НЮРКА.
I.
Все звали ее Нюркой, она этого не любила, но возражать никогда не пыталась. Аннушкой звала её только мама, но это было так немыслимо давно, будто совсем в другой жизни. Да, действительно в другой, когда у них ещё была маленькая, но по-своему уютная квартирка, красивые занавески с яркими цветами на окнах и воскресные пироги: с капустой для папы, и с яблоками для неё, Аннушки. Нюрке порой казалось, что эту квартирку и эти пироги, и маму, тоненькую, нарядную и улыбающуюся, и папу, такого большого, сильного, но доброго, она попросту сочинила себе, а на самом деле их никогда не существовало. Абсолютно.
И тогда, если эта чудовищно жестокая мысль приходила в её голову, с редкими, неухоженными волосами, она тихо начинала плакать, но так, как умела только она. Совершенно без слёз, только подрагивал немного подбородок, да руки становились противно влажными и начинали трястись. И тогда Нюрка сильнее сжимала свою метлу и бешено увеличивала темп: ш-шик, ш-шик, ш-шик, ш-шик - будто вместе с ней стервенели тугие прутья метлы. Быстро становилось жарко, она потела и вместе с потом постепенно исчезала и обидная мысль. И всё становилось на свои места: было, всё было: и мама, и папа, и квартирка, и даже полосатая кошка Дуська, которая вечно таскала котят, которых никто не мог топить, не поднималась рука ни у папы, ни тем более у мамы, и когда они подрастали, Аннушка с мамой ездили в деревню к бабушке, где их и оставляли на вольных хлебах.
Раздолье: сад, огород, спускающийся к самой речке, молоко после утренней дойки пятнистой Зореньки, и полная сараюшка мышей. Чем не красота? Нюрка улыбнулась воспоминаниям, поправила сползающий платок, стала собирать сметённые листья в мешок. Она любила осень, и раннюю и даже как сейчас, позднюю, только поздней осенью она плакала больше, потому что грустные мысли приходили чаще. И еще поздней осенью было холоднее. Зябли руки. Нюрка не любила перчаток; она ворчала, но деваться было некуда - надевала. Она улыбнулась нехитрым своим мыслям: управилась пораньше, можно будет и на дачу сбегать. Ну, дача, это конечно, сильно сказано. Так, клочок землицы, где умещались-то ровно четыре грядки с помидорами, две- с огурцами, два куста смородины и молоденькая вишенка, да ещё Нюрка умудрилась выкроить место для зелени, она бы и для цветов нашла местечко, да Анатолий выматерил её на чём свет стоит и повыдрал без жалости уже принявшуюся было красу и велел посадить на этом месте чеснок.
Любила ли Нюрка Анатолия? Да кто ж поймёт-то? Наверное, ведь любила когда-то…
- Здравствуйте, милые, здравствуйте, красавицы!- нежно не проговорила- пропела счастливо улыбающаяся Нюрка. Это она приветствовала свою смородину и тоненькую вишенку.- Как вы тут без меня? Замерзли, поди?
Она всплеснула руками:
- Батюшки, ну что за народ, ну что за сволочной народ!- голос у Нюрки задрожал от обиды. Она увидела вываленную прямо под забор большую кучу мусора: битые бутылки, какой-то строительный хлам и порванные пакеты с бытовыми отходами.
- Что ж это?- она покачала головой.- И как же живут эти люди? Тьфу, пропасть!- недовольно бурча, Нюрка достала припрятанный ещё при прошлом визите мешок, и стала собирать наваленную мусорную кучу иногда восклицая: « Нет, ну не гады, а?»
За достаточно долгое время своей работы дворничихой Нюрке давно было бы пора привыкнуть к тому, что любит, ох как любит народ, ну, скажем так, посвиничать.… И не только бомжи или пьющие товарищи, а очень даже респектабельные граждане. И не однажды Нюрке доводилось слышать, например, от ухоженной дамочки в перчаточках и шляпке, в ответ на замечание: « А почему это вы, гражданочка, мусор-то до «мусорки» донести не соизволили, а прямо вот тут и бросили свой пакет?» обидное:
« Чи-и-во?! А не пошла бы ты к такой-то матери, дура необразованная, чмо квартальное!!» И из окон сограждане любят мусор вываливать, и у подъезда…. Так что Нюрка возмущалась так, для проформы, совсем не испытывая гнева - давно привыкла.
