохой улов, я вам скажу. Тут я вспомнил про удочку и, к своему изумлению, вытащил не слишком мелкого язя. Неждана посмотрела на мою добычу критически, но в корзину положить разрешила. Однако, когда я произнес слово "удочка", она покраснела и, кажется, собиралась влепить мне пощечину. Видимо, меня спасло написанное на физиономии искреннее недоумение. Правда, когда я сообразил, что раньше обозначало слово "уд", краснеть пришлось уже мне.
   Корзину до хаты мы тащили вместе. Хорошо хоть, что по пути никто не попался.
   С дядькой Ставором договориться было сложнее. Неждана, к моему удивлению, хотя в разговор мужчин почти не вмешивалась, пару слов в мою поддержку сказала. Ставор же долго расспрашивал и переспрашивал меня, но после того, как я подарил ему удочку с запасными крючками и пообещал так весьма кстати прихваченный на рыбалку туристский нож, он разрешил мне пожить у них какое-то время. На этом официальная часть была закончена, и я добровольно поступил в распоряжение Нежданы, на предмет потрошения рыбы. Испросив себе, в целях маскировки, какие-нибудь рубаху и порты попроще.
   
   - А ведь ты неправду говоришь, Сергей! - сказала Неждана, когда рыба была разделана, вода нанесена, а огород полит. - Дядьке-то ты зубы заговорил, но я знаю, что ты не купец и ни к каким разбойникам не попадал.
   - Почему ты так думаешь?
   - А я не думаю, я вижу. И коло твое вижу. Другая бы сразу убежала от тебя там, на речке. А я у бабки Зоряны волшбе училась, умею человека от нечисти отличить. Ты человек, и хороший человек, но совсем чужой. Кто ты?
   - Коло - это что?
   - Это круги такие над головой, разноцветные. И каждый цвет свое означает, каждый о человеке рассказывает, о его помыслах и о его душе.
   Понятно, это она про ауру говорит. Выходит, сенс Неждана. Коллега. Что же, попробую рассказать ей, откуда я взялся. Если она правду от лжи отличать может, то и поверить сможет, какой бы странной ей моя история не показалась.
   Я рассказал Неждане все. Сидели мы с ней друг напротив друга, на каких-то колодах у сарая с сеном - и я рассказывал. А она, подперев подбородок кулачком (чтобы рот от изумления не открывался, наверное), слушала. И верила. Вот умеют же люди слушать и умеют верить! И даже мои доказательства, зажигалка и мобильник, не особо понадобились. Она поверила сразу и во всем. Врать мне было незачем, а она, наверное, действительно видела меня насквозь.
   
   А ночью она пришла ко мне на сеновал. И было всё, что должно было быть. Потому что если понимаешь человека и веришь ему - утаить друг от друга, что мы оба влюбились с первого взгляда, невозможно. Да и не нужно, наверное. И слова здесь ни к чему.
   Наговорились мы после, уже под утро, когда лежали, измученные, на покрытом кошмой душистом сене и слушали перекличку деревенских петухов. Она не была девушкой. Её обручили с сотником княжеской дружины, а после этого, как я понял, молодым уже можно все. Хотя сотник не был молодым, ему было уже под сорок. Он ушёл отражать набег - тот же, в котором ранили Ставора - и не вернулся.
   - Ты любила его, Неждана?
   - Нет. Но куда же мне деться, сироте? Всякий обидеть может, да и у дядьки на шее долго не проездишь, он и сам жену себе подыскивает. Стерпится - слюбится, Сергей. Так думала.
   - А теперь?
   - А теперь я люблю. Тебя люблю, глупый.
   И снова слова стали нам не нужны.
   - Ты знаешь, Горислава на меня глаз положила. Хочет за своего сына взять. - Сказала она, когда мы отдышались в очередной раз. - И я бы пошла, если бы не встретила тебя.
   - Горислава - это кто?
   - Так Рогнеда же, жена князя Владимира. Прогнал её князь, за дело прогнал, а сгоряча и сына тоже, так она теперь его славить решила.
   - А сын - это Изяслав? - в тонкости взаимоотношений Владимира с Рогнедой я решил не лезть.
   - Да. - Удивленно ответила Неждана. Потом тихо рассмеялась. - Я все забываю, что ты к нам из небыли попал.
   - Как это - из небыли? - Я заартачился. - Это у вас тут сказка какая-то дремучая. Не знаю, смогу ли я здесь...
   Я прикусил язык. Но она поняла.
   - Не думай об этом, любый мой. - Неждана помолчала. И я... я тоже не хочу думать. Все решится само. Как Велес рассудит, так тому и быть. А сейчас иди ко мне. Ой, какой у тебя интересный знак здесь, на животе. Как бабочка!
   - Это родимое пятно такое. Говорят, оно повторяется у нас в роду через поколение.
   - Это знак судьбы, милый. Ты будешь счастлив. А я...
   
