ВО ИМЯ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ! Ветераны ВОВ.

[Амина]

[Амина]

30 апреля 1945 года в Берлине татарин Гази Загитов первым водрузил Знамя Победы над рейхстагом

В тот день 30 апреля 1945 года наш соотечественник - татарин Гази Загитов первым водрузил Знамя Победы над рейхстагом фашистской Германии в Берлине. Этот неоспоримый исторический факт признан всеми военными историками. Этим символичным событием была поставлена точка в победе нашего народа над немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной Войне 1941- 1945 годов.



Он был первым

 Эта правда упорно утаивалась от нас многие годы. Она не вошла в учебники истории. О ней просто постарались забыть на многие годы.
 Официальные издания убеждали нас в том, что вестниками нашей Великой Победы в той страшной войне, первыми водрузившими красный флаг над поверженным рейхстагом, были солдаты Егоров и Кантария.

Как это было



 Многократно проверенные данные, которыми располагали тогдашние Институт военной истории Минобороны СССР, отдел истории Великой Отечественной войны Института истории СССР АН СССР и главная редакция 5-го и 10-го томов "Великой Отечественной войны советского народа", свидетельствуют, что дело обстояло так: к утру 30 апреля 1945 года были закончены бои за здания, которые прикрывали рейхстаг, - швейцарское посольство и министерство внутренних дел.
Попытка трех стрелковых батальонов из 150-й и 171-й стрелковых дивизий сходу захватить рейхстаг не привела к успеху. Только поздно вечером, после мощной артиллерийской подготовки, три стрелковых батальона смогли совершить бросок к зданию. По центру шел первый батальон 765-го стрелкового полка капитана С.Неустроева, справа от него - первый батальон 674-го стрелкового полка капитана В.Давыдова, входившие в 150-ю стрелковую дивизию под командованием генерал-майора В.Шатилова. Слева от батальона Неустроева - батальон К.Самсонова из 171-й стрелковой дивизии. При батальоне Неустроева действовала штурмовая группа капитана В.Макова. В том, что рейхстаг будет взят в короткий срок, никто не сомневался.
 Согласно донесению командира 4-го артиллерийского Краснознаменного корпуса прорыва резерва Главного командования гвардии генерал-лейтенанта артиллерии Игнатова командующему артиллерией 1-го Белорусского фронта, группа капитана Макова водрузила знамя над рейхстагом в 22 часа 40 минут 30 апреля 1945 года. Об этом событии Маков прямо из рейхстага доложил по рации (документ сохранился) командиру корпуса генерал-лейтенанту Переверткину.
 Через два-три часа в ночь на 1 мая на крыше рейхстага было установлено знамя военсовета 3-й ударной армии, известное как знамя № 5. По непосредственному приказу командира 765-го стрелкового полка Ф.Зинченко его водрузили разведчики М.Егоров и М.Кантария.
 Водрузили, но не на куполе. По свидетельству самих Егорова и Кантария, они прикрепили знамя над депутатским входом в рейхстаг. И только 2 мая 1945 года знамя было перенесено на купол рейхстага и стало именоваться Знаменем Победы советского народа в Великой Отечественной войне.



 28 апреля 1945 года. Разведчики группы Макова зашли в тыл к фашистам. Сняли пост и ворвались в подвал рейхстага, захватив в плен двадцать пять немецких солдат.
 29 апреля. Группа Макова пробралась в расположение немцев и корректировала огонь артиллерии по рейхстагу. Дом, в котором они находились, был окружен немцами, но разведчики отбили атаку фашистов и продержались до подхода наших частей.
 30 апреля. Еще днем с огромным риском для жизни боец группы старший сержант Г.Загитов ухитрился подобраться к "каналу" и разведать место, где над водой выступали большая труба и некая конструкция из двутавровых балок и стальных швеллеров. По ним в случае необходимости можно было перебраться через водную преграду. Вечером во время штурма разведчики первыми ворвались в здание рейхстага, взобрались на крышу здания и, отражая нападение немцев, установили на башне Знамя Победы.
 За этот подвиг капитан Владимир Николаевич Маков, старшие сержанты Алексей Петрович Бобров, Газий Казыханович Загитов, Александр Филиппович Лисименко, сержант Михаил Петрович Минин были представлены к присвоению звания Героя Советского Союза. Эти исторические наградные документы подписаны высокими должностными воинскими лицами.
 Знали ли о неправомерности досрочного сообщения о взятии рейхстага Верховный главнокомандующий И.Сталин и маршал Г.Жуков, сегодня судить трудно. Но вот что сообщал заместитель начальника Института военной истории МО СССР профессор М.Кирьян: "На встрече участников штурма рейхстага, организованной в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 15-16 ноября 1961 года, командир первого батальона 765-го полка 150-й стрелковой дивизии С.Неустроев сказал: "Группа артиллеристов, пять человек, лучших воинов, во главе с капитаном Маковым, шла в первых рядах атакующих бойцов полка. Им первым принадлежит честь в установлении Красного Знамени на крыше рейхстага".
 И лишь через несколько часов Егорову и Кантария было вручено "Знамя №5", придан взвод автоматчиков с кинооператорами, и они пошли на крышу рейхстага. С точки зрения воюющего солдата, это был парадный марш - фашисты уже были загнаны в подвалы и крышу рейхстага не контролировали.
 Вот она, историческая правда. Институт и музеи всецело разделяют версию воинов-артиллеристов. Изменены экспозиции в Центральном музее Вооруженных Сил СНГ в Москве, в музее города-героя Бреста, Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге, музее Второй мировой войны в Карлгофе (Германия) - имена разведчиков капитана Макова, водрузивших Знамя Победы над рейхстагом, значатся здесь первыми.

