Истории Efimytchа

[Амина]

КОТ

Как-то, перейдя в новую школу, дело было в третьем классе, я подружился с парнем, у которого был КОТ. Нет, речь вовсе не о Комитете Оборонной Техники и даже не о Креативной Окантованной Тапочке, а о сером, полосатом, усатом и очень независимом создании.

Есть на свете просто коты, есть Коты с большой буквы, а вот в Дымке малых букв не было вообще! Это был КОТ!!!

История его происхождения не совсем обычна. Трудновато назвать его дитём природы, скорее уж, шалость человека.
 
Короче, как-то в цирке задумали вывести необычную зверушку и скрестили рысь с домашней кошкой. Результат их не порадовал, но на этом неюные цирковые натуралисты не успокоились и скрестили с домашней кошкой камышового кота. Ну а то, что получилось в результате этих экспериментов – уже и промеж собой.

И вот родился кусачий, царапучий, шипящий серый косматый комок с очень непростым характером. Мать Сашки работала в цирке костюмером и рискнула взять это чудо антинаучной мысли домой.

Пока Дымке не исполнилось три года, Сашка и его сестра ходили с исцарапанными руками. Потом КОТ остепенился и превратился в стройного серо-полосатого красавца. Габаритами он не впечатлял – шерсть была хоть и густая, но короткая и, когда его удавалось помыть, Дымка, в отличие от большинства кошек, в объёме уменьшался крайне незначительно.

А помыть его было нелёгким испытанием для всей семьи. Обычно этим занимался Сашкин отец, служивший во время войны в СМЕРШе, в группе захвата. Он утверждал, что с немецкими шпионами справляться было куда как легче.

В общем, если не приглядываться, так ничего особенного – ну да, крупный кот. Подумаешь, лапы высокие, или – кисточки на ушах, ну чего удивительного в том, что когда он идёт, по всему телу перекатываются бугры мускулов... Кошки всякие бывают.

И не скажешь совсем, что в этом очень независимом создании 17 килограмм, причём – в период похудания. В нормальном же состоянии Дымка весил около 20 кг.

Знакомство с Сашкиной квартирой для всех гостей начиналось с представления их Дымке. Что происходило в тех случаях, когда это забывали сделать, мне рассказывали, но я совсем не ужастик сочиняю…

Кого-то КОТ принимал, кому-то давал ясно понять, что уж так и быть, если двуногим членам стаи зачем-то надо присутствие данного организма в доме, то он как-нибудь перетерпит, но не очень долго.

Меня Дымка признал и даже регулярно со мною здоровался. Вот только удовольствие от его «здрасьте» было ниже среднего – он сидел в засаде на каком-то из деревьев по дороге к Сашкиному подъезду и, когда я подходил, всегда внезапно прыгал мне на плечи и ложился на шею, прикидываясь меховым воротником. Углядеть его в засаде я ни разу так и не смог. Несколько раз от такого «здрасьти» я оказывался сидящим на асфальте с тёплым, мурчащим воротником на шее – 20 кило, всё-таки, не шутка.

КОТ был весьма строгих правил и модные тогда танцы – твист и шейк - он не признавал. Кручение голыми коленками однозначно расценивалось им, как призыв к охоте, и он пытался их поймать. Когти при этом выпускались на всю длину, и поэтому Сашкина сестра часто ходила в непрозрачных чулках, а её подруги перед танцами озирались весьма нервно.

Всех животных 70-квартирного дома Дымка знал наперечёт, и, дав им понять, кто тут главный, он их, обычно, больше не задевал. Исключений было два – дурная болонка из соседнего подъезда и молодой овчар. Очень добродушный чистопородный представитель немецких овчарок имел интересный характер – в нём сочетались типично немецкая послушность и чисто русская бесшабашность.

Представьте картину – по улице чинно шествуют хозяйка и дисциплинированная молодая овчарка на поводке. Вдруг из кустов вылетает Дымка и, сев на задние лапы, передними лапами без когтей несколько раз бьет Рекса по морде. Радостно взлаяв, молодой пёс бросается, вырвав поводок, за прыгнувшим в кусты котом. Гоняться друг за другом они могли до самозабвения. Для Дымки высшим пилотажем было – суметь ещё раз выскочить из кустов и отвесить Рексу пару дополнительных тумаков, а для Рекса – загнать Дымку на дерево.

По словам хозяев, с десяток раз они даже сцеплялись в рычаще-шипящий комок, но, судя по всему, это был своего рода тренинг. Несколько неглубоких покусов у Дымки и царапин у Рекса – и всё...

Причём, если Дымка просто куда-то шёл по своим делам, Рекс, пару раз гавкнув и не срываясь с поводка, подзывал его к себе. Дымка подходил, они обнюхивались и чинно расходились.