- Сволочьё, хай бы у вас руки отсохли!- она схватила коробку с каким-то тряпьём и уже собралась засунуть её в мешок, но услышала какие-то звуки, сначала неясные, а через мгновение превратившиеся в тоненькое, но отчаянное мяуканье. Она поставила коробку и размотала тряпки. Из коробки испуганно вытаращились на неё три котёнка, на какой-то миг даже замолчав.
- Ё-моё…- Нюрка покачала головой. – Вас ещё не хватало!
Котята дружно, в один голос, замяукали. Они были совсем крошечными и видимо здорово замёрзли и проголодались, во всяком случае, пищали они истошно.
- Ну не сволочи, а?!- неизвестно кого вопрошала Нюрка, она даже о мусоре забыла.- Ну и куда я вас дену, подкидышей? А действительно, куда?- задумалась Нюрка.- Да не орите вы!- цыкнула она на котят, что впрочем, не возымело никакого действия на орущих, ведь они увидели человека и теперь, толкая друг друга, по головам собратьев, каждый стремился выбраться из коробки - там человеческие руки, а значит, возможно, еда, тепло, жизнь.
- Господи, ну чего делать-то с вами?- Нюрка даже растерялась.- Холодно уже, околеете, хотя эти курвы, хозяева ваши, и припёрли вас сюда, чтоб вы околели! Эх…- она долго ещё бурчала и костерила жестоких людей, обрекших несчастных котят на холодную и голодную смерть.- Лучше б сразу утопили, чтоб не мучились!- Нюрка запихала всех троих за пазуху.
Котята сразу испуганно притихли.- Может в общаге кто возьмёт?- сказала Нюрка сама себе, хотя отлично знала, что этого не произойдёт.
Дома она первым делом согрела им молока, покрошила в миску хлеба. Котята, отогревшись и прекрасно понимая, что сейчас их покормят, орали ещё громче, один, серый, даже охрип.
- Да заткнитесь вы, ироды!- беззлобно бурчала хмурая Нюрка, она торопилась, пока не пришёл Анатолий, покормить их и, если удастся, куда-нибудь пристроить.
Котята ели жадно, но один, рыженький, очень плохо, видимо, едва научился. Нюрка в сердцах плюнула, но взяла его, стала кормить отдельно, с рук. Он смешно тыкался маленькой усатенькой мордашкой ей в ладонь и дрожал от радостного возбуждения всем телом.
- Ух, ты лапонька!- она не удержалась, чмокнула его в мокрый носик.- Полосатик рыжий, Рыжка…
Котят быстро разморило: наелись, согрелись. Они уснули прямо на полу, тесно прижавшись друг к дружке. Нюрка посмотрела на них, покачала головой.
- Горемыки, куда ж вас?!
Она принесла хорошую, вместительную, закрывающуюся коробку, постелила внутрь мягких тряпок. Уложила их туда осторожно, стараясь не разбудить, прикрыла и задвинула под кровать. Потом побежала по этажам предлагать людям обзавестись хорошеньким, маленьким, умненьким котёночком. Разумеется, желающих не нашлось.
Нюрка знала, что у себя котят нельзя оставлять, Анатолий на дух не переносил никакую животину и был до крайности жесток к нашим братьям меньшим. Почему, Нюрка не знала, но то, что однажды он с пьяными собутыльниками убил, сварил и съел на даче прикормленного ею брошенного щенка, она помнила до сих пор.
- Замолкни, дура!- грозно грохнул он кулаком по столу, когда она попыталась было усовестить его.- Мяса нам захотелось.… И…этого, как его, туберкулёза не будет, чего разоралась-то! Страх чтоль забыла или зубы лишние? Ишь, раскудахталась! Замолчь, сказал…
Нюрка умолкла, только ушла подальше и долго плакала.
… Анатолий ввалился шумно и как зачастую навеселе.
- Жрать давай!- с порога рявкнул он.
- Не в духе…- подумалось Нюрке, и тут же она вспомнила про котят. - Ох, опять скандал будет…- она вздохнула.
Но коробку из-под кровати не было видно, а котята мирно спали, после перенесённых мытарств, и у неё затеплилась надежда: авось пронесет…
- Уснёт, а я их куда-нибудь определю…
Не пронесло. Сначала-то всё сложилось, как нельзя лучше.
- Опять картошка!- недовольно бурчал он.
Нюрка понимала, что ищет повод придраться. Выставила початую бутылку самогона. Лицо Анатолия просияло.
