Рассказы о войне, написанные для детей. Сергей Алексеев

[Амина]

РЕДУТ ТАРАКУЛЯ

   Таракуль — это фамилия. Сержант Юрко Таракуль по национальности молдаванин. «Редут» — старинное слово, означает оно — укрепление.
   Пулемётчики Юрко Таракуль и Михаил Начинкин занимали оборону в одном из старинных купеческих особняков.
   Особняк стоял на уличном перекрёстке. Позиция для обороны была удобной. Как на передовой пост, сюда и пришли пулемётчики.
   Начинкин в прошлом рабочий-металлист, токарь по профессии. Таракуль жил в селе, выращивал виноград.
   Смеётся Юрко Таракуль. Называет Начинкина и себя: «Рабоче-крестьянское подразделение».
   Заняли бойцы позиции на первом этаже. Каждый выбрал себе по комнате. Разобрали печь, заложили кирпичами окна, лишь небольшие просветы амбразуры — для пулемётных стволов оставили.
   Дождались пулемётчики, когда появились на перекрёстке улиц фашисты, открыли огонь по врагам.
   Ответили фашисты огнём на огонь. Пошли в атаку на дом автоматчики. Да только крепкими были стены у купеческого особняка, меткими были бойцы-пулемётчики. Не получается ничего у фашистов.
   Сидят Таракуль и Начинкин в своих персональных комнатах. Проверяют: здоровы ли, целы. Подают голоса друг другу, словно в лесу аукаются.
   — Ау-у! — кричит Таракуль.
   — Ау-у! — отвечает Начинкин.
   Не осилили дом автоматчики. Прибыл миномётный расчёт к перекрёстку. Взвились со свистом мины. Градом железным бойцов осыпали.
   Живы бойцы, невредимы.
   — Ау-у!
   — Ау-у! — несётся из комнаты в комнату.
   Подкатили к перекрёстку враги орудия. Сразу три пушки. Открыли из пушек огонь по дому. Пробили снаряды стены, посыпалась штукатурка.
   — Ау-у! — кричит Таракуль. — Ау-у!
   Не ответил ему Начинкин.
   Бросился Таракуль в соседнюю комнату. Видит — ранен Начинкин. Лежит, истекает кровью. Перевязал Таракуль Начинкину рану. Смотрит, куда бы укрыть солдата. Соображает — в подвал. Спустился в подвал с Начинкиным. Потом вернулся. Перенёс пулемёты.
   Оборудовал Таракуль в подвале две бойницы. Установил пулемёты. И снова по фашистам ведёт огонь. То из одного пулемёта боец стреляет, то быстрее бежит к другому, открывает огонь из этого.
   — От меня, от Начинкина!.. От меня, от Начинкина! — выкрикивает Таракуль.
   Не могут фашисты никак за перекрёсток продвинуться. Пришлось вызывать самолёты. Пришли самолёты. Спикировали на дом, сбросили бомбы. Не устояли стены. Рухнули. Завалили подвал обломками.
   Подвал завалили, а бойницы остались целы. Сохранились и оба пулемёта.
   Думали фашисты, всё, покончено с домом. Двинулись на перекрёсток. Только вышли — огонь из развалин. Перебегает Таракуль от пулемёта к пулемёту:
   — От меня, от Начинкина!.. От меня, от Начинкина!
   Три дня сражался отважный воин. На третьи сутки в одной из атак к развалинам купеческого особняка прорвались наши солдаты. Слышат Таракуль и Начинкин наши, русские голоса. Закричали и сами.
   Подбежали солдаты к подвалу.
   — Братцы, тут наши, никак, сидят!
   Но как же войти в подвал? Всё забито, зарыто, засыпано. Только бойницы одни торчат.
   Явились сапёры. С трудом отрыли они пулемётчиков. Даже взрыватели применили.
   Вышел из подвала Таракуль. Вынесли на носилках Начинкина.
   Посмотрел сапёрный начальник на остатки купеческого особняка, на стены-скалы, на камни-глыбы, сказал:
   — Редут!
   — Редут! — поддержали его другие.
   — Редут Таракуля, — сказал Начинкин.