Болонка, как и многие мелкие собачки, была особой скандальной и глуповатой. Она осмеливалась лаять на самого КОТА!!!

В результате не раз её хозяйка звонила в Сашкину квартиру и просила: уберите своего зверя, он опять мою Мэри в подвал загнал.

Чужих животных на своей территории, если они не на поводке, Дымка терпел с трудом, и несколько раз приходилось наблюдать, как по улице с диким визгом несётся какой-нибудь пудель, за ним длинными тигриными прыжками Дымка, а за этой компанией – с не меньшим визгом – хозяйка пуделя…

Кошколовов Дымка не любил настолько, что, после пары встреч с ним, они записали номер Сашкиного телефона, и, перед каждым «внезапным» отловом кошек в районе его дома, звонили, чтобы Дымку заперли.

Ещё Дымка любил кофе с печеньем. Ритуал был следующим – на пол ставилась чашка со сладким горячим кофе, на блюдечко клалось 3-4 печенины. Дымка деловито подходил, внимательно всё обнюхивал и, взяв одну печенину, макал её в чашку. Потом всё это съедалось...

Когда ему исполнилось 12 лет, он стал болеть. С трудом оправившись от очередной болезни, Дымка, уже не грациозный красавец, а облезлый и исхудалый, решил уйти. Как мне рассказывали, в тот вечер он по часу просидел на коленях у каждого. Ночью пропал.

Больше его никто не видел.

Efimytch

[Амина]

Репейские жители

В середине семидесятых годов моя тётя с мужем, выйдя на пенсию, купили «дачку». «Дачкой» оказалась не нужная прежним хозяевам изба, что стояла в деревеньке с романтическим названием Репьи.

Деревенька была полузаброшенной, а вот места там чудные – берег длиннющего, восемнадцатикилометрового Череменецкого озера. Рядом, между деревней и озером, развалины барской усадьбы и остатки старого парка. От окраин городка Луга к деревне тянется на пару десятков километров липовая аллея. Вот, правда, двухсотлетние, с громадными дуплами липы местами уже попадали, а кое-где и были срублены.

Впрочем, речь пойдёт не о деревне, а об её обитателях, а, ежели поточнее, о дачных жителях.

Джека

Приведя в порядок избушку, наши «новые сельские» сразу настолько окрестьянились, что стали проводить в деревне и лето и зиму.

Вполне естественно, начал заполняться и скотный двор.

Разумеется, первой заведшейся там скотиной оказались мыши и крысы. С этим надо было что-то делать, и была куплена "породистая" собака-крысолов.

Собаку приобрели в охотхозяйстве, где профессионально разводили лаек. Однако, очень похоже, что разводили там не только их, но и покупателей. В результате тёте под маркой патентованного крысолова досталось маленькое рыжее создание. Поскольку в охотхозяйстве сказали, что это – щенок мужеского полу, то назван он был Джеком. Когда собака подросла, обнаружилось, что кто-то где-то что-то напутал, и пришлось переназвать её Джекой.

Подросшая Джека напоминала своим видом совсем не лайку, а изрядно ощипанную рыжую лисичку, но, в чём эти охотхозяйственники не обманули, крыс она ловила просто замечательно.

С дамами в репейском собачьем сообществе дела обстояли не очень, и Джека довольно быстро оказалась первой красавицей села, но щенков у неё не было довольно долго.

Поэтому, когда тётя купила козлёнка, заботу о нём взяла на себя именно Джека.

Борька

Конечно, наши новоявленные фермеры купили козлёнка для откорма и последующей сдачи на заготпункт, но не тут-то было.

Воспитанный собакой козёл стал проявлять такие качества, что о его забое уже никто и не думал.

Он великолепно охранял дом, знал всех «своих», включая кур, кошек и собак, любил гулять по деревне на поводке. Если ему казалось, что кто-то из беседующих со «своими» начинает излишне размахивать руками, то тут же следовал удар кривых, но очень крепких рогов. Такой же удар внезапно получали те, кто хотел тайно полакомиться тётиными клубникой и яблоками.

В общем, из козлёнка Борьки вырос великолепный сторожевой козёл. В деревне его стали уважительно называть по имени-отчеству - Борис Николаевич!

Борис Николаевич очень любил играть в «перетягивание козла». Выглядело это так – я брался за крутые мощные рога и изо всех сил тянул его вперёд, на себя. Борька, упираясь всеми четырьмя копытами, тянул назад. Чаще всего побеждала дружба – утомившись перетягивать друг-друга, мы просто прекращали игру.

А вот лаять он, хоть очень старался, так и не научился.

Горностай

Когда Джека была ещё щенком непонятной половой ориентации, случилось так, что на тётину избушку произошло настоящее крысиное нашествие.