- Вот, давно бы так! Вот это я понимаю, встречаешь мужика с работы…
« С какой работы…- с тоской думала Нюрка, глядя украдкой на Анатолия. Прямых взглядов он не выносил.- Ты уж три года то лежишь на кровати, то «квасишь» с дружками, а то вовсе в запой уходишь на неделю-две… Работничек…- она выругалась, и тут же язык прикусила,- ну, вот, дожилась, уже и в мыслях ругань, а ведь было, было время, не то, что матерного, дурного-то слова и то не говорила. Не хорошо это…»
Нюрка вздохнула: опять ведь, если что не так, с «фонарём» под глазом ходить.
Анатолий после еды и добавочной солидной дозы «горячительного» уснул довольно быстро, без обычных придирок. Нюрка мысленно похвалила себя, что вовремя вспомнила про припрятанную поллитровку. Вот и пригодилась, в кои то веки пользу принесла. А вот пристроить котят пока не получалось. Нюрка решила, что утро вечера мудренее, вряд ли ночью котята разбудят Анатолия, он пьяный крепенько спит. А утром на работу раненько, она пойдёт и коробку с собою захватит, а там - видно будет. Но вышло всё не так. Эх, рыжий, рыжий.… И чего тебе не спалось в тепле и уюте в удобной коробке, бок обок с собратьями?! Он выбрался из коробки и жалобно-жалобно мяукал, тоненько и пронзительно. То ли проголодался, то ли по мамке соскучился, как знать… Нюрка быстро вскочила со своего матрасика в углу, уж так повелось, что когда Анатолий в сильном подпитии, Нюрка ложилась на полу. Всё равно покоя не даст, а так - от греха подальше.
Вторую кровать поставить не позволяла теснота 16-ти метровой комнаты. У неё и мебели-то всего было: железная кровать, на которой сейчас заливисто храпел Анатолий, старый казённый шифоньер, кухонный стол, два табурета, маленький телевизор на тумбочке и холодильник «Саратов». Вот и вся нехитрая обстановка.
Рыжий горько жаловался на судьбинушку, дрожа всем крохотным тельцем. Нюрка быстро взяла его к себе, не ровен час, всех перебудит, распищатся все трое, так и хозяин, не дай Бог, проснется! Рыжий быстро пригрелся у Нюрки под боком, сладко засопел, а через какое-то время даже запел длинную-предлинную кошачью песню, да так громко, что Нюрка удивилась: « Во даёт, ишь, урчит, как трактор!» Волна забытой нежности подкатила к сердцу. Она бережно баюкала крохотное живое существо, такое милое, беспомощное, доверчиво прильнувшее к ней. Она почувствовала на щеке слезу и немало удивилась, ведь она давно забыла, что такое слёзы. Она умела плакать сердцем, но глаза при этом оставались сухими.
- А вот надо же,- она улыбнулась, правда улыбка получилась горькой,- слезу выжал, эх, Рыжка, оставить бы тебя…
Котёнок пел ей свою песенку. О чём? Да жаловался, наверное, как по мамке скучает. Нюрка тоже скучала по мамке. Взрослая такая тётка, а вот тоже, представляешь, кошак, соскучилась. Та авария проклятая, тогда, много уже лет тому назад, Нюрка совсем молодая была, восемнадцать едва исполнилось, оставила её совсем одну на белом свете. Папка он то сразу погиб, а вот мама… Операцию такой сложности тогда могли делать только в Москве и это стоило немалых денег, а где взять-то? Вот и продала Аннушка их маленькую уютную квартирку. Мама после операции ещё полгода жила… Целых полгода.… Или только… Нюрка вздохнула, воспоминания заставили сердце неприятно сжиматься. А потом.… Да что потом, лихие девяностые не оставили ей никакого шанса. Оставшиеся деньги сгорели, выучиться не смогла, какая учёба, если жить негде.…
Сначала снимала квартиру, а как фабрику закрыли, так вовсе стало туго. Вот тогда в её жизни и появился Анатолий. На тот момент он просто спас её: и кров дал, и тепло, и ласку. Отогрел сердце… Нюрка опять вздохнула, ну что ещё за вечер воспоминаний, завтра чуть свет на работу! Эх ты, Рыжка, вот растеребил душу.… А рыжий котёнок всё пел ей свою песню.