   Буду ли я счастлив? Не знаю. Но эти три дня и три ночи я был счастлив. Много ли это или мало, не мне судить.
   А потом старый служитель Велеса рассудил, что мне нужно возвращаться. И мы поняли - так тому и быть.
   
   Как и обещал волхв, я вернулся в то же место и в тот же час. Даже туман ещё не успел рассеяться. О рыбалке я как-то даже не вспомнил и вернулся к Гнату. Он ещё дрых, в компании с пустым графином. Но пока я заваривал свежий чаек, дядька оклемался.
   - Чаек? Чаек, это хорошо. Вот только сбегал бы ты лучше, мил человек, к Олеське, она как раз сейчас должна магазин открыть. А то вишь, сало-то с огурчиками остались, а они с чайком как-то не того...
   Наверное, Гнат был прав. Мое-то похмелье прошло еще три дня назад, но я чувствовал, что без бутылки мне придти в себя будет трудновато. И без лишних слов отправился я в магазин.
   В продмаге, на мое удивление, было довольно многолюдно, но из страждущих был один я. Остальные покупатели, в лице многочисленных бабок, придирчиво выбирали покупки.
   - Здравствуй, Олеся! - Сердце у меня дрогнуло. Нет, все-таки похожи они с Нежданой, очень похожи.
   - Ой, привет, Сережа! Что это ты какой-то помятый и щетину успел отрастить как у цыгана?
   - Да мы тут вчера с дядькой мой приезд немного отметили. Ты мне без сдачи бутылочку не отпустишь?
   Склочного вида старушонка, поджав губы, уже готовилась высказаться по моему поводу, как вдруг расплылась в улыбке.
   - Ой, Олесенька, никак к тебе родственник приехал?
   - С чего вы так решили, тетя Маня?
   - Так похожи ж вы с ним, как брат и сестра.
   - Да обознались вы, тетя Маня. Он Гнату родственник, наверное.
   Я не стал объяснять, что родственников у меня ни в Заславле, ни вообще в Беларуси нет. Зачем? Вместо этого я быстренько обменял пару бумажек на бутылку, подмигнул Олесе и собрался уходить.
   - И впрямь, похожи-то как. - Внезапно вмешалась другая бабка. - Да вы сами-то встаньте рядом у зеркала, посмотрите.
   Бабки загомонили разом, предчувствуя развлечение. Бабки всегда правы, и нам двоим пришлось уступить. Зеркало висело при входе, над столом для упаковки покупок. Мы с Олесей с недоумением и легкой тревогой рассматривали в нем друг дружку и убеждались, что в словах бабок что-то есть.
   - Ну и что ж, что похожи? - сказала наконец Олеся. - Город наш небольшой и все друг другу родственники, наверное. А он дядьке Гнату родственник. Может быть, у нас какой-нибудь прадед общий. Или пра-пра-прадед. - на большее ее не хватило. - Правда?
   - Правда, - ответил я. - Особенно если у тебя есть где-нибудь родимое пятно в виде бабочки.
   - А ты откуда знаешь... - начала Олеся. И осеклась. - А у тебя правда такое есть?
   Не может быть. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Я почувствовал, что одной бутылки мне сегодня может быть маловато. Неужели...?
   - Есть. - Отрешенно ответил я. И добавил с ехидством. - Показать?
   - Нет уж, не надо, - покраснела Олеся.
   Бабки чуть не визжали от восторга. Мы с Олесей обалдело смотрели друг на друга, потом она фыркнула и засмеялась. Засмеялся и я.
   - Ну, будь здорова, сестрёнка. - Я чмокнул Олесю в щечку, подмигнул старухам и вышел из магазина. Похоже, мне пора уезжать из Заславля. Поводов для пересудов тут хватит минимум на неделю.
   
