Родственники были озадачены: наша «кукуруза» умирает?
Они регулярно ходили к ней под видом «в гости». Выманивали ее из комнаты и разговаривали, разговаривали. О чем? До нее не доходило ничего. «Предательство, предательство, предательство» - только и звенело в ушах. А родственники о чем-то ее спрашивали, о чем-то с ней говорили. Она смотрела на них невидящими серыми глазами и ничего не понимала. Когда задавался конкретный вопрос: да или нет, она могла только кивнуть головой. И все.
Так прошел месяц. Как хорошо, что все отстали со своими разговорами и вопросами, на которые совершенно не хотелось отвечать, а разговаривать – тем более.
Тихонько боль стала уходить. А может просто девчонка смирилась с мыслью, что жизнь – жестока, и никого не жалеет. И почему-то захотелось есть. Она вышла из своей комнаты, прошла на кухню. Немного поела. Снова легла. На следующий день стало легче, и она решила: прощай, Олег! Ты меня предал, а предательство я простить не могу. Сразу стала возвращаться речь. Сначала она говорила однозначные фразы шепотом. Потом потихоньку голос стал крепнуть, и постепенно все пришло в норму.
Все вступительные экзамены этим летом прошли, девчонка осталась не у дел, и ей осталось только пойти на работу. Так она проработала 2 года, пока боль не приглушилась. Потом пошла на подготовительные курсы и поступила в Ташкентский Политехнический институт.
Началась новая студенческая жизнь. Какая-то регистрация, какое-то студенческое общежитие, получение матрасов, простыней, наволочек. Какой кошмар! Чужой незнакомый город, где найти этот Политех? Как до него доехать? Где найти эту студенческую общагу? Вопросов была уйма.
Но вопросы решались по мере поступления, и наконец-то она была зачислена в институт на факультет АСУ, устроилась в комнату с двумя девчонками, младше ее на 3 года, затащила туда 3 огромных чемодана с канц.товарами, ложками, кастрюлями, поварежками, половиками, постельным бельем, мылом и прочим хламом.
Как была интересна студенческая жизнь! Лекции начинались с 9 часов, но, поскольку студенческая общага как пчелиный улей гудела как минимум до 12 ночи, то все студенты являлись на занятия к 10 утра. Тем более, если первым занятием была физра. Физруки стонали от непосещаемости в утренние часы. А студенты балдели – справляли всяческие праздники – знакомство соседей, дни рождения, дни дружбы между комнатой № 300 и комнатой №301, знакомство 2-го и 3-го этажа, ну и так далее.
В сентябре, как всегда, началась хлопковая страда. Студенты собирали огромные рюкзаки провианта (сгущенку, тушенку, масло, мед, сухари и т.д.) Отвезли их под Ташкент, в какой-то богом забытый колхоз. Поместили в барак на двухэтажные нары. Они были сколочены из досок, на которые ложился матрац, что был при тебе. Одеяло – тоже свое. Простыней, наволочек и пододеяльников не было. Ложились спать не раздеваясь. Не мылись по месяцу. Поначалу, пока погода стояла теплая, было немного сносно. Но когда в ноябре стали замерзать лужи, а также вода в умывальниках, то утром приходилось разбивать корочку льда, чтобы умыться. В общем, романтика! Вот тогда впервые наша девчонка увидела, как нужно собирать хлопок. На соседнем поле хлопок собирали узбечки. Их руки двигались независимо от команд мозга – автоматически, как показалось. Просто как машины. Переняв их опыт, девчонка стала собирать по 100 килограммов хлопка. Никто на факультете не собирал больше, и маменькины сынки и дочки ворчали, что из-за приезжей студентки им всем повысят норму.