Ведь не так сначала-то всё было, не так… Он жалел её, не обижал, всё говорил: « Как скажешь, так и будет…» Это из тюрьмы, из тюрьмы он другим вернулся! А ведь она ждала его, все шесть лет ждала! Комнатку вот получила от ЖЭКА, куда устроилась дворником. Его-то как с завода уволили, так и комнату отобрали. Освободился, а куда податься-то? Думала, отогреет его, вернётся всё на круги своя. Любви-то особой и не было у них, ну как та, что в кино, ну или там, в книгах, а не чужой же человек, родной, да и не плохой он был, Анатолий-то. И не пил много, а уж чтоб ударить.… А тут как с цепи сорвался.… Работать не брали, нормальные-то мужики и то с трудом устраивались, а уж судимый… Он поначалу вроде как расстраивался, или это Нюрке казалось, а потом и беспокоиться перестал. Кормит-поит баба, чего ж ещё-то? Вроде как даже помогал поначалу, особенно зимой, тяжело ломом лёд долбить, да тележку с песком таскать, а потом решил видать, что не царское это дело.
Он ведь в подпитии не раз говорил, уставившись на Нюрку мутными глазами: « Я буду, как царь жить, слышь, ты, стервь, как царь!» Постепенно он даже и по имени перестал её звать, то стерва, то корова тощая, а зачастую просто по-матерному. Правда, после того, как однажды, не взвидя света белого, после очередного скандала с побоями, заперлась Нюрка в душевой, и не в силах больше терпеть всё это, вскрыла себе вены, так целый месяц Нюрушкой-голубушкой называл, как выписалась она из больнички. Усмехнулась Нюрка, вспомнив его побелевшее лицо и трясущиеся руки, когда соседи, сломали дверь в душе, заподозрив неладное, и выволокли её чуть живую. Почти без сознания была Нюрка, а в память её чётко впечатались его лицо, склонившиеся над ней, да истошный вопль соседки Верки: «Ирод, угробил бабу!» Нюрка снова вздохнула, но потом рассердилась на себя за вдруг побежавшие слёзы; ещё чего! Не до сантиментов! Ишь, размурлыкался тут, котяра, всю душу наизнанку вывернул! Она осторожно взяла его в руки и встала, чтобы отнести в коробку. То ли слишком неосторожно ступала Нюрка, то ли просто пришло время проснуться, но только затих храп, и взлохмаченная голова Анатолия приподнялась от подушки. Нюрка замерла, а несчастный рыжий котёнок опять проснулся и жалобно замяукал. Анатолий, хоть и был ещё совершенно не протрезвевший, а совсем не глухой.
- Ты чё!- он обругал её последними словами.- Совсем нюх потеряла!?- рычал он,- А ну тащи отседова тварь эту, и чтоб я ни тебя, ни этого «кабыздоха» тут не видел, иначе башку оторву.… Поняла?- он попытался встать.
- Поняла, поняла…- поспешно заговорила Нюрка жалобно, - Спи, спи… Я унесу его, прямо сейчас унесу…
Она быстро сунула Рыжего в коробку. Слава Богу, Анатолий не стал вставать.
- Неси, неси, дура несчастная! Ещё чего удумала, только ещё тварей блохастых тут не было!- но он смягчился, видя, как Нюрка суетливо стала одеваться.- Неси…
Через пару минут он опять засопел. Нюрка в растерянности стояла у порога. Ночь глубокая, куда идти-то, а тут оставить теперь никак нельзя, а ну ещё раз проснётся, ведь теперь проверять начнёт: унесла ли? Котята в коробке сидели тихо. Она приоткрыла тряпку. Рыжий тоже угомонился, пристроившись к собратьям.
Нюрка вынесла коробку в общий коридор. Разве что тут оставить? До утра не так уж и много времени, ну кому помешают спящие котята? Занесла в сушилку. « Тут уж точно ночью никто не ходит, до утра поспят здесь, а утром придумаю что-нибудь…»- решила, немного успокоившись, Нюрка. По подоконнику сначала тихо, а потом всё сильнее и сильнее застучало. Начался дождь. Осенний. Нудный. Нюрка подошла к окну, и некоторое время смотрела на улицу. Дождь. Тусклый свет одинокого фонаря. Холодно.
II.