   Да, слишком многое свалилось в последние несколько дней (или часов?) на мою бедную голову. Нужно какое-то время, чтобы просто придти в себя.
   Но я вернусь в Заславль, Неждана. Потому что бывают на свете городки, куда обязательно хочется вернуться.

Света, спасибо!
Редко я захожу к Олегу, тяжело мне читать здешние рассказы.
Но вот за это  - спасибо ещё раз. Пробило и меня, вполне себе бесчувственного.

Филиал рая

Куда попадает десантник, закончив свою службу?
 Он попадает в рай.
 У рая есть два филиала, земной и небесный. В небесный попадают те, кто не дожил до пенсии. Те, кто дожил, попадают на Эйфорию.

 Вообще-то десантник может возвратиться на Землю, но я почти не знаю тех, кто бы захотел это сделать. Человеку, четверть века прослужившему в космодесанте, трудно вернуться на эту планету законопослушных обывателей. Да и зачем?
 Эйфория — это планета, словно нарочно созданная для ветеранов имперских войн. Планета-сад с благодатным климатом, более чем достойная пенсия, шикарный трёхэтажный особнячок для каждого, отдавшего свою молодость делу Империи. Куча всяких клубов, баров, развлечений, туристских маршрутов. Гастроли лучших артистов Империи. Прекрасные возможности найти себя в мирной жизни, освоить любую профессию. Ежедневные встречи с однополчанами, если захочешь.
 И никаких аборигенов, будь они прокляты.

 И отличные, самые квалифицированные врачи. Бывшему десантнику, у которого за плечами десятки войн и операций умиротворения, врачи пригодятся. Особенно психологи.
 Война — грязная штука. И пусть ты прекрасно понимаешь, что несёшь этим существам (людьми их всё-таки назвать трудно, даже если речь идёт об эмигрантах с Земли) мир, процветание и вечные ценности — всё равно, нейтрализованные посёлки, умиротворённые страны и приведённые к миру аборигены часто снятся тебе по ночам.

 И вот служба подходит к концу. Полковая канцелярия оформляет документы, сослуживцы втайне от тебя скидываются на подарок, а ты продолжаешь тянуть лямку, как будто бы не догадываясь, что всему приходит конец, и расставание с боевыми друзьями неизбежно.
 Но с большинством из них ты ещё сможешь увидеться через несколько лет. На блаженной Эйфории.
 И вот ты стоишь перед строем, с трудом сдерживая слёзы, а мимо тебя проходит весь твой полк, отдавая честь. И поседевший в боях Батя — генерал, отдавший, как и ты, всю свою жизнь служению интересам человечества, прикалывает к твоей груди орден Вечной Благодарности Галактики.



 - Прибыла новая партия, сэр. Будете их принимать?
 - Нет, капитан, устал. Просто вколите им необходимые препараты. И не забудьте предупредить, что это делается для их быстрейшей адаптации к климату Эйфории. А после этого поговорите с ними сами, от имени правительства планеты. Только не забудьте переодеться в штатское, естественно. И чтобы было побольше сердечности, не с аборигенами будете разговаривать, а с нашими славными ветеранами-десантниками.
 - Есть, сэр!