Метрах в двухстах от участка был лагерь, где летом отдыхали лужские школьники и пэтэушники.

Когда они уехали, оголодавшее серое воинство перебралось в ближайший обжитой дом – к тёте.

Дело пахло керосином, приходилось даже прятать продукты в кастрюли, а на их крышку класть кирпич. Хотя и это не всегда спасало. Сплочённый крысиный коллектив ухитрялся сбрасывать кирпичи с кастрюль, в результате иногда на стол вместо еды подавалась кастрюля с ехидно выглядывающей оттуда крысиной мордой.

Как-то, приехав в очередной раз на дачу, это было примерно через месяц после начала нашествия, уже и снег тогда выпал, я заметил, что у сенного сарая стоит какой-то белый столбик. Подойдя поближе, я увидел стоящего горностая. Перепутать это белое чудо с чёрным пятном на кончике хвоста с чем-то другим было бы трудновато.

Близко к себе он нас не подпускал, но молоко из блюдечка, которое ему ставили каждое утро, съедал с удовольствием.

А вот крыс горностай любил, очень любил. Скорость его движений была необыкновенной – уследить за его прыжками было невозможно.

Только стоял неподалёку белый столбик – и вот он уже несёт убитую им крысу. При этом габариты «дичи» частенько раза в три превосходили бесстрашного охотника.

Как-то поутру крысиная компания, не выдержав такого к себе отношения, организованной колонной покинула тётин участок. На «берегу» этого страшноватого серого потока стоял тонкий белый столбик с чёрным хвостиком.



фотка не моя

Гиви

Как-то раз по весне один из соседей принёс домой выпавшего из гнезда птенца.

История, в общем-то, обычная, но не в этом случае.

Птенец представлял собой довольно большой пуховой комок с лицом настолько ярко выраженной кавказской национальности (большие грустные глаза и типично кавказский, гордый, но пока едва торчащий из пуха крючковатый нос), что для полноты облика не хватало только кепки-аэродрома.

Вполне естественно, малыш-беркутёнок получил гордое имя Гиви.

Птенцы растут быстро, и вскоре Гиви превратился в громадную сильную птицу с холодным, ничего не выражающим, но оценивающим взглядом профессионального киллера. Кроме хозяина близко к нему никто уже подходить не рисковал.

Осенью уже окрепший взрослый беркут улетел.

Но несколько лет он регулярно навещал своего спасителя, а последние два раза - даже приводил в гости к бывшему хозяину свою супругу.

Орлы живут долго. Так что, если вы увидите над Череменецким озером пару беркутов – помашите им рукой. Наверняка один из них – столь разыскиваемое в деревне Репьи лицо кавказской национальности по имени Гиви.


Здесь Гиви 5 месяцев, через месяц он улетел:

Варька

Кроме уже упомянутого не очень крупного, но очень бдительного нерогатого и рогатого скота, со временем на даче завелась и всякая прочая скотина.

Сейчас речь пойдёт о мурчащих её представителях.

Первым из них оказалась белая кошечка с потешными чёрными пятнами в самых неожиданных местах. Два из них располагались там, откуда уши торчат, и создавали видимость аккуратного пробора, который образует классически заплетённая коса, поэтому назвали кошку Варварой. Была она (как нам рассказывали) чистопородным представителем норвежских лесных кошек.

Вот только ничего норвежского, как мы только её не рассматривали, обнаружить так и не удалось. Да и совсем не лесной она была, а вполне даже избушечной, ну, на крайний случай, участковой, то есть, с участка почти никогда не уходила.

Была Варька вполне обычной домашней мурлыкой, но с одной особенностью – охотно и много охотилась за крысами и мышами и очень умело обучала этому своих котят.

Из-за этой особенности её детишек весьма охотно разбирали по соседним деревням. Потому и расплодилось Варькино потомство по всей Череменетчине.

Но не бывает правил без исключений.

Марсик

Один из Варькиных сыновей – Марсик - был красивым, большим, очень пушистым, тёмно-серым с белой грудью котом.

Он был гордостью всей семьи, лучшим украшением дома и всегда об этом помнил.

Главной жизненной задачей кот считал демонстрирование такого красивого себя гостям. Поэтому, при появлении кого-то чужого в избе, тут же появлялся Марсик и, изящно потягиваясь, ложился в элегантной позе туда, где его было получше видно.

Поскольку наиболее хорошо его было видно на обеденном столе, то тётя, не понимая тонких движений артистической натуры, злобно его со стола сгоняла, иногда – даже и полотенцем.

Марсик грациозно уворачивался. При этом на его морде настолько явно читалось знаменитое «не верю!», что всем становилось понятно – мы видим перед собою одного из лучших, но, к сожалению, злобно забиваемых несправедливой полотенцевой критикой, учеников Станиславского.