Она проснулась, будто кто её толкнул. Вскочила, как шалопутная, ещё не совсем очнувшись от сна. Приснилось что-то тревожное. Полшестого утра, ещё темно. По прежнему шёл дождь, но он уже не громко барабанил по подоконнику, а нудно шелестел за окном. Анатолий спал на спине, некрасиво раскрыв рот. В комнатке стоял стойкий запах перегара. Нюрка хотела было открыть форточку, но передумала: холодно, ещё простудится. Быстро оделась, на работу можно было не идти - дождь. Но она хотела побыстрее решить уже что-то с котятами. Может пока к слесарям в подсобку поставить? Сжалятся, поди, не выбросят на погибель.… Подрастут, а там может и возьмёт кто, а нет - так нет, зиму как-нибудь, а по весне - на улицу, на вольные хлеба.… А уж убрать за ними, да покормить Нюрка завсегда готова, поди, не боярыня…
« Ох, не знаю, мастер орать, небось, будет,- думала Нюрка, накидывая старый, видавший виды плащ.- А спросить-то всё же надо, за спрос то известно, денег не берут…» Она вышла, стараясь не шуметь. В общаге было непривычно тихо. Видать дождь всех усыпил, уж больно хорошо спится под это шуршание за окном, обычно в это время уже кто-то копошится или на кухне или в умывалке. Нюрка вошла в сушилку и тихо охнула, не увидев на месте коробки. « Не может быть, куда ж ей деться?- удивлённо пронеслось в голове, а сердце предательски ёкнуло. – Где же малые?»
Нюрка огляделась. Нет, в маленькой комнатёнке, приспособленной жильцами для сушки белья, не было коробки. И ошибиться было невозможно. Нюрка ещё с минуту стояла в сушилке, не веря своим глазам, потом побрела по коридору к выходу. В эту минуту у неё в голове совершенно не было никаких мыслей. И было пусто на душе. Она вышла под дождь. Она не знала, куда идти и несколько минут так и стояла под его холодными струями. Вода попадала ей за шиворот, Нюрка будто не замечала.
- Кис-кис,- прошептала она, сначала тихо, а потом стала звать в голос.- Кис-кис-кис! Где же вы, Рыжик… Рыжик…
Но только шуршал дождь и: « Кис-кис-кис…»- раздавался во дворе её одинокий голос.
Сердце её нехорошо ёкнуло, когда она увидела знакомую коробку. Она валялась у турника на детской площадке, на боку, с оторванной верхней крышкой. Нюрка со всех ног бросилась к ней, едва не упала в лужу, оступившись. Схватила размокшую под дождём коробку. Тряпки уцелели, но все они были тоже совершенно мокрые. Котята были в этих мокрых тряпках. У них уже совершенно не было сил мяукать, они не издавали никаких звуков и только то, что они ещё слабо шевелились, говорило о том, что у кошек и вправду девять жизней. Нюрка взяла всех троих к себе за пазуху и пошла домой. Струи дождя на её лице смешивались со слезами.
Она даже не подумала, что Анатолий может проснуться. Быстро сбросила мокрый плащ, схватила висящее на верёвке полотенце и быстро завернула всех троих. Она насухо вытирала их и трясла, пытаясь вернуть к жизни. Двое: серый и пятнистый, отчаянно дрожали и разевали маленькие свои ротики, в попытке издать «мяу»- помоги!- но голоса не было, пропал, сорванный отчаянными воплями о помощи в холодной, мокрой ночи. Рыжий признаков жизни не подавал. Она бросилась к холодильнику, там ещё с вечера оставалось совсем немного молока. Молоко, было, разумеется, холодное; растерянно заметалась в поисках какой-либо посуды, в чём можно было бы его согреть. Но Рыжему уже ничего не могло помочь; мокрые, дрожащие, спасённые Нюркой его собратья, уже дружно ели из миски теплое молочко с хлебными крошками, а он лежал неподвижно, казалось, он просто уснул, потому, что маленькое тельце его ещё не успело окоченеть.
Нюрка присела перед ним на колени, погладила мокрого, бездыханного, и вдруг отчаянно зарыдала и запричитала в голос. Шарахнулись прятаться испуганные котята. Анатолий спросонья ошарашено уставился на неё:
- Эй, мать, ты чё, мать?- он протёр заспанные глаза.- Нюрк, чё случилось-то, а Нюрк?
А Нюрка рыдала, не в силах остановиться, и причитала, причитала, причитала:
- Ой, мамочка, ой, мамочка! Это я виновата, я виновата! Он пришёл ко мне, он просил помочь ему, он меня просил согреть его! А я дура, сволота позорная, на улицу маленького, на улицу крохотного.… Замёрз, замёрз, красавец мой рыженький, ой, мамочка, ой, родненькая, как же это, что же это… Он же ко мне пришё-ё-ё-ёл…- выла Нюрка, качая рыженького, уже начинавшего остывать.
Анатолий выматерил её и бросил в неё сапог.
