Список Чичикова Настоящий отрывок из сценария для нового фильма Спилберга был опубликован в еженедельнике Hollywood Crap Review № 36, 2010 сценаристом украинского происхождения Миколой Кошмариком. По слухам, текст вызвал у Спилберга живейший интерес и принят к производству в 2011 году, сразу после фильма War Horse. В Полтаве, Киеве и Москве спилберговские агенты по кастингу уже ведут отбор актеров. Чичикова, однако, уже согласился сыграть Энтони Хопкинс.
Сценарий Миколы Кошмарика по мотивам поэмы Гоголя,
для фильма режиссера Стивена Спилберга
Список Чичикова
Глава первая
В ворота усадьбы помещика Манилова въехала довольно красивая американская бричка, в которой ездят либералы: писаки из столичных газет, правозащитники – вернейшие друзья Запада, директора-распорядители неправительственных организаций, живущие на правительственные американские деньги, одним словом, все те, кого называют реформаторами средней руки. В бричке сидел господин, не патриот, но и не изменник, не слишком любящий правительство, но и никогда не критикующий его, нельзя сказать, чтобы умен, однако ж и не так чтобы слишком глуп. Въезд его не произвел в усадьбе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русских мужика, стоявшие у ворот сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, — сказал один другому, — вон какая американская бричка! что ты думаешь, дойдет та бричка, если б случилось, из Вашингтона в Москву или не дойдет?» — «Дойдет», — отвечал другой. «А в Вашингтон-то, я думаю, обратно не дойдет?» — «В Вашингтон не дойдет, до них вообще ничего не доходит!», — отвечал другой.
Манилов встретил Чичикова на крыльце, расцеловал его и оба приятеля вошли в дом. Рассевшись поудобнее, они стали рассуждать о великих людях. В разговоре участвовала жена Манилова, первая задавшая Чичикову вопрос:
- А верно говорят, что Вы имели честь посетить Соединенные Штаты? Как Вам показалась страна?
- Очень хорошая страна, прекрасная страна, — отвечал Чичиков, — и время провел очень приятно: общество самое обходительное.
- А как вы нашли их президента? — сказала Манилова.
- Не правда ли, что он - препочтеннейший и прелюбезнейший человек? - прибавил Манилов.
- Совершенная правда, — сказал Чичиков, — препочтеннейший человек. И как Эндрю Джексон вошел в свою должность, как понимает ее! Нужно желать побольше таких людей.
- Ах, как надобно нам в и России вот таких же людей! – воскликнул Манилов.
- Вы не поверите, сударыня, обращаясь почему-то к жене друга, сказал Чичиков – Он собственноручно в 1830 году написал Акт об изгнании индейцев с их земель, и все были тотчас же поголовно и благополучно изгнаны!
- Прям таки – поголовно?
- Поголовно, сударыня! Правда, президент Джексон заявлял, что эмиграция индейцев – дело добровольное, хотя и при нужде должна быть как жестокой, так и несправедливой, чтобы принудить аборигенов покинуть могилы их отцов и искать свой новый дом в отдаленных местах. Конечно, не все дикие люди согласились уйти, и тогда не обошлось без помощи американских военных – этих достойнейших и добрейших людей!
- А участвовал ли вице-президент в столь богоугодном деле?, - поинтересовался Манилов.
- Не только вице-президент, но и все члены как Конгресса, так и правительства – эти добрейшие, гуманные и цивилизованные люди – проголосовали за введение Акта в жизнь, - твердо произнес Чичиков. – Скажу более, их обходительность и гуманность доходила до того, что некоторые племена из человеколюбия нарочно заражались оспою, чтобы им не довелось перенести тяжести депортации!
- Ах, как это мило и – главное - гуманно с их стороны!, - воскликнула Манилова, уходя на кухню, чтобы распорядиться насчет обеда. Сам же Манилов от радостной новости, что индейцы не особо страдали, даже захлопал в ладоши.
- Скажу Вам, деликатнейший Павел Иванович, что мы с душенькой часто думаем об Америке в своих грезах. Вот, например, хорошо было бы провести подземный ход из нашей Полтавской губернии прямо до Филадельфии. И чтобы наши купцы и помещики могли бы выйти на другом конце и полюбоваться благочинностью и человеколюбием американской жизни.
- Да, отвечал Чичиков, - простому люду в Америке живется не в пример Расеи лучше! Коль ты простой раб, то к тебе имеют уважение и жизнь твоя равноразмерна и упорядочена господином: в пять утра – тебе дадут чечевичную похлебку, а с пяти тридцати – работа на плантации. Трудись себе под ласковым солнцем в поле и не о чем не думай!
- А наш крестьянин, - подхватил Манилов, - с утра встает и про завтрак думает сам! И ничегошеньки у него не решено и не спланировано: куда идти? То ли возделывать свои собственные десятины, то ли идти на барскую землю, то ли ехать в город продавать товар? И от такой кутерьмы в мозгах случаются пьяные запои и неуважение к властям.