"Звезду" Герою так и не дали

 1 мая 1945 года начальник поста взвода оптической разведки разведдивизиона 136-й армейской пушечной артиллерии Режецкой Краснознаменной бригады старший сержант Гази Казыханович Загитов был представлен к званию Героя Советского Союза.
 В представлении написано, что 30 апреля во время штурма рейхстага Загитов первым ворвался в здание, но в это время получил сквозное ранение в грудь, при ранении был прострелен партбилет. Будучи раненым, ст.сержант Загитов вместе с сержантом Мининым забрались на башню рейхстага и установили первое победное знамя.
 Представление подписал командир РАД 136 АПАРКБ майор Максимов. Далее стоят визы: "Достоин присвоения звания Герой Советского Союза" - его командиров, вплоть до командующего войсками третьей ударной армии генерал-полковника Кузнецова. Что было дальше - мы не знаем...
 Но в итоге Загитов официально героем так и не стал: приказом по 1-му Белорусскому фронту Н-576/н от 18 мая 1945 года он был награжден орденом Красного Знамени. Статус этой награды, конечно, тоже очень высок. Но вопрос, почему М.Егоров и М.Кантария, проделавшие тот же путь целые сутки спустя, да еще в сопровождении охраны, получили всенародную славу и геройские звания, так и остается открытым. Можно только предполагать, какими критериями руководствовались идеологи того времени, которые отбирали типажи победителей. При упоминании Знамени Победы у всех перед глазами предстает образ, рожденный известным снимком, сделанным в весьма выгодном ракурсе.
 Егоров и Кантария многие годы были вынуждены ездить по стране и рассказывать о своем подвиге. Только в 1975 году они признали в брошюре "Знамя Победы", что свой стяг доставили в рейхстаг гораздо позже других знаменосцев.



Для нас он всегда был и останется Героем

 Шаткие самодельные витринки крошечного янагушевского музея не вмещают всех экспонатов, которые собрал за четыре десятилетия Галимзян Бекбулатов.
 На самом виду - наградной лист. "Звание Героя Советского Союза присваивается Газию Казыхановичу Загитову". И подпись - Сажи Умалатова.
Вот так, в 1997 году вся пятерка Макова получила звание Героев Советского Союза от постоянного президиума съезда народных депутатов СССР. Возглавлявшая этот непонятный орган Сажи Умалатова вряд ли имела право подписывать наградные документы, да и Советского Союза на тот момент уже не существовало. Но у кого язык повернется сказать, что эти люди не были героями? И у кого поднимется рука изъять золотую звезду из того ряда под музейным стеклом, где лежат награды Гази Загитова?
 - Это все равно что поставить под сомнение подвиг сотен наших земляков, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, - говорит одноклассник Газия Загитова Муфти Зямилов, вместе с которым наш герой в свое время окончил семилетнюю школу в деревне Уръяды и поступил учиться в Бирское медучилище. Вот только Гази не успел его закончить - с третьего курса забрали на войну. Впрочем, и Муфти Миниахматович сразу после первого курса перебрался в педагогическое училище, а после войны много лет проработал в школе.
 - Деревня эта вообще уникальная, - замечает сопровождавший нас в поездке известный татарский композитор, председатель комиссии по развитию национальной культуры региональной национально-культурной автономии татар Башкортостана Алик Лукманов. - Во всей деревне только три фамилии: Загитовы, Зялиловы и Бекбулатовы. Все селение было разделено на три части, и в каждой части жили представители одного рода, одной фамилии. Вот и ваш фотокорреспондент, смотрю, ту же фамилию носит.
 Собственно, собираясь в Янагушево, мы знали, что из этой деревни родом отец нашего сотрудника. Здесь живут многие его родственники, носящие ту же фамилию. Единственное, чего мы не знали, что в числе этих родственников, причем, как оказалось, весьма близких, и знаменитый Гази Загитов...
 У самого музея, через тропинку, расположен небольшой мемориальный комплекс. Не скрою, тяжелое впечатление оставил он у нас. На обшарпанных стелах - фамилии почти трех сотен янагушевцев, погибших на фронтах Великой Отечественной. Часть имен вообще не прочесть, надписи облетели. Равнодушие районных властей к состоянию памятников, тем более в канун 60-летия Победы, удивляет. А вот сестру Гази Загитова просто обижает. До нее властям просто нет дела. Старушка получает крошечную пенсию. Ни наград, ни почестей, каких достойна как труженик тыла, она не получила. Не вспоминают о ней и в праздничные дни. До сих пор и не подумали вручить юбилейную медаль.
Нет на стелах комплекса и имени Гази Загитова.

Он погиб в мирное время. Но благодарные земляки своими силами установили скромный мраморный памятник на могиле воина, что у самого входа на деревенское кладбище. На памятнике написано, что похоронен здесь Герой Советского Союза Газий Загитов. Пусть не хватило у нашего государства мужества признать историческую правду и официально исправить ошибку, преднамеренно совершенную сталинскими идеологами. Это сделали простые люди, для которых их скромный земляк Гази Загитов- настоящий герой войны. По инициативе янагушевцев в 2005 году прошел первый День памяти Героя Гази Загитова.
 Сельчане говорят, что вроде и книгу об их земляке собирались издать в Уфе к Дню Победы. Пока книга не издана.
 Я могу понять политические мотивы, двигавшие сталинскими идеологами, которые придумали своих, подходящих героев для страны. Но не могу понять, почему человек, чей подвиг уже - достояние гласности, не стал национальным героем своей родины?
 - Мы хотели бы обратиться к Президенту Татарстана Минтимеру Шариповичу Шаймиеву, чей высокий авторитет в стране не подлежит сомнению, с просьбой в канун великого праздника, - говорит Алик Лукманов. - Помогите восстановить историческую справедливость. Герой должен быть назван героем. Пусть даже после его смерти. Это нужно не только нам. Это нужно сделать во имя будущего нашей нации, давшей России таких достойных сынов.

Гамира ГАДЕЛЬШИНА
Вячеслав ЗАГИТОВ (фото)

Tatarlar.ru

Печатается с сокращениями. Читать целиком здесь http://tatarlar.ru/photo/zagitov/zagitov3.jpg

[Амина]

Победители. Солдаты Великой Победы.

Нашим проектом мы хотим поименно поблагодарить живущих рядом с нами солдат Великой Отечественной войны и рассказать об их подвиге.

Победа в Великой Отечественной войне — подвиг и слава нашего народа. Как бы ни менялись за последние годы оценки и даже факты нашей истории, 9 мая — День Победы — остается неизменным.
Вечная слава победителям!

Проект «Победители» был создан к 60-летию Победы. Тогда нам удалось собрать списки более миллиона ветеранов, живущих рядом с нами:

в России [1 008 778]

в зарубежье [46 263]

http://www.pobediteli.ru/

[Амина]

С.Ф. Долгушин: Самое страшное, когда теряешь боевых друзей...


Сергей Долгушин

Герой Советского Союза Сергей Долгушин совершил около 500 боевых вылетов, из них 120 – на штурмовку и 86 – на разведку, в воздушных боях сбил лично 17 и в группе –11 самолетов (по официальным данным).

- Сергей Федорович, а Вы помните свой первый бой?