- Совсем уже крышу снесло, идиотка! Заткнись, иначе встану- накостыляю! Чего воешь-то, как по человеку, офанарела совсем что ли!? В «дурку» тебе уже опять пора!- он зевнул и повернулся на другой бок.- Заткнись сей момент, зар-раза!
Нюрка замолчала. Какое-то время так и сидела на полу, качая на руках погибшего котёнка.
Потом, будто во сне, совершенно не задумываясь над своими действиями, встала, достала с антресолей коробку со своими единственными выходными туфлями, которые она никогда не одевала, куда выходить-то? Двор мести? Так на каблуках неудобно.… Бросила их под вешалку, в коробку постелила кусок фланельки с красивым рисунком, положила туда Рыжего, такой же фланелькой с синими цветочками, прикрыла его, потом подумав немного, решительно направилась к шифоньеру. С верхней полки, после недолгих поисков, из-под стопки постельного белья, извлекла нечто пушистое, бело-розовое.
Это был пуховый чепчик для младенца. Нюрка некоторое время рассматривала его, будто впервые, поглаживая с нежностью. Он был недовязанный, правда, совсем немного…
… Тогда она была уверена, что у неё будет доченька, а иначе и быть не могло. Поэтому она и выбрала такое сочетание пряжи: нежно-розовая шерстяная и белая пуховая нить. Она долго не решалась сказать Анатолию о своей беременности, а когда всё же решилась, захотелось сделать это красиво и торжественно. Она с утра сбегала на базар, купила капусты, мясца. Наварила борща, накрутила фарша и наделала голубцов. Постелила красивую голубую скатёрку, поставила шкалик водочки для Анатолия, минералки для себя. И стала ждать. Он пришёл намного позже, чем она ожидала.
- Чего это ты вырядилась?- удивился с порога, глядя на неё, в розовом, далеко не новом, но очень симпатичном платьице.- Праздник, что ль, какой?
Она радостно улыбнулась.
- Да, новость у меня… Хорошая…- добавила смущаясь.
- Ну, давай, наливай, а я щас, к соседу на минутку…
Нюрка налила тарелку побольше, положила кусочек мясца получше. Анатолий всё не приходил. Она пошла за ним, в комнату к соседу. Громкие голоса сомнений не оставляли: пьют. Она вошла не постучавшись. Анатолий уже был навеселе.
- А… Иду, иду… Иду, Нюрася, иду…
Время шло, а Анатолий всё не приходил. Борщ безнадёжно остывал. Нюрка ещё пару раз заходила к соседу.
- Ну, Анатолий, ну идём же, борщ стынет…
- А чегой-то она, Толян, так с тобой разговаривает? А?- пьяный сосед нехорошо прищурился.- Чего это она тут раскомандовалась?
- Ну, как хочешь…- обиделась Нюрка и вышла, хлопнув дверью.
О чём они говорили, Нюрка так и не узнала, ни сразу, ни потом, Анатолий ей не сказал, а может и не помнил уже. Он вошёл мрачнее тучи, Нюрка подошла было, хотела приластиться, чтоб сгладить вроде как возникшую небольшую размолвку, но не успела, получив страшной силы удар кулаком прямо в лицо. Бело-сине-оранжевые звёздочки полетели перед глазами, и чудовищный звон пошёл в голове. Упала.
- Что, такая-сякая…- он грязно поливал её матом, и схватив за волосы, стал бить головой об пол. Потом бил, в каком-то страшном остервенении, ногами, а она только старалась прикрыть руками живот…- Борща наварила, вот, вот тебе твой борщ!- он ещё раз со всей силы двинул ей сапогом под дых, отчего она скрутилась калачиком и на миг, как ей показалось, потеряла сознание, потом со всей дури ногой дал по столу, отчего вдребезги разлетелись тарелки с борщом и улетели на пол голубцы, свалился и шкалик, водка разлилась по разгромленному столу.
- Тварь…- добавил Анатолий пинка Нюрке,- Ещё и водку сгубила!- и оглушительно хлопнул дверью, так, что посыпалась штукатурка…
… Нюрка так и не довязала чепчик своей не родившейся доченьке. И никто и никогда у неё не родится. Нюрка уложила Рыжего в чепчик, бережно завернула.
- Вот,- сказала вслух. Кому? Себе, а может Рыжему.- Ты теперь не замёрзнешь, слышишь, рыженький? Никогда тебе больше не будет холодно, маленький. Никогда.