- Сказать по правде, неуважение к властям случается, но редко, и в Америке. Но в отличие от нашей великой империи там никто не будет вызывать войск или полиции для подавления бунта!
- Как же так, милый Павел Иванович? Непременно расскажите!
- А вот как представьте, что какой-нибудь инородец плюнул в портрет президента, помахал кулаком губернатору и сделал облегчение на американскую конституцию…
Манилов при этих словах закрыл от страха глаза: ему и в голову не могло придти такой дерзости!
- И вот тогда, - мягко продолжил Чичиков, - появляются волонтеры из местного неправительственного общества ККК, одетые так чисто и опрятно, как хирурги - в белых халатах и колпаках. Они хватают инородца под черны рученьки и объясняют ему всю несуразность его поступков. Особо ярым дают возможность обдумать свое поведение на дереве, подвесив их в воздухе за ноги или за шею. Таков тамошний обычай!
- И насколько, позвольте узнать, продуктивна такая система?
- Такая система исключительно продуктивна: достаточно бывает появиться одному волонтеру в его белом балахоне на плантации, как моментально стихают все неблагожелательные разговоры. Да и на коште для полиции сплошная экономия: нужен разве что только один шериф, да и то только для вынесения приговоров!
- Вот как далеко зашло настоящее демократическое государство, где людям всех сословий и обычаев, гарантированы равные права и свободы!
- Совершенно справедливо, - подтвердил Чичиков, - если только они не негры и не индейцы!
Насладившись приятною беседою, Чичиков решил перейти к делу. Дождавшись, когда Манилов раскурит трубку, он спросил:
- Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку?
- Да уж давно; а лучше сказать, не припомню, - удивился вопросу Манилов.
- А не скажите ли, любезнейший, сколько среди Ваших крестьян было … ну, этих… - и Павел Иванович сделал неопределенный жест возле своего носа.
- Простите великодушно, я, может быть, не имел такой возможности получить Ваше великолепное образование, но мне почудилось, что Вы намекаете на… какие-то кавказские горские народы?
- Да, нет же – сказал Чичиков нетерпеливо. - А скажите, дорогой друг, выходят ли Ваши крестьяне на пашню по субботам?
- Право, Павел Иванович, мне сей предмет не знаком. Давайте лучше спросим у приказчика – заявил озадаченный Манилов.
Позвали приказчика, человека, который брил бороду, и спросили его. Приказчик был смущен и поражен вопросом. Он немного посмотрел в потолок и заявил, что маниловские крестьяне не то что в субботу не выходят на пашню, а вообще туда никогда не ходят. Ну, разве что, десятка три людишек.
Гостя этот ответ почему-то чрезвычайно обрадовал в такой степени, в какой же огорчил Манилова. Пока тот приходил в себя, Чичиков вскочил со стула, забегал по комнате, потирая руки, и обратился к приказчику.
- Как тебя звать-то?
- Моня Ленивкег, - ответил приказчик, картавя.
- Стало быть – Соломон Ленивкер! А скажи-ка, Моня, что, много ли твоих соплеменников среди маниловских крестьян?
- Так, почитай, почти что … многие.
- А на что же живете, коль не пашете?
- Худодот Цынман - цигюльник, а Ицик Хули - погтной. Мой шурин Мендель Наглер – гостовщик, а девегь Могдухай Зейбал держит постоялый двог. Кое-кто ездит в гогод с ценными бумагами мухлевать… На скгипках наши на свадьбах иггают. В винной тогговле мы гогазды, толк знаем! Лучший тгагтиг в местечке у нашего Семы Плутта, не бывали? Эфраим Застенкег сведущ в ювелигном деле. На ягмогке тоггуем газным еще в гогоде, там многие наши.
Бедный Манилов вообще перестал что-либо понимать. Он видел и признавал превосходство ума Чичикова, но не мог предполагать в этом приказчика, который вел беседу на равных с барином.
- Так, ясненько. И каковы же числом твои люди? – пытливо спрашивал с приказчика Чичиков.
- Сто тгидцать тги души да сто пятьдесят четыге женскога пола, да еще есть с десяток малогусских семей, тгидцать четиге души да согок баб.
- Это те, которые на пашню ходят? – с пониманием спросил Чичиков.
- Да, гои. Они еще на мельнице да кузнице спгавляются. Багин - кивнул Моня, перебирая четки, на Манилова, наделы земли нам дал, вот русские за чагку свои и наши наделы обгабатывают.
- А отчего ж евреи не пашут?
- Да знаете ли Вы, багин, что любой малогусский мужик стагается сына женить как можно ганьше, а дочь выдает замуж попозже? А потому как невестка пгидет в дом, вот и лишние габочие гуки! А евгейский отец, выдавая дочь, подписывает с женихом контгакт, запгещающий тяжелый тгут его жене в поле. Землепашество – не любезное евгеям дело!