Мышей этот артист не ловил.

Филька

Полной ему противоположностью был ещё один Варькин сын - кот Филимон.

С короткой шерстью, через которую кое-где проглядывали боевые рубцы, разорванными правыми ухом и губой, из-за которой на его морде вечно играла ироничная улыбка, очень длинными задними ногами, он сразу создавал впечатление серьёзного парня, с которым лучше не ссориться.

Впрочем, к людям он относился весьма добродушно, что нельзя сказать о чужих котах, собаках и прочих покусившихся на его персону представителях фауны.

Крысоловом Филька был отчаянным. Как-то, заметив, что наверху что-то где-то давно и подозрительно скребётся, я взял его на руки и затащил на чердак.

Филька, вихрем спрыгнув у меня с рук, тут же бросился в атаку на одну из стенок, где висела уличная одежда.

Примерно через минуту мне были предъявлены семь крыс, из них две – довольно крупных. Оказывается, они устроили гнездо в рукаве одного из висящих там ватников.

Пожалуй, именно Филька, хотя своим участком он считал всю деревню, был наиболее достойным представителем породы «репейский участковый».

Ксюха

Жила на даче и ещё одна кошачья особа норвежского лесного племени. Звали её Ксенией.

Ксюха досталась нам взрослой, когда очередные её хозяева попросили пристроить куда-нибудь весьма изящную, пушистую, с очень тёмным мехом, на котором кое-где были белые разводы, кошечку.

Некоторое время пожила она у нас дома, но, собираясь к лету на дачу, мы с мамой решили, что, может, хоть деревня это «сокровище» исправит.

Белые разводы кошки складывались в такое выражение морды её лица, как будто её все постоянно и абсолютно незаслуженно обижают и унижают.

И эта «униженная и оскорблённая» особа начинала мстить. Причём, не только за дело, ну, когда там на хвост наступили, а и просто так. Хотя, чего это я, разве «просто так» бывает?

Разумеется, всегда находилась серьёзнейшая причина - иногда – то, что на неё давно внимания не обращают, иногда – что этого самого внимания на неё обращают слишком много, иногда – ещё что-нибудь... Кто ж их, женщин, поймёт.

Мстя её была страшна – она на кровати обидчика автографы оставляла, в смысле – подписывала постельное бельё. Месть свою Ксюха холила и лелеяла, поэтому, когда у тебя простыня окажется мокрой и весьма пахучей, угадать было невозможно. За что именно тебе сегодня такое счастье, догадаться было тоже непросто.

На даче эта «неуловимая мстительница» не исправилась, но, видимо, изрядно «достала» и кого-то из репейских обитателей. В результате по осени она пропала.

Как-то почему-то никто особо о ней и не жалел.

Рекс

Когда у Джеки, наконец-то, появилась пара замечательных детишек, мальчика решили оставить себе, а девочку отдали в соседнюю деревню.

Щенки представляли весьма яркую иллюстрацию старинной русской поговорки «не в мать, не в отца, а в прохожего молодца», то есть, ничуть не были похожи не только на маму, но и ни на одного репейского пса. Поэтому кем был «прохожий молодец», установить нам так и не удалось.

Были они весьма плотного сложения, довольно крупными, очень мохнатыми, с густой коричневато-белой шерстью, из которой торчала хитрая лисья морда, и завёрнутым фирменным лаечным кренделем хвостом.

Поскольку охраной тётиного «поместья» занимался такой квалифицированный специалист, как Борис Николаевич, а над сокращением мышино-крысиного поголовья успешно работала сплочённая собачье-кошачья бригада под руководством Джеки и Варьки, заняться Рексу было особо нечем.

Впрочем, «нечем заняться» - это не про Рекса, уж что-что, а занятие по душе пёс находил всегда.
Он рос игривым, добродушным и весьма изобретательным.

В деревне его очень боялись, и было за что – любимым занятием Рекса было, увидев кого-то знакомого, с радостным лаем подбежать к нему и, не останавливаясь, но встав на задние лапы, передними толкнуть в грудь. Весил Рекс килограмм 50, поэтому совсем не удивительно, что знакомый от такого «здрасьти» часто падал. Тогда радость пса становилась бесконечной – он злобно нападал на жертву и весьма тщательно её вылизывал, особенно стараясь при этом не оставить ни одного сухого кусочка на лице.
 
Конечно, подлизывание многим нравится, но не до такой же степени…

Рекс был грозным цепным псом, то есть, постоянно сидел на цепи у своей будки. Ну, если честно, не совсем постоянно, точнее, совсем не постоянно…

Шерсти у него было много, и очень густой, ни один ошейник плотно затянуть было нельзя, и, когда ему это хотелось, он сдирал ошейник лапами, аккуратно вешал на специально вбитый для этого в будку гвоздь и убегал в деревню. Набегавшись, он пролезал в ошейник и вновь грозно сидел на цепи, с ног до головы украшенный фирменными орденами этой деревни, то есть, весь в репьях.