Она подошла к кровати. Анатолий спал. И почему она его тогда не посадила? Ведь приходил следователь, всё качал головой, сидя у её кровати: « Послушайте, Анна…- он заглянул в бумагу, которую разложил на коленях,- Анна Никитична, ну не возможно так с лестницы упасть. При падении характер повреждений совсем иной! Ну, из врачей дураков-то не надо делать!»
А она упрямо твердила:
- Никто не бил, упала с лестницы…
- Да как же так можно!- не выдержал даже лечащий врач.- Да он же в тебе бабу навсегда убил!! НАВСЕГДА! Понимаешь, ты никогда не родишь! НИКОГДА! Неужели тебе себя совсем не жалко?
- Жалко?- удивилась Нюрка.- Чего ж меня жалеть-то? Неуклюжая я, с лестницы вот упала…
- Ну и чёрт с тобой, с твоим сломанным носом, переломом ключицы и двух рёбер, выкидышем и бесплодием! Чёрт с тобой и твоим сотрясением мозга! Мозги у тебя, наверное, совсем стряслись, если вообще были!- следователь сердито хлопнул дверью.- Ну и дуры же эти бабы! Ох, и дуры!- слышала она ещё его сердитый голос, пока он шёл по коридору прочь от палаты.
Ну, почему, почему она его не посадила тогда? Испугалась, когда он передал ей записку: напишешь заяву, вообще убью? Пожалела, когда стоял перед ней на коленях и умолял простить, ноги целовал, когда узнал, что убил собственного ребёнка? Почему она его не посадила? Рыжий, почему?
Нюрка стояла, прижав коробку с котёнком к груди.
- Это ты убил его,- сказала она громко, совершенно не заботясь о том, что может разбудить спящего.- Удавить тебя что ли?- она поймала себя на мысли, что ей хочется взять подушку и держать, держать её на лице Анатолия. Он будет биться, трепыхаться, а она будет крепко держать и ни за что не отпустит. В другой момент она ужаснулась бы своим мыслям, но сейчас она ощутила дьявольски сильное желание немедленно взять подушку.
- Жаль… руки… марать…- она прижала коробку к груди ещё крепче.- Да, Рыжка, жаль… руки…- и пошла к двери.
Анатолий открыл глаза только после того, как повернулся ключ в замке, хотя проснулся при первом её слове.
- Совсем « с катушек съехала»!- вслух сказал он, судорожно шаря по карманам трико в поисках сигареты,- И впрямь ночью придушит или траванёт чем…Надо в «дурку», в «дурку» её сдать…
Дождь уже перестал. Рыжий котёнок нашёл свой последний приют под кустом сирени на участке, который она убирала. Нюрка любила этот куст и всегда лелеяла.
- Я буду, зато, всегда рядом и навещать тебя,- сказала она маленькому холмику сырой земли.- Прости меня, Рыжка…- Нюрка вздохнула.- Вот посижу ещё с тобой немного. Ой,- вдруг встрепенулась она,- котята же дома, и Анатолий! Впрочем…- лицо её исказила гневная гримаса,- пусть только посмеет что-нибудь им сделать! ПУСТЬ... ТОЛЬКО... ПОСМЕЕТ…
Перед тем, как идти домой, она зашла в слесарку, где хранился и её инструмент. Ещё никого не было: рань несусветная. Нюрка взяла своё ведро и небольшой топорик.
- Пусть только посмеет…- ещё раз сказала она вслух.
…Опять накурено в комнате…- поморщилась Нюрка, заходя домой. Сердце бешено колотилось в груди.- Котята.…Где?- тихо спросила она Анатолия, который уже сидел за столом. Перед ним стояли неполный стакан самогона и открытая банка с килькой.
- Кабысдохи твои?- он засмеялся.- Сказал же убрать всех тварей блохастых на …- он повернул голову и осёкся на полуслове.
Нюрка, с побледневшим лицом, шагнула к нему. В руках у неё был топор, она так вцепилась в его рукоять, что побелели костяшки пальцев.
- Где?.. Убью…совсем…- голос её был тихий и от этого Анатолия прошиб пот. Если б кричала, визжала, ругалась, он всё бы понял и не испугался. Чего бояться-то пигалицы этой, ему, здоровому мужику? А этот тихий голос и жутко расширенные глаза, дали ему ясно понять, ещё мгновение и случится что-то страшное. Это её: убью… совсем…- будто повисло в воздухе. Анатолий даже стал заикаться:
- Д-д-да..да вот они, т-твои т-твари…С-спят…
- Сам ты тварь.… А они… Они…- Нюрка на короткое мгновение задумалась,- Серый вон - Васька, а тот, другой - Мурзик.… А ты… Ты иди отсюда.… Понял?