 Полковник устало откинулся в кресле. Вообще-то ему полагалось самому встретить дорогих ветеранов и пожелать им счастливой жизни на Эйфории. Но текучка изматывает. Весь день ему пришлось ругаться со снабженцами, задерживающими очередную партию хлореллы, разбираться с санитарами, опять избившими какого-то важного пациента, оформлять бумаги на новые фильтры для респираторов.
 Проклятая планета! Торчишь здесь уже третий год, а на поверхность без респираторов не сунешься. Нюхнёшь здешнего воздуха — и станешь таким же блаженным дурачком, как уважаемые ветераны. И не факт, что тебя потом смогут откачать даже лучшие врачи Эйфории.

- Итак, подведём итоги, товарищи. По штурмовикам и артиллерии вопросы в основном решены. С реактивной артиллерией и боеприпасами проблем тоже не будет. Так, товарищ Ванников?
- Не будет, товарищ Сталин.
- Хорошо. С танками и их ремонтом вопрос на контроле лично у наркома обороны товарища Сталина. С него и спросим, - усмехнулся в седеющие усы Сталин.

Среди сидящих за покрытым зелёным сукном столом людей прошло лёгкое движение. Никто из них не сказал ни слова, но эти одетые в военную или полувоенную форму серьёзные мужчины как бы разрешили себе немного расслабиться – и сразу стало видна и сковывавшая их до этого напряжённость и въевшаяся как угольная пыль многомесячная усталость.
- И не забывайте – враг не должен даже догадываться, куда именно идёт новая техника и на каком участке фронта готовится наступление. Вопросам секретности перевозок нужно уделять первостепенное внимание, и это не только задача наркома транспорта Кагановича. Секретность начинается в цехах заводов и соблюдается неукоснительно до последнего момента, до начала наступления.
Сталин помолчал.
- Все свободны. А вы, товарищ Берия, останьтесь.


- Садись, Лаврентий, - сказал Сталин, когда все разошлись. – Как у тебя дела с мерами по дезинформации противника?
- Вот здесь подробный отчёт, товарищ Сталин. – ответил Берия, доставая из щегольского портфеля довольно солидную бумажную папку. – А если вкратце, то пока весь комплекс мероприятий выполняется, как задумано.
- Хорошо. Оставь, я посмотрю. У тебя есть ещё что-нибудь срочное?
- Срочного нет, Коба. Но есть данные по тому «шпиону», которого взяли позавчера в Москве.
Слово «шпион» Берия несколько выделил, и Сталин это почувствовал.
- Что, опять нечистая сила объявилась? – пошутил он. - Засланец или попаданец?
- Попаданец. Антон Сидоров, москвич, из две тысячи одиннадцатого, двадцать один год, менеджер по продажам.
- Ну что ты будешь делать, Лаврентий, опять менеджер? – усмехнулся Сталин. - И, конечно, ничего не знает?
- Нового почти ничего. Но подтвердил про фултонскую речь Черчилля. Март сорок шестого, предположительно начало.
- Ну что же, ты знаешь, что с ним делать, - сказал Сталин, беря со стола свою неизменную трубку. – Хотя… Далеко он у тебя?
- В предбаннике дожидается, - сказал Берия, мысленно похвалив себя за предусмотрительность. – Привести?


Антон понятия не имел, куда его привезли в закрытом фургоне. На расстрел? Мысль о расстреле с самого начала занозой сидела в его голове.
Наибольшим потрясением для Антона стал даже не сам скачок во времени из жаркого лета 2011 в зимнюю Москву 1944 года, неизвестно каким образом, а шок от того, что никто здесь особенно не удивился его появлению и не расспрашивал жадно и недоверчиво об этом самом будущем. Конечно, допросы были, и допросы очень подробные, но у Антона создалось впечатление, что ведутся они по ранее известному и не раз опробованному сценарию, довольно корректно и без излишнего недоверия или восторгов. Привычная работа профессионалов, ничего более. И вот это было одновременно и обидно и страшно. Потому что если он тут никому особенно не интересен и не нужен, то судьба его предопределена - оставлять его в живых и тем более отпускать на свободу не будут.
И когда двое сопровождающих провели Антона через какие-то подвальные коридоры, служебные помещения и большую приёмную, в которой сидел только один лысый дядька, внимательно, впрочем, на него глянувший, и подвели к обитым кожей дверям кабинета, где его ожидал какой-то человек в пенсне, Антон понятия не имел, кого он увидит за этими дверями.