В деревню Рекс обязательно вылезал через очередной вырытый им под забором подкоп. Тётин муж, заметив такое безобразие, каждый раз заделывал новый лаз камнями и битым кирпичом. Зачем это было Рексу надо, понять трудновато - возвращался он, если калитка закрыта, попросту перепрыгивая через забор.

Со временем вся ограда участка со стороны озера, именно туда чаще всего вылезал Рекс, стала представлять собой сплошную низкую стенку из валунов и кирпича, врытую на полметра в землю, над которой торчал обычный забор.

К «своим» пёс относился настолько хорошо, что Варька как-то раз даже потомство своё у него в конуре вывела.

С возрастом Рекс ничуть не посерьёзнел, а так и остался весёлым, добродушным, игрючим жизнерадостным оболтусом.

Смену хозяев дачи он перенёс довольно спокойно, так что, если будете в Репьях и увидите, как к вам с грозным лаем несётся пятидесятикилограммовый мохнатый коричнево-белый пёс, и хотите при встрече «сохранить лицо», лучше сразу оденьте противогаз, всё равно ведь догонит и как раз всё лицо и вылижет.

Белка и Ночка

На вопрос «где растут козы?» я, исходя из своего «огромного» сельскохозяйственного опыта, уверенно отвечу – козы растут на деревьях.

Если кто-то при таком заявлении воскликнет: «Да ты что, с дуба рухнул?», скажу, таки да, рухал я с дуба (или, как там правильно: рушился, обрушивался…). Ну, в общем, падал я с него и неоднократно.

А дело было так…

Сразу за нашим участком, на склоне, ведущем к озеру, рос древний дуб в три обхвата (это не красивая фраза, мы проверяли с сестричкой и её мужем, как раз втроём и сумели этот дуб обхватить).

И вот, как-то, приехавши в очередной раз в деревню, подхожу к нашему участку и вижу, что на ветках этого дуба, на высоте примерно в три метра мирно пасутся две милых козочки. Одна – чёрная, другая – белая.
 
Нет, конечно, в жизни всякое бывает, и чёртиков иногда погонять со стола приходится, да вот только не пил я в тот день ничего крепче кваса.

Подобравши упавшую челюсть и перекрестившись (на всякий случай – и слева направо и справа налево - кто её, эту нечистую силу знает, православная они, или католическая?), я пошёл выяснять, в чём же дело.

Оказалось, тётя, озаботившись полноценным и диетическим питанием семьи, приобрела парочку козочек. Чёрную назвали Ночкой, белую, соответственно, Белкой.

И ещё оказалось, что козы, по крайней мере – эти две, отлично лазят по деревьям. Если точнее, то не «лазят», а скачут с ветки на ветку.

В общем, в результате этого феномена, мне не раз приходилось, чтобы загнать Белку и Ночку вечером домой, сгонять их с дуба.

Ну а, поскольку я не козёл, а даже и совсем наоборот, то так, как они с ветки на ветку перепрыгивать не мог и поэтому периодически с дуба рухал. Хорошо, там земля мягкая…

К осени козочки выросли и, почувствовав-таки влияние цивилизации, слезли с деревьев. Ну, прямо, совсем как древние люди…

И превратились Белка и Ночка в обычных дойных коз, рассказы про которых интересны только серьёзным людям, которые по вечерам читают про покосы, удои, яйценоскость, всхожесть озимых и урожайность зернобобовых…

Куры

Кроме уже перечисленных обитателей, жили у тёти и куры.

Но о них, кроме того, что они кудахтали, дисциплинированно несли яйца и очень много какали, и сказать-то нечего.

Ну, вроде всех наиболее достойных жителей репейского поместья перечислил. Придётся на этом данный сериал заканчивать.

[Амина]

Татарин

Есть такая не шибко толерантная поговорка «Незваный гость хуже татарина».

А вот спроси жителей нашего дома – хуже Татарина незваный гость, или совсем наоборот, и они задумаются.

Дело же вот в чём. В нашей парадной, на первом этаже  незнамо с каких времён живёт татарская семья, а у них был кот. Звали его вполне обычно – Барсик, и был он ничем особо не выделяющимся по внешнему виду серо-коричневым, довольно пушистым созданием.

А необычного в нём было то, что Барсик очень любил ходить в гости. Идёшь домой, вдруг на лестнице откуда-то из засады появляется этот кот и провожает до двери. Садился у дверей и глядел на тебя настолько умилительно просяще, что не пустить домой его было просто невозможно.