– Это невозможно забыть.Он случился в первый день войны. Ранним утром 22 июня 1941 года наш 122-й истребительный авиационный полк был поднят по тревоге. Летчики поспешили к своим «ишачкам» (так мы называли новейшие последние две пушечно-пулеметно-ракетные модификации истребителя И-16 – 22-й и 24-й серии). Под непонятный гул, доносившийся от проходившей в 17 километрах границы, мы с немногочисленным техперсоналом поторопились поставить на самолеты вооружение. Вскоре самолеты были готовы, и, когда в 4.20 над аэродромом появились немецкие истребители Me-109, я услышал «Долгушин со звеном – в воздух!».

Один наш И-16 уже горел. Я начал разбег, но плохо прогретый мотор самолета не тянул, поэтому в конце полосы пришлось развернуться и взлетать в противоположном направлении. Здесь-то, без скорости, с еще неубранными шасси, меня атаковали «мессера» и стали расстреливать, как на полигоне. Самолет получил 16 пробоин.

Так начался мой первый бой. Я оказался одним из немногих, кому удалось подняться в воздух. В этот первый день во- ны задания сменяли одно другое: прикрыть мосты (автомобильный, называемый теперь Старым, и железнодорожный через реку Неман) в Гродно, сходить на разведку к границе, лететь на другой аэродром, вернуться...

К концу дня я сделал, наверное, вылетов семь. Прилетаю в Черлены, а там оказалось, что немцы взлетно-посадочную полосу разбомбили. Затемно прилетел в Лиду: все взлетное поле перекопано – там строили бетонную полосу. Можно было сесть только на одну узкую полоску, на которую и днем-то трудно приземлиться. Но уровень подготовки летчиков был такой, что ни один из нас не разбился! Летчики все устали, целый день ничего не ели, ну и моральное состояние, сами понимаете. А утром нас проштурмовали Me-110. Самолетов на рулежке было еще много.

Одного летчика убили в кабине – в голову попали. И командира дивизии ранили в живот, он умер на следующий день. В тот день Ме-110 уничтожили все, что было на земле. Два полка перестали существовать...

А летчики отправились в тыл за новой техникой в Москву. Так я оказался в Рязани, в эскадрилье, командиром которой был Герой Советского Союза капитан Семенов.

– А помните первый сбитый Вами фашистский самолет?

– Сразу после прибытия в Рязань меня назначили командиром звена. Сразу же вступили в бой. Ситуация была тяжелая, но мы уже пришли в себя и бои были более успешные. 26 июля, сопровождая Пе-2, бомбившие войска под Ельней, я вступил в бой с четверкой Ме-109. Один Пе-2 сбили, двух других мне удалось прикрыть, и они ушли пикированием. А меня загоняли, но к одному «мессеру» я пристроился, пулеметом «ШКАС» винтовочного калибра навел, пристрелялся, а на поражение уже бил из крупнокалиберного пулемета «БС» до тех пор, пока «мессер» не стал заваливаться. В другой ситуации я бы сообразил, что хватит, пора самому уходить – летчика убил, машина неуправляема, а я продолжаю метров с двадцати бить по нему. Дело было под вечер уже, мой пятый или шестой вылет – дрался с врагом отчаянно и дождался, когда и по мне стукнули. Машина загорелась. Расстегнул ремни и незаметил, как отдал ручку от себя. Меня выбросило из кабины самолета и ударило о киль, при этом я разбил грудь. А парашют рано распустил. «Мессера» стали стрелять по мне, но пробили только купол. Спустился рядом со сбитым «мессершмитом», подошел к нему: меня интересовало, пробил ли я бронеспинку. Самолет вошел почти вертикально, в бронеспинке – четыре сквозные пробоины. Вот тогдато я окончательно понял, что летчик был убит в воздухе.

– А много ваших друзей-летчиков погибло тогда в первые дни войны?

- В тот день Ме-110 уничтожили все, что было на земле. Два полка перестали существовать...

 – С нашей стороны очень много было потерь. Тогда много полегло наших – и знакомых, и незнакомых летчиков. Я до сих пор не могу смириться с потерей своего боевого друга Сергея Макарова. Нас с ним в один день представили к званию Героя Советского Союза. Познакомились мы c Сергеем в августе 1941 года, когда наша эскадрилья приземлилась на аэродроме Селы (70 км западнее Ржева) и вошла, как вторая, в 180-й истребительно-авиационный полк. Тогда же в эскадрилью пришел мой тезка и близкий друг Сергей Макаров, вместе с которым мы провели в воздухе немало удачных боев.

– А за что Вам дали звезду Героя?

– За бои под Москвой. Полк наш отходил на восток и вскоре оказался на аэродроме Борки на северной оконечности канала имени Москвы. Наряду с чисто истребительными задачами мы чаще стали летать на штурмовку и разведку, а к началу декабря уничтожение войск стало основным делом для полков авиации под Москвой. Этому способствовало снижение активности частей люфтваффе, которое советские летчики объясняли неготовностью немецкой техники к морозам. В конце ноября истребители эскадрильи, обязанности командира которой я временно исполнял, вылетели на штурмовку аэродрома Лотошино. Самолетов противника там не оказалось, но на обратном пути встретились с группой Ме-109, возвращавшейся после столь же неудачного налета на Борки.

В районе Клина начался воздушный бой. В результате три «мессера» было сбито, но и самолет Макарова с остано вившимся мотором стал снижаться. Летчик сел на полевом аэродроме вблизи Клина, где пока не было немецких самолетов. Прикрывавший в тот момент друга, я увидел, как по летному полю приближаются автомашины с немецкими солдатами. И я решил садиться. Сел. Макаров с трудом пристроился в кабине моего «Мига» (одна нога оставалась за бортом), и под автоматными очередями немцев самолет взлетел.

В начале января 1942 года я был официально назначен командиром эскадрильи, в которой теперь были не только МиГи, но и ЛаГГ-3, а через месяц я узнал, что за тот ноябрьский бой командир 180-го истребительно-авиационного полка майор Хлусович подписал на Макарова и меня представление к званию Героя Советского Союза. К этому моменту я уже имел 185 боевых вылетов.