- Здравствуй, Антон. Садись вот сюда, поговорим, - сказал невысокий человек в военном френче, хорошо знакомый по фотографиям, рисункам и карикатурам. – Садись, садись, почему стоишь?
- Здра… Здравствуйте, товарищ Сталин, - сглотнув ком в горле, ответил Антон.


- Так значит, в институт ты провалился и пошёл работать в торговлю. И чем торгуешь?
- Компьютерами и этим… всеми прибамбасами к ним, - после нескольких минут разговора Антон немного освоился и понял, что вот прямо сейчас расстреливать его никто не собирается, и перестал добавлять к каждому своему ответу «товарищ Сталин». – Но я и учусь тоже, в заочном институте.
- Прибамбасами, говоришь? Запасные части для компьютеров, приборы для компьютерных сетей и, как их там, принтеры? Ясно. А учишься на кого?
- На программиста. Веб-программирование, разработка программ для Интернета. В общем, это такая всемирная компьютерная сеть, она в наше время…
- Про Интернет я знаю. Ты лучше вот что скажи, почему ты решил учиться именно на программиста? Они много зарабатывают?
- Не очень уж и много, товарищ Сталин. Просто программистом работать интересно, шевелить мозгами приходится. Ну, думать то есть.
- Вот как, ему интересно. Слышишь, Лаврентий?
«Значит, в пенсне - это Берия», - понял Антон и искоса взглянул на сидевшего сбоку от него страшного сталинского наркома. Тот молча улыбался сладенькой улыбочкой. По спине у Антона побежали мурашки. – «Совсем хреновый расклад выходит».

- Ну, и как ты думаешь, что мы с тобой будем делать, Антон? – внезапно спросил Сталин.
- Не знаю.
- Так уж и не знаешь?
- Не знаю, товарищ Сталин, - упорно повторил Антон, угрюмо глядя себе под ноги.
- И правильно, что не знаешь. Ты сидишь и гадаешь, сколько тебя ещё будут допрашивать и когда расстреляют. Так?
- Так… - растерялся Антон.
- Лаврентий, портал пока не закрылся? Отправь его домой, пропадут ведь там совсем без менеджера по продажам, а будущее лишится хорошего программиста, - Сталин нажал на столе какую-то кнопку.
- Пойдём, Антон, - поднялся Берия.
- Но…
- Пойдём, пойдём. Мы действительно вернём тебя в то время и даже в то место, откуда ты к нам попал.
- Но я не понимаю… Я же ведь могу помочь, я ведь… Здесь война, и каждый человек на счету… Я могу хоть простым солдатом…
Антон сам не понимал, что на него нашло. Он как-то сразу поверил, что его сейчас – вот прямо сейчас – отправят обратно. Но в то, что он никому не нужен здесь, он поверить не мог.
- Я же могу вспомнить что-нибудь важное. Ну, под гипнозом или ещё как… Ведь можно же избежать многих ошибок, трагедий, катастроф! Чернобыль вот был… Ускорить технический прогресс... Ведь я, раз уж попал сюда, нужен здесь!

- Нет, Антон, ты здесь не нужен, - сказал Сталин, досадливо махнув рукой появившемуся в дверях конвоиру. Тот сразу исчез. – Ты нужен там.
- Но почему??? Никому я там не нужен, если честно. Способности у меня, прямо скажем… А здесь…
- Сядь, Антон, - Сталин внимательно посмотрел на парня. Он подошёл к задернутому глухой портьерой окну, долго раскуривал трубку, затем неторопливо обошёл стол и уселся напротив Антона.
– Лаврентий, ты у нас специалист по науке, - в голосе Сталина Антону послышалась лёгкая ирония. - Объясни ему.

