Ода настоящему человеку (Маресьеву А.П. посвящается)
IГде в кручи сдвинув берега, а где полого –
Течёт, красива и строга к низовью Волга.
В ней синь небес отражена со всей России
И день-деньской светло волна купает сини.
А кто хоть раз водицы той сумел напиться –
Тот окрылён навек мечтой: взлететь, как птица!
Пылит Камышин вдоль реки вишнёвым цветом.
Спешат в затоны рыбаки уйти с рассветом.
Бежит, взахлёб крича «ура» (глазёнки кверху!)
По тёплой пыли детвора с задорным смехом.
И мать взволнованно прильнёт к стеклу окошка.
Летит крылатый самолёт: «Сынок! Алёшка!..»
– Лечу! – пропеллер просвистел. Душой ликуя,
Какой мальчишка не хотел судьбу такую?
Стальная ввысь взмывает рать мечтой высокой
До самых звёзд рукой достать. Смелее, сокол!
А от инструктора потом нет слова лестней:
– Орёл! – с отеческим теплом, – курсант Маресьев!
IIКровав над волжскою волной прибой плескучий.
Чужие крылья над страной нависли тучей.
Зловещ небес надрывный гуд: в смертельной драке
Протяжно «мессеры» ревут, мелькают «Яки».
Разрывы бомб и шквал огней в лавине града.
Да, враг силён. Но мы – сильней! За нами – правда!
Летит в эфир: «Один готов!» – в огне и дыме
Проклятый «Юнкерс» мёрзлый торф со взрывом вздыбил.
Но вдруг – удар! Заглох мотор: «Подбили, гады!»
Уйти от леса на простор – умри, а надо!
За лесом – снежною каймой реки разводы.
«Сажусь!» – от этих мест домой часа два ходу…
Обломки сосен вековых, как смерти росчерк.
Под снегом вспоротым затих наш «ястребочек».
Не дотянул. Знал наперёд: сложна задача.
Но жив израненный пилот, а это значит,
Что хоть надежда и слаба – он не раскиснет!
Ещё не кончена борьба во имя жизни!
IIIОчнулся. Вечер сжал впотьмах до дрожи стылой.
А боль безумная в ногах лишает силы.
Глядит: снежком запорошён, проворно, смело
Медведь разбуженный пришёл узнать, в чём дело.
Шатун от голода ревёт не беспричинно:
Он ест зверушек. Любит мёд. Не мертвечину!
Едва заслышав чутко стон, встал косолапый
И рвёт, рыча, комбинезон могучей лапой.
Но безотказно бьёт наган – хватило духу,
Чтоб зверь поверженный к ногам бессильно рухнул.
– Я – человек! Меня не трожь! – Шептал, чуть слышно.
Смогу! Дойду! Врёшь, не возьмёшь! Я смерти выше!
Никто не знает, как он смог, судьбу пророча
Ползти всё дальше на восток и днём и ночью.
По сантиметру, но вперёд, туда, где наши.
Где, может быть, никто не ждёт, считая павшим.
Полз к той, что сердцу дорога – к родимой маме.
«Не сдамся! Жить! И бить врага!» – скрипел зубами.
IVТрещит костёрчик под сосной сухим поленом.
Усталость зябкою волной сквозит по венам.
Голодных мыслей свит клубок разрывом боли.
В пригоршне – высохший грибок, да жёлудь долькой.
И вдаль ползти уже невмочь, обмякли плечи.
А смерть притворно день и ночь на ухо шепчет:
«Уймись, безумец! Ляг, усни: покой излечит.
Зря не считай в надежде дни до скорой встречи.
Таких, как ты, ко мне пришло, поверь, немало.
Им хорошо теперь, тепло навеки стало.
Закрой глаза. Последний стон в согласье кротче.
О чём увидеть хочешь сон, отважный лётчик?»
За этой плотной пеленой густой дремоты
Рвёт ветер крепкий и шальной небес высоты.
Его струя, как сон, легка, без передышки
Зовёт с собой под облака до яркой вспышки.
А там вокруг – куда ни кинь – без дна и края
Такая ширь, такая синь, аж дух спирает!
VЗимой в деревне нет цены дровишкам просто!