ГОСПИТАЛЬ

   Солдат Шараф Кулиев был ранен в бою за тракторный завод. Переправили его на левый берег Волги. А оттуда эвакуировали в тыловой госпиталь под Уфу. Оформляют солдата в госпиталь. Задают вопросы. В том числе и такой:
   — Откуда прибыл?
   — Из Сталинграда, из госпиталя пятьсот два, — отвечает солдат.
   — Откуда-откуда?
   — Из госпиталя пятьсот два, — повторяет солдат.
   Удивляются врачи. Нет под Сталинградом такого госпиталя.
   — Нет такого госпиталя, — говорят солдату.
   — Нет, есть, — отвечает Шараф Кулиев.
   — Ошибаетесь, товарищ боец. Нет такого госпиталя, — повторяют врачи.
   — Нет, есть, — стоит на своём солдат.
   Решили не спорить медики с раненым. Ясно врачам, что солдат ошибся.
   Прошёл день. Вновь поступила под Уфу группа раненых бойцов из-под Сталинграда.
   — Откуда прибыли? — задают и этим врачи вопрос.
   — Из госпиталя пятьсот два, — отвечают солдаты.
   — Откуда-откуда?
   — Из госпиталя пятьсот два, — повторяют солдаты.
   — Нет такого госпиталя, — говорят врачи.
   — Нет, есть, — утверждают солдаты.
   Смутились медики. Решили перепроверить. Навели справки. Перепроверили. Нет под Сталинградом такого госпиталя.
   — Нет, есть, — стоят на своём солдаты.
   Прошло еще несколько дней. Новая группа сталинградских солдат прибыла под Уфу.
   — Откуда прибыли? — задают обычный вопрос врачи.
   — Из госпиталя пятьсот два, — отвечают солдаты. — Из-под Сталинграда.
   — Что?
   Смотрят врачи на бойцов. Сговорились, шутят, что ли, над ними солдаты.
   — Нет же такого госпиталя, — объясняют врачи.
   — Нет, есть, — улыбаются солдаты. — Мы же оттуда.
   Приподнялся один на носилках — весь в бинтах, пожилой, с усами:
   — Есть, родимые, есть. Имеется.
   Поражаются медики. Решили ещё раз перепроверить. Послали запрос под Сталинград. Вскоре пришёл ответ.
   «И нет такого госпиталя, — значится в ответе, — и есть».
   Вовсе сбиты с толку теперь врачи. Как же понять ответ?!
   А дело вот в чём. На левом берегу Волги, как раз напротив тракторного завода, стоял домик бакенщика. Жили в нём бакенщик Семён Михайлович Пряхин и его жена Евгения Фёдоровна. Всё погибло от артиллерийского огня на берегу. А домик уцелел. Не брали его снаряды. Вот и повелось, что здесь, в этом домике, и делали первую остановку раненые бойцы, когда их перевозили со сталинградского берега, от тракторного завода. Здесь они дожидались машин. Случалось, на день, на два оставались тут раненые. Ухаживали за ними Семён Михайлович и Евгения Фёдоровна. Сил не жалели. Кормили, поили, перебинтовывали.
   Домик бакенщика имел свой номер. Числился он как пост № 502. Запомнили солдаты этот номер. Окрестили бойцы домик бакенщика госпиталем. Вот и появился новый госпиталь.
   Многим помог самозваный госпиталь. Спасибо, Семён Михайлович, спасибо, Евгения Фёдоровна. За доброе дело — поклон вам низкий.