- Ты хочешь знать, почему тобой здесь мало интересуются, почему не выкачивают из твоей памяти каждую крупинку знаний о будущем, так? – сверкнул пенсне Берия. - Знаний, которые могли бы переломить войну, ускорить развитие Советского Союза и избежать многих ошибок?
- Да…
- Тогда слушай. С сорок первого года у нас побывало уже более десятка таких как ты «попаданцев». Ты двенадцатый. Но до них было ещё двое «засланцев». Понимаешь разницу?
- Не особо…
 - В начале двадцать третьего века человечество решило проблему путешествий во времени, - Берия говорил, будто читал наизусть статью учебника. – И чуть ли не первой проблемой встал вопрос о допустимости изменения Истории. Выяснилось, что изменить прошлое трудно, но возможно, однако вероятность успешного изменения уменьшается прямо пропорционально квадрату расстояния от исходной временной точки. То есть, значительные изменения истории – реальности, как они говорили… говорят, - поправился Берия. - можно произвести лишь в пределах нескольких десятков лет. Но не все с эти были согласны. Кое-кто утверждал, что и вмешательство в далёкое прошлое при определённом стечении обстоятельств может дать ожидаемый эффект, нужно лишь правильно рассчитать Минимальное Необходимое Воздействие. Поэтому путешествия во времени были запрещены. Ты читал «Конец Вечности» Азимова, Антон? Или «Эффект бабочки» Бредбери?
- Да. Но откуда вы…
- А мы с товарищем Берия и не читали,нам засланцы с попаданцами рассказали, - улыбнулся Сталин.
– Путешествия во времени были запрещены. Но, конечно, нашлись хулиганы… темпоральные, - продолжил Берия. Антон ощутил, что голова у него куда-то поплыла. Ощущение реальности происходящего, не оставлявшего его на протяжении всей этой безумной истории, стало его покидать. Интернет, Бредбери и «темпоральные хулиганы» из уст Сталина и Берия, похоже, добили его окончательно.
– Эти люди нарушили запрет и решили предупредить нас о готовящемся нападении Гитлера. Рассчитали Минимальное Необходимое Воздействие, чтобы изменить ход истории. И отправились в 1941 год.
- Но они не учли один фактор. Настроить точную дату и одновременно место прибытия невозможно, это они поняли уже позже. Мешает принцип неопределённости. Поэтому первый из них попал в июнь сорок первого, когда война уже шла. Но зато в пределы Москвы, в измайловский парк. Мы его, естественно, арестовали, допросили и по законам военного времени чуть не расстреляли как немецкого шпиона. Но кое-какие сомнения в отношении его оставались, поэтому его просто отправили в лагерь. И когда появился второй «засланец», а это было уже в середине сорок второго, сличили их рассказы и поняли, что дело тут не так просто. Полученные от них сведения знает очень узкий круг лиц, но они заставили расстаться со сном очень многих из нас. И тут появился уже первый «попаданец».
- Оказывается, при первом перемещении их машина времени, или как там она у них называется, пару раз «чиркнула по реальности». Что это означает, я не знаю, но в результате вероятность попадания в период времени перед июнем 1941 года резко уменьшилась, а в нескольких временных периодах между двадцать третьим и двадцатым столетиями появились порталы, через которые можно случайно попасть в наше время. Ты не обратил внимания на то, сколько в твоё время стало фантастики именно о попаданцах?
- Ух ты! Так значит, кое-кто из нашего времени…
- Побывали здесь и вернулись обратно. Вернёшься и ты.
- Но если эти порталы существуют, значит, сюда может попасть каждый?
 - Есть только два постоянных портала – в начальной и конечной точке. В вашем времени они плавающие, срабатывают только время от времени и постоянно чуть сдвигаются во времени и в пространстве. Но в обратном направлении, от нас, портал пока работает нормально.