ПОМНИТЬ И БЫТЬ ДОСТОЙНЫМИ

5 мая 1942 года мне было присвоено звание Героя. Тем же указом стал Героем и Сергей Макаров, но посмертно – он погиб в феврале. Не поверите, но этот день остался в моей памяти как самый тяжелый за всю войну. Так было тяжело осознавать, что Сережа так и не узнал, что ему присвоилисамую высокую награду страны. Позже я участвовал в очень многих кровопролитных сражениях – при освобождении Белоруссии, Польши, в Северной Германии... Был ранен, не раз меня сбивали, но меня уже ничего не могло испугать. Самое страшное, когда теряешь боевых друзей...

argumenti.ru

Подробнее о Сергее Федоровиче Долгушине можно узнать здесь

[Амина]

Козлов Анатолий Венедиктович



Живет в Волгограде

Родился 12 февраля 1922 года в станице Маркинская Цимлянского района Ростовской области. Окончил Грозненское военно-пехотное училище (1942). Командиром стрелкового взвода 984-го стрелкового полка 275-й стрелковой дивизии принимал участие в Харьковской наступательной операции на Юго-Западном фронте. Затем в должности командира взвода, офицера связи 158-й отдельной тяжело-танковой бригады Сталинградского фронта участвовал в обороне Сталинграда. В дальнейшем последовательно занимал должности: адъютант командира 18-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии, офицер связи командования 1-го гвардейского механизированного корпуса, заместитель командира 11-го отдельного мотоциклетного батальона 1-го гвардейского механизированного корпуса. В 1943 году окончил курсы усовершенствования офицерского состава при 2-м Киевском артиллерийском училище. Участвовал в Курской битве, Будапештской и Венской операциях. 24 июня 1945 года принимал участие в Параде Победы на Красной площади в Москве. После войны продолжил службу в Вооруженных Силах. Командовал ротой, батальоном, был начальником разведки полка, заместителем командира мотострелкового полка, исполнял обязанности командира мотострелкового полка. Окончил Высшую офицерскую бронетанковую школу в городе Ленинграде (1954), Военную академию бронетанковых войск (1963). В августе 1968 года вышел в отставку в звании полковника. Награжден двумя орденами Отечественной войны I степени, орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, двумя медалями "За боевые заслуги", медалями "За победу над Германией", "За взятие Будапешта", "За взятие Вены" и другими.

volgveteran.ru

Подробнее о ветеране можно узнать здесь

[Олег Бунтарев]

Участник Сталинградской битвы Александр Александрович Хиценко

[Олег Бунтарев]

Лабонин Василий Михайлович



Я родился 28 февраля 1926-го года в деревне Васильевка Карасубазарского района Крымской АССР. Родители мои были из крестьянской среды, в семье росло шестеро детей, все сыновья, я самый младший. До войны окончил семь классов, причем до четвертого включительно мы учили крымскотатарский язык, затем стали изучать немецкий. 22-го июня 1941-го года мы одними из немногих в стране так и не узнали о начале войны, потому что в деревне не было радио. О нападении Германии на Советский Союз стало известно только на следующий день, когда начали призывать мужчин нашей большой деревни в Красную Армию. В моей семье папу и всех старших братьев-комсомольцев призвали. Отец, Михаил Михайлович, член партии, начал служить в истребительном батальоне, в трех километрах от Васильевки располагался лес, они там искали вражеских шпионов и десантников, заброшенных из самолетов. Брата Валентина, 1912-го года рождения, Леонида, 1915-го года, Николая, 1920-го года, и Александра 1921-го года призвали. Только меня и самого младшего брата, Григория, 1926-го года, в 1941-м году не призывали.

Осенью 1941-го года Крым оккупировали немцы. Они шли по основной дороге на Керчь, наша деревня была немного в стороне, и поначалу оккупанты к нам даже не заходили. Но после окончательной оккупации полуострова враги начали организовывать у нас полицаев, затем избрали старосту. Мой брат Григорий, самый сметливый из братьев, в то время учился в школе в Карасубазаре (Белогорске), родители ему снимали квартиру, и в совершенстве владел немецким языком. Отец поначалу ушел в лес в составе истребительного батальона, дома остался мама и я с братом. Когда комендатура организовалась, его возглавил немец, которому был нужен переводчик, и брат стал там работать на этой должности, он вошел в подпольную группу, которая передавала свои сведения партизанам. Гришу впоследствии выдал предатель, его арестовали и в симферопольском концлагере, расположенном на месте совхоза «Красный», в сентябре 1943-го года расстреляли. Но сперва отца казнили, он вернулся из леса в начале 1942-го года, но немцы его арестовали как коммуниста по доносу, и 12 марта того же года расстреляли в Карасубазаре.

Мы же продолжали жить под оккупацией, а в апреле 1944-го года наши войска освободили Крым. Как прошло это радостное событие? Мимо деревенских домов проехали две машины с орудиями, «Додж три четверти», и все на этом. Митинг организовали, на котором выступили выжившие в ходе оккупации партийные активисты, прибывшие военные рассказали о том, что Красная Армия освобождает Крым и идет дальше на Севастополь. Буквально дня через три меня призвали и направили в 120-й запасной стрелковый полк, размещенный под Симферополем.

Там дней десять поучили, причем в первый же день выдали обмундирование, но мы в столь короткое время не успели даже присягу принять. При этом особо ничему не учили, успели только выдать винтовки со штыками, да и все. А после короткого обучения направили в морскую пехоту. В Севастополе к тому времени еще шли бои за город, когда я попал в 255-ю отдельную дважды Краснознаменную Таманскую орденов Суворова и Кутузова II-й степени морскую стрелковую бригаду. Таково ее полное наименование к концу войны. Стал рядовым стрелком в 1-м взводе 3-й роты 14-го батальона морской пехоты. Принял участие в зачистке Мекензиевых гор от остатков немецких войск. Укрывшихся в дотах и окопах врагов собирали везде, и в итоге взяли в плен множество немцев. Вид у них был угнетенный, явно чувствовали, что победы им уже не видать, ведь Одесса к тому времени была освобождена, так что им оставалось эвакуироваться только в Констанцу, в Румынию, причем добраться в этот порт можно было только на кораблях, а в Черном море активно работала наша авиация.

Из-под Севастополя мы после зачистки вернулись обратно в Бахчисарай, где начали учиться морскому десантному делу. Неподалеку от нашего расположения находился огромный ставок, мы учились высаживаться на вражеский берег. Был май месяц, на грузовиках привозили небольшие лодки, бросали их на берегу и мы волокли к воде наш транспорт, и где-то в течение двух недель учились правильно высаживаться. В каждой роте у нас полагалось иметь трех специалистов – санинструктора, химика и сапера. Меня же после недельных курсов сделали ротным сапером. Затем нас перебросили под Одессу и здесь в районе лиманов мы уже со всей серьезностью учились садиться на транспорты и высаживаться на морской берег в течение июня-июля 1944-го года.