Впрочем, если в данный момент ты был настолько чёрств душой, что решал не пускать это невинное создание с небесно-голубым взглядом, то не тут-то было. Просачиваться он умел великолепно. Вполне естественно, за эту привычку незвано ходить по гостям Барсика стали называть Татарином.

Гостем он был очень интеллигентным и воспитанным.

Зайдя в квартиру, кот сначала обходил все помещения, внимательно изучая произошедшие без него изменения, затем шёл на кухню. Там его надо было чем-нибудь угостить. Надо сказать, Татарин в еде недостатка не испытывал, поэтому положенное ему он аккуратно дегустировал и, как полагается воспитанной особе, оставлял недоеденным.

Исключение составляло только сырое мясо. Его Барсик мог съесть столько, что оно начинало проситься обратно.

После недолгого посещения кухни он с удовольствием лежал у пригласивших его на коленях. Если на колени никто не звал, устраивался где-нибудь рядом с хозяевами и часика два отдыхал, после этого подходил к двери и просился на улицу.

Ещё Барсик умел просто великолепно лазать, причём, не только по деревьям, но и по подоконникам. Поэтому иногда призывное «Мууурррррр» и небесно-голубой взгляд встречали меня у окна. А надо сказать, что живу я на четвёртом этаже.

Когда он пропал, весь двор искал Барсика больше месяца.

Вот и решайте сами – лучше Татарина незваный гость, или хуже.

[Амина]

Лариска

Как-то раз у нас на работе в одну из крысоловок попала добыча. Ею оказалась молодая крыса. Довести дело до конца рука ни у кого не поднялась.

Крыса оказалась особой весьма агрессивной и бросалась на всё, что движется. Засунуть её в зачем-то валявшуюся с незапамятных времён небольшую проволочную клетку было совсем непросто. Но брезентовые перчатки сходу она прокусить так и не смогла.

Сначала единственным отличием её от сородичей было белое пятно на нижней челюсти, но довольно быстро пришло время, когда мы бы не променяли нашу Лариску даже на стопятсот миллиардов отборных крыс!

Придя на следующий день на работу, мы обнаружили, что в клетке появилась небольшая дырка, а уже получившая имя «Лариска» крыса активно работает над её расширением. Естественно, при помощи проволоки и плоскогубцев это безобразие было немедленно исправлено.

К концу недели клетка уже представляла собой какое-то изделие пьяного макрамиста. Получившееся в результате нашей совместной с Лариской работы макраме из медной, латунной, алюминиевой и стальной проволоки, вплетённой в самых неожиданных местах, выглядело, надо признать, весьма авангардно.

Уходя на выходные и понимая, что уж за два-то дня Ларискина работа будет доделана, мы решили оставить всё, как есть.

Выйдя в понедельник на работу, мы с удивлением обнаружили Лариску сидящей в своей клетке у пустого блюдечка. В полу клетки красовалась аккуратная большая дыра.

В общем, она своего добилась, и дверцу мы больше не запирали.

Лариска довольно быстро стала ручной, охотно сидела у нас на плечах, но, при этом, стоило появиться в комнате кому-нибудь чужому, моментально оказывалась у себя в клетке.

Была она особой весьма любопытной, поэтому как только кто-то брался за что-нибудь необычное, тут же у приборов, кульмана или верстака оказывалась очень интересующаяся происходящим серая усатая мордашка. Хорошо, компов у нас в той комнате не стояло, а то можно было бы запросто компьютерную мышку с любопытной крыской перепутать..
 
Особенно Лариска полюбила старые шнурки. Новым никакой угрозы не было, но стоило шнурку хоть немного залосниться, и, чтобы уйти домой, приходилось завязывать башмак верёвочкой. Незаметно выдернутый из туфли шнурок лежал рядом, но его было уж слишком много – она, чтобы такой хорошей вещи всем хватило, его на 5-7 кусков делила.

Ещё Лариска с большим удовольствием  наблюдала за нашей игрой в шахматы – садилась рядом с доской и внимательно смотрела, чтобы никто чужую ладью не украл.

В общем, несколько лет в украшенной разноцветной проволокой клетке жило и радовало нас «страшное» животное, которым мы охотно пугали приходящих к нам дам.

Жалко, век крыс недолог.

Если будете у нас в «конторе», то попросите, и мы покажем небольшой холмик на газоне во дворе с титановой табличкой, на которой выгравировано «Лариска».

Орешек не для Золушки

Кроме шнурков и шахмат наша крыска Лариска очень любила орехи.

Всякие: и кунжутные, и арахисовые, и лесные, и миндальные, и фисташковые, и кедровые…

Но особенной её любовью до поры до времени пользовались орехи грецкие. Причём – нечищеные. Чищенные она всерьёз не принимала и тактично давала понять, что что-то здесь не так:
Если грецкий орешек сразу утаскивался в приделанный нами к крысячьей клетке домик, а после этого Лариска специально подходила к дарителю поблагодарить за столь ценный презент, то чищенные после обнюхивания долго оставались на месте. Потом, правда, куда-то незаметно исчезали.