- Хорошо, а чего ж русские тогда не торгуют?
Моню разбил короткий приступ смеха. Вот барин вроде с понятием, а азов не понимает. Это как если спросить: чего в реке раки задом плавают? Ну, не дал бог уменья ракам плавать передом!
- В пгошлом годе Петго Пиндюга вызвался пгодать в гогоде лапти, что евойная баба связала. Лапти, багин, хоть лыковые, хоть бегестовые, ну за самые лучшие больше, чем согог копеек за пагу не возьмешь. Но и самые гадкие дешевле чем по двадцати копеек тоже не сыщешь. Наш Петго за четверть часа распродал весь мешок отбогных лаптей по пятнадцати копеек и быстгенько гванул в шинок водку жгать за выгучку. Мы его потом чуть не убили. А еврея спговадишь: он хоть два дня отстоит на ягмогке, но возьмет настоящую цену, а то и выше!
- Да, славный у вас народ! Вот, что, любезнейший, - повернулся Чичиков к Манилову, - я желал бы купить всех ваших евреев! Все 133 души! Да женскаго полу тоже с ребятишками.
Манилов открыл рот и его тяжелая трубка с грохотом упала на пол. Он и так узнал сегодня о своем хозяйстве больше, чем за всю предыдущую жизнь. Да тут еще эта мысль о том, что кому-то нужны его евреи сразила его как гром. Он сделал страшное мыслительное усилие над собой, чтобы найти причину для такой покупки, но решительно ничего не нашел. Даже в самых сладких грезах, он не видал мечты слаще! Манилов удивился бы куда меньше, если бы Чичиков попросил продать ему как обычно – мертвых душ!
- Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения? – решил вывести его из забытья Павел Иванович.
- О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие, или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, — так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским требованиям и дальнейшим видам России?
- Я Вас уверяю, голубчик, что эта негоция будет совершенно соответствующею гражданским требованиям и дальнейшим видам России. Вам, полагаю, даже в будущем памятник поставят! И не только в России!
- В таком случае, разрешите передать Вам столько евреев, сколько Вы хотите!
- И какую же цену Вы запросите за всех?
- Как! – вскричал Манилов, - брать плату за жидов? Да я сам Вам готов доплатить 100 рублёв, лишь бы вы их всех забрали! Да, и купчую беру на себя! Благодетель Вы, мой, Павел Иванович!
Пока Манилов растроганно плакал, сидя в кресле, Чичиков развел бурную деятельность.
- Вот, что, любезный… Запамятовал: как тебя величать?
- Моня Ленивкег, багин!
-Ты вот что, Ленивкер, скажи всем своим людям, чтобы собирались вместе с женами да детьми и двадцатого числа были все на железнодорожной станции. Я вас всех там буду ждать с билетами третьего класса. Вывезу вас всех в Одессу! И принеси чернил – написать купчую!
Вбежала г-жа Манилова, все это время подслушивающая по дверью. Вместе с мужем они упали в ноги к Чичикову, и, не веря своему счастью, начали лобызать его штиблеты. Ловко подсунув на подпись Манилову купчую, Чичиков вырвался из объятий семейной пары и бросился вон из дома – к бричке.
А Маниловы еще долго обнимались и плакали.
- Теперь, без евреев, наконец-то заживем! Свозишь меня в Париж, город покажешь! – говорила жена.
- Что ты, душенька! Что там Париж! Теперь разбогатею – прикуплю всю английскую мануфактуру.
И счастливая чета начала строить планы новой свободной жизни -без нахлебников. И не суждено им будет понять, что Чичиков их скорее обобрал, чем облагородил.
К сожалению, остальной сценарий держится в строгом секрете, однако, одесский актер Олесь Попаданец, прочитавший его, рассказал нам, что далее сюжет развивается почти по гоголевскому плану – с посещением Коробочки, Ноздрева, Собакевича и Плюшкина. Полная неожиданность поджидает нас в конце фильма, где рассказывается закадровым голосом, что закончив скупку еврейских крестьян в Полтавской и Херсонской губерниях, Чичиков отправился в Венгрию и Польшу по тому же делу.
Купленных крестьян он вывозил пароходами из черноморских портов в Палестину, и стал, таким образом, праотцом государства Израиль. Кроме того, Чичиков, в результате своих смелых махинаций, был вынужден бежать из Российской Империи от полицейского произвола и обосноваться в Будапеште, стал приемным отцом маленькому Теодору Герцелю – будущему основателю сионизма.
Будем с нетерпением ждать выхода фильма! Даже не сомневаемся, что господин Кошмарик а вместе с ним и Украина получат Оскара за лучший сценарий!Сосипатр Изрыгайлов©