Подготовили нас к десанту, и в августе 1944-го года мы высадились в районе Днестровского лимана. Посадили нас в Овидиополе на бронекатера и направили в сторону места высадки. Это был мой первый по-настоящему серьезный бой, среди товарищей имелись раненые и убитые. Конечно, помогла сильная поддержка со стороны нашей авиации, и был произведен мощный артналет на наш участок высадки, но все равно, румыны, прятавшиеся в камышах, росших у берега, метко сбивали наших ребят при высадке с бронекатеров. Но в итоге мы выбили врага и вскоре освободили город Аккерман, который впоследствии переименовали в Белгород-Днестровский. Здесь мы снова стали участвовать в зачистке росших в пригороде виноградников, причем специально организовывали отделения по сбору военнопленных, чтобы по одному румын и немцев не водить, а кучей собирать. В целом хотел бы отметить, что румыны вояки не очень, но стрелять они умели, так что кое-кто из товарищей погиб при высадке. Вот так мы взяли Аккерман, после чего двинулись дальше.

В конце августа 1944-го года освобождали Измаил, там румыны уже быстренько сдавались в плен, они чувствовали, что их правительство вскоре капитулирует, а немцев я лично даже и не видел, одни румыны встречались. Сильных боев уже не происходило. Далее форсировали реку Дунай и освободили Констанцу. Здесь заняли оборону на берегу, и пробыли около месяца, там доты имелись, не нами построенные, а румынами. В это время мы узнали о том, что румыны перешли на нашу сторону. Вскоре нас по тревоге подняли и перебросили на Болгарию, перешли мы румыно-болгарскую границу без боев, было всего несколько выстрелов, и то я не знаю, кто стрелял, потому что болгары совершенно не сопротивлялись. Вошли в город Варну. Местные жители встречали с хлебом и солью, да и язык у болгар нам родственный, ты легко можешь понять, о чем они разговаривают с тобой. Здесь бригада остановилась, мы заняли оборону по черноморскому побережью, и до конца войны простояли. Ждали возможной высадки турецких войск. Кто стоял на берегу, а кто в центре в Варне. Начали разминировать берег, как сапера меня пригласили в группу минеров. Здесь я увидел, что война не заканчивается с последним выстрелом – один товарищ что-то неправильно сделал и подорвался на мине. Я в этот момент получил ранение осколком в ногу, меня отправили в медсанроту, пролежал около месяца. По выздоровлении вернулся обратно в свою часть, в 3-ю роту 14-го батальона.



Уже никуда не ходил, нога все еще не срослась. Стояли мы в Варне до конца войны. В мае 1945-го года батальон выехал на занятия в летний лагерь, а меня как раненного и несколько пожилых солдат оставили казарму ремонтировать. Рядом с нами стояла болгарская артиллерийская воинская часть, и ночью 9 мая 1945-го года поднялась страшная стрельба. Мы очень удивились, что такое, посмотрели, Варна располагалась на другой стороне залива от нашей казармы, и город весь светился от ракет и стрельбы в воздух. Только тогда мы догадались, что кончилась Великая Отечественная война. Радовались сильно, ребята из лагеря вскоре вернулись обратно в расположение, рядом с казармой находилась забегаловка, некоторые ребята пошли в нее, немного спиртного взяли. После в столовой отметили, выдали нам по 100 грамм. Дослужили мы в Варне до осени 1945-го года, и тут нашу бригаду расформировали.

- Что было самым страшным на войне?

- Командиры учили, что ничего страшного нет, нельзя не бояться. Но каждый в бою хотел одного – остаться живым.

- Как кормили?

- Нормально, американская тушенка имелась, а в Болгарии вообще все прекрасно, я тогда еще курил, и нам махорку выдавали в бумажных мешках, в половину человеческого роста. Когда мы ходили в десант, то с собой давали ленд-лизовскую тушенку и сухари какие-то, которые нужно было размачивать в воде и есть вместо хлеба.

- Как вы были снаряжены как десантники?

- У нас была обыкновенная солдатская форма, как в пехоте. Вот отдельные батальоны морской пехоты имели сборную солянку – и пехотную форму, и морскую, а нам последнюю даже не выдавали. Затем наши ребята в Варне где-то нашли болгарские тельняшки, одинаковые с нашими, принесли их в казарму и раздавали нам.

- Как мылись, стирались?

- В море. Баню я даже и не помню. А вот вшей у нас не было.

- Замполит имелся? Как к нему относились?

- Обязательно, а как же без него. Отношение к нему было совершенно нормальным, в целом же мы тогда и понятия не имели о политических делах. Кстати о криках во время атаки. «За Родину! За Сталина!» я лично не слышал, у нас больше по матушке кричали. А вот к рядовым коммунистам отношение у всех было исключительно хорошее.

- Как бы вы оценили командный состав вашей бригады?

- У нас был командиром бригады гвардии полковник воздушно-десантных войск Власов, отличный, знающий и грамотный офицер.

- С особистами не сталкивались?

- Нет. Я даже понятия не имел об их существовании.

- Как сложилась военная судьба ваших братьев?

- Александр пропал без вести в начале войны, Валентин погиб в 1944-м году в Венгрии, а Леонид, служивший аэрофотографом, вернулся и умер уже после войны. Николай во время Великой Отечественной работал на гражданском флоте и перевозил военные грузы, дожил до 90 лет, причем ему было присвоено звание «Заслуженный работник транспорта СССР».

Награжден орденом Отечественной войны II степени в честь 40-летия Победы. № наградного документа 81

Интервью и лит.обработка:   Ю. Трифонов

Метки материала:

Крым 1943–44
Молдавия 1944

[Олег Бунтарев]

Хромова (Гращенкова) Екатерина Ивановна

Я родилась 27 февраля 1925 года в деревне Шило, Воробьевского сельсовета, Касплянского района Смоленской области. Так до войны я в этой деревне и жила, училась в школе. Школа у нас семилетняя была, на каждый год по одному классу. В классе где 12, где 9, а где 15 человек было.

У нас на столбе возле сельсовета громкоговоритель висел и вот 22 июня, в 4 часа утра как загремит! Все вскочили. Что такое!? Выступал Молотов и все мы услышали, что началась война. Ну, кто плачет, кто кричит, кто обнимается, прощаются – уже не поймешь, что делается.