Так продолжалось довольно долго, но ничто не вечно, и старая любовь была забыта, когда на сцене появился Орех!

Нет, это был совсем не какой-то волшебный «кракатук», а всего-навсего довольно прозаичные манчжурские орехи, привезённые нами из очередной командировки на Дальний Восток.

Внешне этот орех выглядит как грецкий. Но, если положить их рядом, то можно заметить и некоторую разницу: он больше вытянут в длину, потемнее, да и скорлупа гораздо «морщинистее» - больше всякими складками изрезана.
Но это снаружи. А вот внутри…

Внутри у него очень вкусное содержимое – чуть горьковатое, мягкое и очень маслянистое, только немного его там. А вот всё остальное пространство внутри ореха заполнено весьма причудливо изрезанным ореховым деревом.

Мы эти орехи из Приморья возили, чтобы, напилив их поперёк на тонкие причудливо изрезанные пластинки, делать браслеты и бусы для наших дам.

Расколоть такой орешек весьма непросто. Попытки сделать это обычными методами обычно не удаются – щипцы для орехов быстро теряют одну из ручек, удар по нему молотком приводит к длительным поискам куда-то скрывшегося с невероятной скоростью очередного НЛО (неопознанного летающего ореха), а защемление дверью - к ремонту дверного косяка.

В общем, мы, для того, чтобы добраться до вкусненького, пилили его поперёк ножовкой по металлу.

И вот такой непростой орех был выдан нашей Лариске. Она его тут же утащила, а потом стала мучить. По-другому эту процедуру назвать нельзя. Сжалившись над крыской, мы отобрали у неё орех и, распилив, отдали его уже состоящим из двух частей.

Лариска съела содержимое и попросила ещё. Мы дали ещё один целый орех, она тут же утащила его к себе и начала экспериментировать. Отдавать его нам крыска уже не захотела.

Чего она только с ним не вытворяла: бросала с карниза на пол, прыгала с разбега на него со стола, сбрасывала, точно прицелившись, на неподдающуюся вкусняшку молоток с верстака. Даже как-то попробовала тереть его об напильник.

Мучилось так бедное животное целую неделю, но, наконец, после выходных, в понедельник нам был гордо продемонстрированы две половинки этого ореха с выеденным из них содержимым. Лариска таки пошла по нашему пути и перепилила орех пополам, вот только использовала она для этого не ножовку по металлу, а свои зубы.

Со вторым орехом она справилась к вечеру.

С тех пор орехи грецкие для нашей Лариски превратились в какие-то дешёвые китайские подделки под настоящий манчжурский Орех.

[Амина]

Дрых

Как-то мой школьный приятель решил завести себе хоть какую-нибудь домашнюю скотину.

Квартира у них была небольшая, поэтому родители скотину завести ему разрешили, но только не рогатую и не крупную.

Совсем некрупную, чтобы в трёхлитровой банке помещалась.

Так в доме у Серёги появился хомяк.

Отличался он аппетитом, повышенным любопытством и способностью засыпать в самых неожиданных местах. Причём, если уж хомяк засыпал, то дрых настолько крепко, что разбудить его было делом весьма непростым. По этой причине и заработал он кличку Дрых.

И эта самая скотина за что-то, уж и не знаю, за что именно, полюбила меня. Когда я появлялся у Серёги, хомяк обязательно выбирался из своей банки и начинал по мне ползать. Но, поскольку он был настоящим Дрыхом, то, быстро утомившись от такого занятия, он засыпал.

Уснуть Дрых мог в кармане рубашки, в рукаве пиджака, в моём сапоге…

Три раза я, не заметив усыпальца, притаскивал Дрыха к себе домой. В результате процедура прощания с Серёгой превратилась в настоящий обыск с выворачиванием всех карманов. Но и это помогало не всегда – ведь есть ещё и капюшон, и портфель…

Позже я узнал старую военно-морскую мудрость "если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте" и понял, что в Дрыха, согласно древнеиндийским учениям о переселении душ, скорее всего, вселилась душа какого-то изрядно недоспавшего из-за постоянных авралов и вахт моряка.

В общем, глядя на мучения Дрыха, мы с моими приятелями пришли к глубокому философскому умозаключению: «не стоит спать, где попало, даже если очень хочется».

[Амина]

Еже Вика

Когда у нас ещё не было дачи, родители сестричку с бабушкой и меня отправляли на лето к знакомым. Это тоже под Лугой, в деревеньке с не менее романтичным, чем Репьи, названием.