Анатолий молчал, во все глаза глядя на бледную, как мел, Нюрку. Она выдохнула, ослабила хватку, но топора не опустила.
- Иди, Толь, по-хорошему, а….- то ли попросила, то ли приказала.
- Ты чё, Нюр, да чё ты, да хрен с ними, с котятами твоими, нужны, так пусть будут, ну чего ты, Нюрка, а Нюрка…
- Сам ты… Нюрка! Анна я.… А для тебя, так вообще, Анна Никитична.… Иди, говорю, отсель, от греха подальше…
III.
… Верка была баба справная, дородная, в теле. Единственное, чего не хватало ей в этой жизни, так это хорошего мужика с отдельной квартирой, или отдельной квартиры, тогда можно даже и без мужика. Обрыдла ей эта общага, ох, как обрыдла! Да никак не получалось у неё сложить деньгу на отдельное жильё. Хоть умница она была, не то что эта малохольная соседка Нюрка, и работа у неё была приличная, не дворник, а как никак, продавец была Верка, а всё никак не получалось!
Вот Нюрка, ну убогая же, она даже в психушке лежала, ну как вены-то себе вскрыла. Сожитель колотил ее, почём зря, а с неё, как с гуся вода, ходит себе, улыбается.… Ну, что с неё взять-то, недалёкая Нюрка, а попросту - дура, то ли дело она, Верка! Ну не место, не место ей в гадюшнике этом! Злилась Верка, а поделать ничего не могла. Вот давеча, припёрлась к ней Нюрка, дай, говорит, муки в долг.
- Да на кой тебе мука-то?- поинтересовалась, конечно, Верка.- Ты и печь-то, поди, не умеешь, руки-то не тем концом вставлены!
- Не твоё дело,- огрызнулась Нюрка,- дашь - так дай, нет, так пойду к Зойке займу…
Верка, конечно, в душе возмутилась. Футы, нуты, какая фифа! Ничего не скажи, но дать муки-то - дала, не жалко. А теперь её до смерти разбирало любопытство: чего это там стряпает Нюрка? Она блины то и то сроду не пекла. Да и кому печь то? Тольке что ль? Он зенки зальёт, ему блины сто лет приснились, ему б селёдки, ну, на худой конец, хоть кильки да солёный огурец!
Бабы на кухне судачили, что нагнала Нюрка Тольку, правда, нет ли, Верка не знала, но последнюю неделю его и вправду не слыхать, не видать, да это не диво, может опять в запой ушёл.
Наконец, Верка всё- таки не выдержала. Взяла сковородку, будто на кухню собралась, и постучалась к Нюрке.
- Спрошу маслица подсолнечного, скажу - кончилось…- улыбнулась Верка своим мыслям,- а там и увижу, чего эта ненормальная настряпала…
-Не заперто,- отозвалась Нюрка.
Верка вошла, да так и застыла на пороге, даже сковородку выронила. Нюрка сидела за столом, перед ней стояла пиалушка, видать, чай пила. Была Нюрка, Верка и рот открыла от изумления, в белом платье с черными горохами и в переднике с красными петушками; на голове - завивка и, чтобы волосы не мешали, подвязала их Нюрка красною же лентою, в тон петухам на переднике. На столе стояло большое блюдо, а на блюде, у Верки аж глаза стали круглыми, пироги, пышные, да румяные!
- Заходите, Вера Павловна,- улыбается Нюрка,- попейте чайку со мной, вот пироги, хотите- с капустой, хотите- с яблоками.
Онемела Верка, молчит. Встала Нюрка, к столу Верку опять зовёт. А Верка стала столбом, только глазами блым, блым.… На окошке у Нюрки новые занавески с яркими цветами, и горшок с каким-то цветком. Красивый цветок-то.… А у кровати какой-то домик непонятный, меховой весь, ну, прям, «финдиперсовый»!
Вспомнила Верка, что видела такой домик в зоомагазине. Для кошек значица, такую вещь приспособили… Красивый, зараза, дорогущий! Целую тыщу стоит!
- Батюшки,- Верка опомнилась, когда споткнулась о свою оброненную сковородку,- Кто там у тебя?
Засмеялась Нюрка.
- Васька там да Мурзик, только Васька Василисой оказался.… Представляешь? Такие вот дела… Вер, да ты садись, почаёвничаем….