- Но почему же вы не хотите принять мою… нашу помощь? – в недоумении спросил Антон.
- А вы бы приняли такую помощь? – неожиданно спросил Сталин. Он говорил тихо, с заметным кавказским акцентом, но это лишь усиливало впечатление от его слов. – Вмешательство в вашу жизнь, в вашу историю?
- Нет. То есть, я не знаю… Товарищ Сталин, но я всё равно не понимаю…
- Антон, изменить прошлое – это не значит изменить будущее. Что бы ты ни сделал в прошлом, это ведёт к созданию ещё одной Вселенной, ещё одной реальности. Реальности, существующей наряду с той, которая породила тебя. Они обе равноправны, но либо сольются со временем в одну, либо одна из них исчезнет – и тогда никто не сможет определить, что существовала другая реальность, оказавшая влияние на нашу. Этого не позволяет принцип неопределённости, как я понял. Поэтому мы с тобой не можем знать в принципе, является ли наша реальность, в которой Германия напала на СССР 22 июня 1941 года и подписала капитуляцию в мае сорок пятого, исходной и единственно существующей. Я не физик и не философ и не могу объяснить тебе всех тонкостей. Но я знаю одно…
Сталин помолчал, раскуривая почти погасшую трубку. Затянулся и некоторое время молча смотрел на клубы дыма, формулируя свою мысль.
- Я знаю одно. Каждый человек имеет право и должен пытаться изменить жизнь к лучшему. Жизнь свою и жизнь других. Но он не должен при этом переписывать эту жизнь заново. Тебе дана одна попытка. Возьми в руки меч, мастерок или кисть – то, что тебе по руке. Или засядь за компьютер, если ни на что другое не способен. Но своими силами, здесь и сейчас.
- Но всё-таки, ведь можно же сделать что-то по-другому, с меньшими потерями?
- Можно, Антон, - устало улыбнулся Сталин. – Но ты подумай вот над чем. Не самая сильная страна мира, после того, как она потеряла в войне половину своего богатства, после разрухи, голода, нехватки всего – сумела через двенадцать лет после окончания войны первой в мире выйти в космос. Первой запустить в космос человека, встать на равных с богатейшей страной мира. Дать миру пример общества, основанного не на набивании брюха и не на погоне за богатством.
- И проиграла…
- Проиграла ли? Вы проиграли битву, а не борьбу. Всё ещё впереди. И зависит это не от меня и моих современников – мы сделали то, что могли и как могли – но от вас. У каждого своя война, Антон.
Оба сидели молча. Антон – пытаясь осмыслить услышанное, Сталин – задумчиво глядя на него. Затем Сталин встал, подошёл к Антону и неожиданно ободряюще похлопал по плечу.
- А теперь возвращайся, парень.


Сталин сидел за столом, просматривая оставленную Берией папку. Но что-то мешало ему, какая-то ускользающая мысль не давала сосредоточиться. Этот парнишка из будущего почему-то упорно не вылезал из его головы. Почему?
Наконец Сталин понял, что же его беспокоит. Он открыл встроенный в стену сейф и достал пакет с фотографиями. Выбрав одну из них, он вернулся за стол и принялся внимательно её изучать.
Странная это была фотография. Посреди неширокой площади, окаймлённой клумбами с яркими цветами, на высоком гранитном постаменте стояла группа людей. Некоторые из них были Сталину знакомы, некоторые нет. Вот высокий старый монах говорит о чём-то человеку в княжеском облачении с мечом на поясе. Вот Екатерина Вторая с Потёмкиным. Пушкин и Ломоносов. Столыпин - и рядом с ним какой-то худой человек в рабочей робе и с упрямым взглядом зека, опирающийся на тачку. Вот он сам, Сталин, в компании с Петром Первым. «Интересно, о чём это мы с ним разговариваем?», - в который уже раз подумал Сталин. – «Хотя нашли бы о чём, конечно».
А вот это кто? В человеке лет пятидесяти, который стоял вполоборота у самого края постамента с надписью «Строителям России» и разговаривал с двумя другими неизвестными, можно было угадать какие-то черты Антона. Но, сколько бы Сталин ни вглядывался в его лицо, даже самому себе он не смог бы дать ответ, так это или нет.

Ох, тяжело иногда тебя читать, Олег. Но читать надо. Потому что это легче всего - не читать, не думать, не чувствовать. А долго ли тогда останешься человеком?
Спасибо!

С Праздником, друзья! С Днём Победы!