На второй или на третий день партийные работники отобрали 12 человек лучших учеников и стали нас готовить к разведке. Учили как подойти к человеку, как присмотреться, как можно узнать шпиона, как можно к этому шпиону подойти, что можно сделать, вред какой этому шпиону.

Готовил нас некий Силицкий, он нам сказал одну фамилию и больше ничего. У нас же у всех так было – или кличка (может кличка это его была) или фамилия. Потому что, а если я, допустим, по своей оплошности, по своей слабости, ребенок ведь еще была, 15 лет, выдам его? Кроме Силицкого нас еще несколько военных готовило, но они быстро раздали нам свои пособия и смотали удочки. Но не один он готовил, военных несколько человек приехало. Но они очень быстро смотали удочки свои, раздали пособие и они уехали. Но мы проучились месяца два. По-пластунски лазали, все делали то, что приказывали. Все получилось у нас на отлично, все хорошо.

Слева направо: Кузнецова А. А. - медсестра, Духанина Нина - радистка, Гращенкова-Хромова Екатерина Ивановна

Потом пришли немцы. Они такими героями – все швыряли, бросали, стреляли. Подходили кур стреляли, свиней, грабили. Люди плачут, воют, а немцы, тех кто агрессивно настроен был, их расстреливали. Власть их была.

Где-то через неделю после оккупации объявились партизаны. 7 человек выбросили с парашютами – это Сарчиков, командир наш, комиссар Юрьев, начальник штаба Миняев, начальник разведки Глорацкий, начальник особого отдела – в общем семь человек и радистка, радистка была Нина Духанова. Вот эти семь человек остались в моей деревне и стали собирать партизанский отряд, немцы-то гарнизона в деревне не оставили.

Спустя где-то месяц, мы перешли потом в другую деревню, Воробьи. Обосновались мы там и стали отряд собирать. Особенно, собирали девчонок и мальчишек. Прямо за рукав или за штанину дергали: «Пойдем в партизаны, дурак, а то немцы тебя заберут, расстреляют». Ну, как, все же свои, вместе все учились, друг друга знали. И так вот, в течении месяца, мы набрали полк. У нас было так: 7 батальонов, 14 отрядов, всего 1200 человек.

Почему мы этот полк так быстро набрали? Потому что немцы стали хозяйничать, расстреливать людей, загонять их на разные работы, чтобы копали рвы, грузили. Когда этот полк набрали, нам выбросили еще двух радисток, очень много боеприпасов, настоящих ученых разведчиков. Наш полк стал настоящим боевым полком. Боевым! Как только где Сарчиков появлялся, так нам все деревенские на встречу бегут: «Запишите меня, запишите меня! Я партизаном буду!» Так вот и записывали, так вот и разросся очень наш боевой полк.

В отряде я вначале готовила, ухаживала за ранеными, стирала марли, когда марли не было – рвала полотно на бинты. Но основное – ходила на разведку, меня же учили разведке. Ребята меня один раз взяли, потом другой. Видят, что ничего, девчонка такая вроде быстрая и, как только в разведку, так: «Пойдем». Деревни я знала, знала многих жителей по именам, да и немцы не сразу поняли, что девочки в разведку ходят. Они за солдатами, за красноармейцами следили, а мы, девчонки, все, в кофтах, в юбках, они на нас не обращали внимания. А мы подходили к ним, смотрели сколько их, как они расположены, как вооружены. Передавали в отряд, а потом мы на них нападали. Расстреляем или в плен возьмем, как получится. А иногда они нам по шапке давали, всякое было. Вот, в основном, вот такие вот дела. Один раз я даже ходила на железную дорогу. Получилось так, что медсестры не было, мне и говорят: «Пойдем с нами». Пошли на железную дорогу, нас было пять человек. Подошли к железной дороге, выкопали ямочку, туда поставили прибор, и тут немцы. Решили не оставлять, вытащили и ушли. Хорошо, что у немцев тогда собаки не было. Они за нами бежали, но не смогли догнать. Вообще, чего только немцы против нас не делали. Однажды даже какие-то танки против нас бросили, но партизанам никакие танки не страшны.

Вскоре после того как отряд сформировался, меня направили на работу в немецкий гарнизон в Каспля, нас там трое партизан работало. Что запомнилось – немцы там сразу поставили три виселицы. Там горочка была, на этой горочке стояла церковь и рядом с церковью немцы поставили виселицы. И эти виселицы ни одной минуты не были свободными – одних повесили, потом немцы их снимают, других вешают. И так все время… А людей заставляли оттаскивать мертвых и закапывать.

В Каспля я одиннадцать месяцев прожила. Страшно было… Только немца увидишь, ты от него боком за угол, под забор куда-то…

Ко мне на связь в Касплю Силицкий приходил. Я ему рассказывала что увидела, а он мне задания давал: «Через неделю сделаешь вот то и то. Не сделаешь, не получиться – на рожон не лезь, сделай вот то и то, а потом придешь мне расскажешь все».

Еще мы очень многих полицейских на свою сторону перетягивали. Они же все знакомые, мы вместе учились, работали. И вот так с ними разговариваешь, спрашиваешь и они, бывало: «Кать, что тебе надо? Что ты хочешь?» «Я боюсь тебе сказать, чего я хочу». «Ну, боишься, не говори». Не заставляли говорить. Потом так потихоньку, потихоньку и они уже готовы к партизанам идти. Я тогда: «Собирай людей, одного не поведу тебя. Людей собирай». Вот он, собирает. Человек семь-восемь наберет, в назначенный день ко мне приходит, в точно назначенное время, и я их веду. Через реку переберешься, а там река бурная, только в одном месте перебраться можно, потом до леса их доведешь: «Ку-ку, ку-ку», – ребята выйдут, и уже они их ведут, а я обратно.

В Каспля я как нищенка была. Помню, как-то, меня одна женщина увидела: «Ну, ты, бездельница, что ты ходишь, бездельничаешь тут? Иди вон пленным будем похлебку варить!» Иду, похлебку варю. «Кто будет раздавать?» – спрашиваю. «Я!» «Хлеб кто будет резать?» «Я сама буду резать!» А я что, я там посуду мою, скребу, подметаю. Так я устроилась в Каспля на работу. Благодаря этому однажды мы освободили около 500 человек пленных. Я когда пищу им раздавала - предупредила, где и когда собраться. Потом ночью партизаны часовых сняли, дырку в ограждении прорезали и пленные побежали. Человек 15-20 погибло, а остальные спаслись.