БЕРЛИНСКАЯ ЗНАМЕНИТОСТЬ

   Много прославленных снайперов было на Сталинградском фронте: Виктор Медведев, Гильфан Авзалов, Анатолий Чехов… Самый известный — Василий Зайцев. Почти триста убитых фашистов на счету у знаменитого снайпера.
   Решили фашисты уничтожить меткого стрелка. Назначили большую награду тому, кто убьёт советского снайпера. Только осмотрителен, опытен Зайцев. Никак не удаётся определить фашистам, откуда, с какого места солдат стреляет. Меняет боец позиции. Сегодня сидит в окопе. Завтра за каменной кладкой подвала укроется. Из окон разбитого дома стреляет он на третий день. Забравшись под брюхо сгоревшего танка, бьёт по врагу на четвёртый.
   Не помогает обещанная награда. Нет среди фашистов под Сталинградом стрелка, который был бы равен Василию Зайцеву.
   Увеличили фашисты награду. Рыщут повсюду охотники. Только нет никому удачи. Нет среди немцев под Сталинградом стрелка, который смог бы осилить Зайцева.
   Досадно фашистам. Вспомнили гитлеровские командиры, что в Берлине есть знаменитый немецкий стрелок майор Конингс — руководитель школы фашистских снайперов. Вызвали срочно Конингса в Сталинград. На специальном самолёте прибыл берлинский снайпер.
   Узнал Конингс фамилию русского умельца.
   — Зайцев? Хо-хо! — рассмеялся.
   Сыскался среди немецких солдат находчивый:
   — Господин майор, есть среди них и Медведев!
   А Виктор Медведев и вправду после Василия Зайцева был самым метким стрелком на фронте.
   Понял шутку берлинский гость:
   — О-о!
   Конингс рослый, плечистый. На шее — Железный крест.
   Смотрят немецкие солдаты на Конингса — вот кто покончит с Зайцевым. А заодно и с Медведевым, Авзаловым, Чеховым…
   И вот сошлись майор Конингс и Василий Зайцев в снайперской схватке.
   Осторожен, сама осторожность Конингс. Зайцев ещё осторожнее.
   Глазаст Конингс. Зайцев ещё глазастее.
   Терпелив Конингс. Зайцев ещё терпеливее.
   Четыре дня сидели стрелки друг перед другом. Ждали, кто первым выдаст себя, кто первым допустит промах.
   Идёт Конингс на разные хитрости. Всё пытается сделать так, чтобы советский снайпер хоть бы на секунду из-за укрытия высунулся. И Зайцев о том же думает: как бы заставить майора Конингса на секунду оставить своё укрытие.
   Хитёр Конингс. Зайцев ещё хитрее. Подозвал он к себе солдата Николая Куликова, наставляет: сиди, мол, со мною рядом. Возьми палку, надень каску на палку, чуть высунь её из окопа. Если грянет выстрел, вскинь руки, вскрикни и падай.
   — Ясно?
   — Ясно! — солдат ответил.
   Высунул Куликов из окопа каску, и сразу по каске — пуля. Вскинул, как договорились, Куликов руки, вскрикнул и повалился на дно окопа. Рад Конингс своей удаче. Уверен, что поразил Зайцева. Любопытно ему посмотреть: высунул голову из-за укрытия, глянул. Глянул, и тут же пуля Василия Зайцева сразила майора Конингса.
   Лежит неподвижно на сталинградской земле берлинская знаменитость. На шее Железный крест надгробным крестом торчит.

[Амина]

НАПИЛСЯ

   Обер-лейтенант Карл Иоганн Мария Нушке дал клятву напиться воды из Волги.
   Поклялся отцу и деду. Поклялся невесте. Отцу невесты. Соседу. Соседке. Сослуживцам по части. Командиру части. В ресторане швейцару. Почтальону. Лифтёру. Поклялся родному дому.
   Прибыл Нушке на фронт недавно. Туго фашистам под Сталинградом. За пополнением гонят сюда пополнения. Из ближних, из дальних мест. Карл Иоганн Мария Нушке приехал из немецкого города Бремена. Попал Карл Иоганн Мария Нушке в заводской район Сталинграда. По-прежнему рвутся тут к Волге фашисты. Рвётся со всеми вперёд и Нушке. Он клятву недаром дал. Волга рядом — рукой подать. Триста каких-то метров.
   Собрали фашисты свежие силы. Прорвались к Волге и здесь, в заводском районе, захватили крохотный пятачок.
   Вот она, Волга — царица рек. Вышел к берегу Нушке. Остановился. Глянул налево. Глянул направо. На волжскую воду с гордостью посмотрел.
   Вспомнил отца и деда. Невесту. Отца невесты. Соседа. Соседку. Сослуживцев по части. Командира части. Швейцара. Почтальона. Лифтёра. Портного. Вспомнил крылечко родного дома.
   Наклонился Нушке к Волге, к воде. Подхватил ладонью студёные капли. Сделал глоток, второй. Расправился.
   Нушке стоит не один. Вот рядом Генрих Штольц, вот Отто Шульц, вот Вилли Шольц. Все трое из того же города Бремена. Есть у Нушке свидетели как и обещал, напился Карл Иоганн Мария Нушке воды из Волги.
   Улыбнулся Нушке. Улыбнулись свидетели.
   И вдруг просвистело над Волгой что-то. И в ту же секунду — бух!
   Отбежали свидетели. Глянули на то место, где стоял Нушке.
   Был. Стоял. И нет Нушке. Воронка на этом месте.
   Нет Нушке, зато сохранились свидетели. Напишут в Бремен они письмо.
   Узнает отец и дед, невеста, отец невесты, сосед, соседка, сослуживцы по части, командир части, швейцар, почтальон, лифтёр, узнает родимый дом, что выполнил клятву Нушке — напился воды из Волги.
   Только решили свидетели, как вдруг вновь просвистело над Волгой что-то. И в ту же секунду — бух!
   Стояли свидетели. Были. И нет. Воронка на этом месте.
   Ждут в Бремене вестей от Нушке. Ждут вестей от Шольца, от Шульца, от Штольца. Ждут вестей и в других городах, от тысяч других немецких солдат.
   Что-то молчат солдаты…