Жили мы в Раковичах в избе, в отдельной комнате. И вот как-то раз у нас в комнате завелась молодая ежиха. Вот просто пришла сама и завелась у меня под диваном, устроив себе гнездо из корзинки, старой зимней шапки и рваного валенка.

Было это в разгар лета, когда наливаются все овощи и фрукты, и мы решили назвать закатившуюся к нам колючую «ягодку» ЕжеВикой, или, сокращённо, Викой.

Особых забот нам Вика не доставляла, только топала по ночам громко. Но была она, как девочке-ягодке и положено, особой очень застенчивой и крайне скромной. Нас она не стеснялась, но если в комнате появлялся кто-то посторонний, Вика из-под дивана обычно не показывалась.

А вот если очень было надо куда-то при чужих выйти, то делала она это ну уж совсем незаметно – в гнезде всегда лежали наготове газета или тряпка соответствующих размеров, и ягодка застенчивая наша, нацепив очередное дежурное маскирующее устройство на спину так, чтобы оно накрывало Вику полностью, «абсолютно незаметно» пробиралась через комнату к двери.

Не, ну чего вы, её и в самом деле было абсолютно под этим укрытием не видно, а что тряпка с кавалерийским цокотом куда-то вдруг по полу пошла, то Вика тут совсем и не причём. Мало ли какие у тряпок дела, а про газету я уж и совсем не говорю – должна же она дойти до своего читателя, а никто об этом не позаботился. Вот пресса и пошла к нему. Сама…

Когда мы осенью уехали в город, Вике стало страшно одной в пустой комнате, и она куда-то ушла.

Но следующим летом, в первую же неделю нашего пребывания на даче, к нам в комнату заглянула большая ежиха. На следующий день она привела к нам для знакомства своих детишек – четверых маленьких, потешных, с мягкими ещё иголками, ежат.

Вика с детишками навещали нас тем летом довольно часто, особенно они яблоки любили, когда их дольками нарезать.

В общем, попрошу всех запомнить - и под старой тряпкой может скрываться застенчивая девочка-ягодка…

[Амина]

Клара

Всем хоть сколько-нибудь уважающим себя любителям детективов и криминальных новостей давно и прочно известно, что Клара у Карла украла кларнет. Точно подтвердить этого я не могу, но не очень долгое, к сожалению, знакомство с Кларой позволяет мне уверенно заявить, что она такая, она могла, причём, вряд ли ограничилась одним кларнетом.

А дело вот в чём:

Когда моя сестрёнка была маленькой, а я так и вовсе проходил по разряду нанотехнологий (Галочка старше меня на 8 лет), она притащила домой крохотного, не перелинявшего ещё, воронёнка со сломанной лапкой. При более близком с ним знакомстве воронёнок оказался настоящей воронкой – маленькой вороной женского пола со зверским аппетитом.

Лопала Клара всё. Причём, в таких количествах, что хотелось отойти подальше, чтобы, когда лопнет, не очень забрызгала. Но зато и росла она быстро, вскорости превратившись в красивую, большую, очень любопытную и сообразительную птицу.

Без её любопытного носа не обходилось ни одного сколь-нибудь интересного события в нашей комнате (мы тогда в коммуналке жили).

Клара даже говорить научилась. Болтала она много, вот только её словарь уступал словесному запасу небезызвестной Эллочки-людоедки раз в сорок. Короче, выучила наша воронка только одно слово – Клар-р-р-ра, но, зато, произносила его часто, громко и по любому поводу.

Вороны вообще птицы весьма неглупые, а Клара отличалась ещё и философским складом ума – так она совершенно правильно отвечала на один из двух главных вопросов философии – «кто виноват?», вот, правда, её ответ на другой – «что делать?» - был неверным, что, впрочем, совершенно не умаляет её умственных способностей, ведь на этот вопрос не смог ответить даже Лев Толстой.

Ещё она любила всё яркое и блестящее, поэтому, когда к нам приходили гости с блестящими украшениями, Клару на всякий случай запирали в клетке. Но помогало это не очень, Клара быстро научилась открывать защёлку, да и закрывать тоже. Поэтому если вдруг кто-то обнаруживал отсутствие серёжки, а Клара сидела в запертой клетке, ехидно поблёскивая глазками, то и Шерлок Холмс не нужен. Достаточно было спросить «кто виноват?», и тут же получить абсолютно правильный, громкий и раскатистый ответ.

Птицей она была весьма самостоятельной и иногда улетала на несколько дней на улицу, но, до поры до времени, всегда возвращалась домой. Но однажды по весне (это был уже третий её год жизни у нас) она улетела и не вернулась.

Долго после этого мы с сестричкой подходили к стаям ворон с надеждой услышать раскатистое, громкое и весёлое «Клар-р-р-р-р-ра».