Но мчат из лесу пацаны – разбросан хворост.
Бегут, галдя наперебой, не взяв поленниц:
– Да говорю тебе: он свой! – А если…немец?
– Тогда ему не повезло – нам он не страшен!
А ну, айда быстрей в село – расскажем нашим!
Среди сугробов бег саней неровно-шаткий:
– Находки этой нет важней! – спеши, лошадка!
По проводам путь серебрист – незримо-спешный:
Стучи, стучи, телеграфист, скорей депешу!
Сюда, где улочки вразлёт спят под горою,
Лети, заветный самолёт, спасай героя!
Он выжил. Хоть всего трудней в глухую млечность
Все восемнадцать долгих лет ползти сквозь вечность.
На отзвук взрывов огневых, сквозь быль и небыль
Ползти к полоске синевы у края неба.
По сантиметру, но вперёд! Как путь не мерьте –
Ползти, покуда жизнь зовёт в своё бессмертье.
VI –Ганг-ре-на! Ты, голубчик мой, молил бы бога,
Что до сих ещё живой, – сказал врач строго.
–Захочешь жить – начнешь летать. Ты парень резвый! –
Журнальчик бросил на кровать: –Прочти, не брезгуй!
А в нем – коротенький рассказ, полсотни строчек,
Как воевал английский ас – безногий…летчик!
И пусть о первой мировой, а не об этой,
Но ведь написано: герой – душа согрета!
Рвёт неотступной думой мозг, черту итожа:
Ведь это значит и без ног сражаться можно!
И все вокруг: «Держись, браток! Решайся, ну же!
Ведь англичанин этот смог! А ты, чем хуже?»
С самим собой окончен спор, сомненья срезав.
Пусть неуклюже – в коридор, ведут протезы.
Ведут, куда душа зовёт, к тому, чем бредил:
На костылях, но он идёт к своей победе!
К раскрытым настежь небесам в оконной раме.
«Прости, что долго не писал», – напишет маме.
VIIИ вот настал заветный час, когда, хоть тресни,
Но до конца используй шанс! Вперёд, Маресьев!
Вошёл: комиссия молчит, слегка опешив –
Не знают, что сказать врачи: хорош, орешек!
Пружинист шаг и взор горяч, стал голос строже.
Но главный доктор, как палач: «Летать не можешь!
Да, кто-то там, с одной ногой (в аэроплане!)
Когда-то в небе принял бой на поле брани.
Сейчас масштабы скоростей! Война моторов!
И ты с нелепостью затей умерь свой норов!
В воздушном флоте от калек немного проку».
– Но я – советский человек! Поймите, доктор!
Пока живой – я на войне, в пучине века!
И доказать могу вполне, что не калека!
Кивнул за дверь ( в глазах огонь!) призывно другу
И под игривую гармонь пошел по кругу!
Плясал, сражая докторов красою стати,
Пока не выплясал: «Здоров! Ну, всё, брат, хватит!»
Свинцом протезы налиты – теперь как будто.
Горят кровавые бинты, культи опутав.
Но гаснет боль, проходит злость, (силён ещё ты!)
Ведь сердце радостно: Сбылось! – стучит без счёта!
А сердцу птичьи голоса, внимая, вторят:
Знакомой синью небеса обнимут вскоре.
VIIIДавно уже с тех пор война отгрохотала.
Сиренью дышит тишина у пьедестала.
Вокруг, взметнув под облака крутые крыши,
Трудом восславив земляка, цветёт Камышин.
С утра над Волгой лёгкий пар клубит порою.
И въелся бронзовый загар в лицо Герою.
Бесстрашно вдаль направлен взор – ветрам навстречу.
Туда, где ширится простор степей заречных.
Мечта мальчишеской тоской вновь в душу хлынет:
Ведь в целом мире нет такой небесной сини!
Чиста её святая плоть – с незримой грустью,
Как будто – это сам Господь склонён над Русью.
Глядит отечески с вершин на лес пожухлый
И видит ширь её души и крепость духа.
В полёты нового птенца зовут былины
И нет начала и конца дорогам длинным.
Живи, земля! Свети и грей! Цвети всё пуще!
Расти своих богатырей для дел грядущих!