Но я не постоянно в Каспля жила, все время по деревням ходила – сумку через плечо, платок повязала и пошла по деревням. Куски собирала, и для себя, и для пленных, пленные же с голода умирали. С полицейскими говорила, с людьми, а потом в Каспля. У меня там часто спрашивали: «Кать, ты не слышала, моих там не расстреляли?» «Не расстреляли, живы». «Кать, ты вот не слышала, ты ж везде бываешь, ты не слышала?» «Слышала, жена твоя родила».

Еще в таких вот походах по деревням я, и другие партизаны, собирали маленьких детей, отводили их в отряд, а потом отправили за линию фронта, к нашим.

Два раза и я была за линией фронта. Один раз раненых отводила, а второй раз меня командир отдохнуть послал. Просто сказал: «Ты заслужила отдых, иди, отдыхай». Я тогда хотела остаться за линией фронта, но меня не оставили. Сказали: «Надо работать. Ты работать уже умеешь, привыкла, много знаешь». И я вернулась обратно.

Вернулась в отряд, а тут бой, немцы напали. Нам: «Ребята, будьте внимательны, под пули свои головы не подставляйте, чтоб лишних раненых не было». И вдруг раненый…Я говорю: «Ребята, я пойду к раненому, а вы меня просто проконтролируйте». Только Я к раненому подбежала, только хотела нагнуться, а тут, откуда ни возьмись, немец и меня по голове прикладом. Ну я и упала рядом с этим раненым. Ребята, конечно, его сразу убили. Я потом все спрашивала: «Ребята, почему же он не выстрелили в меня, а ударил прикладом?» А они говорят: «У него не было патрона. Последний патрон он выстрелил, и надо было зарядить автомат». Автомат был не заряжен, поэтому я спаслась…

В 1943 году мы соединились с нашими войсками. Немножко в тылу отдохнули, стряхнули вшей, а потом нас снабдили боеприпасами, продовольствием и мы ушли в Белоруссию. Партизанили в Белоруссии и только в 1944 году, за Минском, снова соединились с армией. Наш отряд тогда расформировали. Ребят призвали в армию, а нас, девчат, отправили по домам. Я вернулась на Смоленщину. Моя мамочка так была этому рада.

- Спасибо, Екатерина Ивановна. Еще несколько вопросов. Как население отнеслось к оккупации?
- Очень по-разному. Когда они только пришли у нас в деревни их хлебом-солью встречали, думали – немцы пришли освободить, это лично видела я сама..

А немец как ударил по этой буханке… Хлеб рассыпался, соль упала, и вся наша деревня хвост поджала, перестала немцев встречать.

Потом, у нас же кулаки были, так они к немцам все подлазили, но немцы никаких кулаков не признавали.

Потом они грабить начали. Все забирали! До последнего зернышка! Если у него мешок полный уже был, так он готов был то что осталось лошади в зад воткнуть, чтоб она покакала этим, чтоб только не взяли русские.

- Деревня голодала в это время?
- Голодали, очень голодали, очень. Сперва еще какое-то колхозное имущество оставалось, телята там. Их по домам разобрали, берегли для партизан. Но этого мало было. Люди только тем жили, что листья зимой ходили собирали, ягоды, какие остались. Вот только вот этим жили.

- Как вы оцениваете командование отряда?
- Командир у нас, Сарчиков, был очень хороший. Отличный комиссар, Юрьев. Командир разведки, Глорацкий Геннадий Павлович, ему, наверное лет пятьдесят было, очень боевым был. У него все получалось, не знаю как, и он нам все время говорил: «Учитесь! Учитесь!»

- Командиры кадровые военные были?
- Большинство да, кадровые военные, прошедшие подготовку.

- А каков был средний возраст партизан?
- Ну, молодые были. В основном от двадцати до тридцати пяти лет.

- А в отряде кого было больше, местных или окруженцев?
- Окруженцев у нас почти не было. Они к нам приходили, несколько дней отдыхали, отъедались, а потом уходили за линию фронта, к нашим.

- Когда вы работали в немецком гарнизоне, какие у вас задачи были?
- В основном, мы писали листовки, распространяли их по деревням.

- Какое отношение к партизанам было у местного населения?
- Самое разное отношение было. Кто-то ненавидел, кто-то презирал, кто-то ласкал. Вот пойми, к кому ты попадаешь в руки.

Причем деревни были очень разные. В некоторых деревня больше мужчин осталось – эти деревни полицейские были, а в других меньше мужчин осталось, эти деревни партизан поддерживали.

Но вот когда мы в Белоруссии были – там к нам хуже относились, чем на Смоленщине.

- С немцами вам приходилось общаться?
- Общаться? Приходилось. Они в Каспля местных девушек на вечеринку приглашали, на танцы. Мы кудри навивали, платьица надевали и ходили с ними на танцы.

- А общались на каком языке?
- Я немножко знала немецкий язык, но не показывала этого. Бывало, меня немец приглашает на завтра, а завтра у меня задание куда-нибудь. Так я: «Не понимаю». Он напишет. Я: «Не понимаю, не понимаю».

Потом со мной случай был. Немцу в голову что-то, моча может, стукнула, не знаю. Летом было, темно. «Пошли в пуню, там клуб, чисто, все выметено, там хорошо танцевать». Меня сразу насторожило: «Это что-то тут не чисто, это что-то не так». А узнать не у кого. И тут девчоночка, лет трех. Ну я ей: «Танюш, деточка, пойди до дяди Васи, скажи, что Катя его зовет». Вася потом пришел, так мы и разбежались.

- А какое отношение ваше личное к немцам? Кого больше не любили – наших полицаев или немцев?
- Ну, как вам сказать? Немцы не знали наших, а наши рассказывали – вот, что плохо. Ну, парень и парень, в колхозе работал. Мы все в колхозе работали, все. А вот расскажешь же – навредишь этому человеку. Этот человек, может, занимается и хорошим, большим делом, а ты его вот так.

Полицаев мы больше не любили. Во-первых, они были невыдержанными, грубыми. Да и к немцам они шли от своей трусости. Мы же их звали в партизаны: «Что ты – дурак, Миша, ты дурак, что ли? Пошел к чужим! Зачем они тебе нужны? Свой тебе хоть кусок хлеба даст, хоть тебе, может, рану перевяжет. А ты к чужому человеку пошел. Ты знаешь его? Нужен ты ему? Так, как ты ему, так и он тебе нужен. Не ходи!» «Нет, меня батька посылает или матка посылает, а то корову заберут». «Да отдайте вы им корову эту, отдайте! Зато будешь жив! Не отдашь корову, значит, голову не сносишь». Правду говорили мы, правду.

Правда, надо сказать, полицаи тоже разные были. Вот один, Миша, учитель нашей школы, он меня спас. Идет как-то мимо меня и говорит: «Дома не ночуй. Сегодня будет ночью облава, всех расстреляют». Я на место встречи побежала, прокуковала, рассказала. Ребята говорят: «Он тебя предупредил, сегодня никуда. Будешь здесь, никуда не пойдешь». И действительно, в ночь арестовали 133 человека и всех расстреляли.

- Вы сказали, что переманивали полицаев на сторону партизан и отводили их в лес, а не страшно было, что они могут предать?
- Я многих знала, мы же учились вместе, так что я знала с кем говорить, а с кем нет. А потом, когда я их вела, мы у них оружие отбирали.

- Как партизаны обеспечивали себя продовольствием?
- Только за счет населения.

- Какую форму это носило? Местное население добровольно сдавали, или сами забирали?
- Кто добровольно даст? Просили, на коленках стояли – у каждого выпрашивали. Добровольно. Добровольно дашь тогда, когда у тебя еще остался кусок хлеба, а если не было?

В Белоруссии просишь, они плачут: «Деточка, ну, нет больше, нет у нас». «Ну, тетечка, миленькая, ну, хоть разочек, укусить разочек». Она картошину ту пополам, половина тебе, половину своему ребенку оставляет…

В то же время, вернулся с разведки, доложил, а есть хочешь и говоришь командиру: «Принесите пожрать хоть, три дня не ела ничего» «О, а чего ты не говоришь?» Несут сала кусок, хлеба, картошки: «Вот тебе, пожалуйста».

- За счет немцев удавалось какие-то трофеи получить?
- Да, удавалось. Грабили немцев. Это страшный грабеж. Что делали партизаны! Вы знаете, это вот рассказать и показать фильм – никто не поверит!

Поезд идет, партизан на ходу на этот поезд запрыгивает, там ставит мину, на несколько вагонов от мины отбегает. Мина взрывается, он из вагонов выкидывает.

Вот как жили. Иначе бы наша Россия не выжила. Наш русский народ, по-моему, ценней всех на свете, всего белого мира. Они, знаете, тебе, извини за выражение, из какашки тебе сварят кашу. Скажут: «Манная на молоке».

Мы ни одного поезда не пропустили. Ни одного! На ходу прыгали, на ходу! Там вставляют, тут рвется, там уже грабят.

Только так выжили…

- Вши в отряде были?
- Ну, как вы думаете? Конечно. Мы в партизанах только в речки мылись, а у меня волосы длинные были, вши с них так и сыпались.

Изредка, если мы стоим в глубинке, партизаны оборону кругом держат, тогда делали баню. Все вымоемся, отстираемся. Потом на месяц может хватить.

Когда у наших была, белья мне там не давали, так я свое сняла, прожарила, простирала и после бани опять на себя надела.

- Романы в отряде были?
- Какие романы? Боже мой! У голодного человека одно на уме.

- Связь с Большой землей была налажена?
- Да. Нам боеприпасы сбрасывали, листовки, которые мы потом по деревням разносили.

- У вас личное оружие было?
- Да. У меня был пистолет «Вальтер 2», я у немца сняла. Там было семь пуль, я их для себя берегла, чтоб не попасть к немцам в плен. Я же видела, что они с людьми делают… Выстрелила б себе в голову… Еще автомат был.

- Вам самой стрелять приходилось?
- А как же! И стреляла, и гранаты метала. Нельзя сказать, что каждой пулей попала в человека, но стреляла.

- А вообще, за что воевали? За Родину, за Сталина? За что лично вы воевали?
- Да, за Родину, за Сталина. Везде, везде: «За Сталина» кричали. Это сейчас так негативно относятся к нему, а мы – за Сталина, все время за Сталина.

- А вы лично за Родину больше или, все-таки, за Сталина?
- А я лично чтобы выжить.

- А какой мотив был? Ну пришли немцы и что? Это просто было неприятно, что кто-то пришел и пытается тобой распоряжаться или что?
- Вы понимаете, если бы они пришли с добром… А если они пришли с ружьем, ну, какая тут логика?

Людей вешают, ни за что ни про что. Смотришь – висит на виселице, двенадцатилетний мальчик или девчоночка… Уши обрезают, язык обрезают, глаза выкалывают. Это что ж такое?

- Партизанские семьи – они оставались в деревнях или они уходили в лагерь?
- В деревнях. Их укрывали, не показывали и не говорили. А потом в лес забрали.

- Немцы пытались ваш отряд уничтожить?
- Да. Я один эпизод расскажу, это в Белоруссии было. Немцы нас по лесу гоняли, где-то в ноябре, уже заморозки начались. И вот немцы так нас окружили и не выпускали из болота, несколько дней. Мы вот так вот, по шейку, ходили по этому болоту, все время в воде, а потом они нас как-то оставили. Я, наверно, в шоке была, потому что даже не помню толком – что случилось? Куда ж делись немцы? Так водили, водили и вдруг нас оставили. Почему они нас оставили? Не помню. Мы два дня в этой холодной воде ходили, многие умирали, просто не могли выдержать это.

Сейчас вспоминаешь – это просто невозможно. Хорошо, мы вышли на какое-то местечко, смогли хоть какой-то костер разжечь. Немного обсушились, а потом пошли, нам нужно было перейти шоссейную дорогу и железную дорогу. Шли мокрые, все болело. Все косточки застыли, ничего не работало.

- Когда под Минском соединились с частями, какое было настроение?
- Какое настроение было?! Ура, ура, ура! Теперь уже все, мы уже знали, что Германия все, капитулирует.

- Знаете, у некоторых ветеранов осталось ощущение, что вот война, при всех ее ужасах, было лучшим временем в их жизни. У вас такого ощущения никогда не было?
- Это у тех осталось, кто сидел у меня за пазухой. У меня такого не было. Я бы хотела собрать человек 50, чтобы они попробовали этого лучшего времени…

- Сны о войне снились? Или все забылось и ушло?
- Сны мучили. Я ночью очень часто с немцами дралась. Мне: «Ты что, ты что, с ума что ли сошла?» Мучили сны…

- Спасибо, Екатерина Ивановна.

Интервью:   А. Драбкин
Лит.обработка:   Н. Аничкин