ОСТРОВ ЛЮДНИКОВА

   Прорвались фашисты к Волге в районе завода «Баррикады», отрезали от других 138-ю стрелковую дивизию. Командовал дивизией полковник Людников. Занимала дивизия очень небольшую территорию у волжского берега. С севера, с запада, с юга — фашисты, с четвёртой, с восточной, стороны — Волга. Островом Людникова назвали солдаты эту часть сталинградской земли.
   Всюду было трудно защитникам Сталинграда. А здесь, на острове Людникова, и того труднее. Стояла середина ноября. Ни зима, ни осень. Волга ещё не замёрзла, но уже шёл по ней лёд — шуга. И на лодках в такое время года не переправишься, и по льду не перейдёшь. Трудно было сюда доставлять продовольствие и боеприпасы. Бойцы получали по 25 граммов сухарей и по 5 граммов сахара в день. Но держались.
   Здесь же, на острове Людникова, оказалось много раненых. Собралось их около четырёхсот человек. И их переправить нельзя на левый берег. Укрыли раненых в землянках, которые были вырыты в отвесных волжских кручах. Назвали землянки госпиталем.
   И вот как-то к полковнику Людникову прибегают врачи:
   — Товарищ полковник, бунтуют раненые.
   — Как бунтуют?!
   — Не слушаются, не подчиняются, — уточняют медики.
   — Чему не подчиняются?
   — Лечебному режиму, — сказали врачи.
   Оказывается, не хотят раненые оставаться в госпитале. Знают они, что их товарищи по дивизии там наверху, на кручах, ведут тяжёлые бои с фашистами, просят, чтобы и им разрешили принять участие в этих боях.
   — Не подчиняются, — повторяют врачи. — Не выполняют раненые наших распоряжений, товарищ полковник.
   Собрался Людников, пошёл вместе с врачами к раненым. Вошёл в одну из землянок. Узнали солдаты полковника Людникова:
   — Товарищ полковник, несправедливо.
   — Что несправедливо?
   — А то, что мы здесь лежим, — отвечают солдаты, — а там наверху каждый из наших товарищей один против пяти фашистов сражается.
   — Так ведь вы раненые. Так ведь здесь госпиталь. Так ведь медицинский порядок такой, — пытается объяснить солдатам полковник Людников.
   Объясняет, но видит, что солдаты не воспринимают его слова. Понимает Людников — не переубедить ему бойцов. Отошёл, посоветовался с врачами. Разрешили врачи, чтобы легкораненые вернулись в строй.
   — Только легкораненые, — повторили они.
   — Только легкораненые, — повторил и полковник Людников.
   Вот тут-то началось самое главное. Каждый стал утверждать, что он легкораненый.
   Стали легкораненые отходить к выходу из землянки. Смотрит Людников пожилой солдат вместе с другими двинулся. Плечо у солдата туго перебинтовано. Кровь сквозь бинты проступила. Ясно: ранение тяжёлое.
   — Куда же вы, папаша? — обращается к нему Людников.
   — В строй, товарищ полковник, — отвечает солдат.
   — Да как же вы с таким-то плечом — и в строй?!
   — А мне тяжести не грузить. Я миномётчик, — отвечает солдат.
   Видит Людников — за этим пожилым молодой тянется. Костыль под мышкой, нога волочится.
   — А куда же вы, товарищ боец, с костылём? — говорит ему Людников.
   — Так я пулемётчик, — отвечает боец. — Для меня нога не самое главное.
   Вернул полковник бойцов назад, и молодого и старого. Многих задержал Людников.
   Утром те, кто был отпущен из госпиталя, составили пополнение и вместе с другими бойцами вступили в бой с фашистами. И вот зоркий глаз Людникова заметил, что бойцов, пришедших из госпиталя, оказалось намного больше того числа, которым вчера разрешили вернуться в строй.
   Заметил командир дивизии и тех двух — пожилого с тяжёлым ранением в плечо и молодого бойца-пулемётчика.
   Подошёл Людников к солдатам. Готов разозлиться, повысил голос:
   — А вы почему здесь, товарищи бойцы?!
   Ухватился пожилой за последнее слово — бойцы.
   — Оттого и здесь, что бойцы, — ответил.
   Поставил в тупик он Людникова. Заговорил Людников о тяжёлых ранениях у солдат, о том, что просто трудно с такими ранениями быть в бою.
   — А ему что — легко? — опять не сдаётся пожилой. — А он что — не раненый? Да он нас посильнее раненный. Однако стоит и держится.
   — Кто — он? — не понял Людников.
   — Сталинград, — сказали бойцы, молодой и старый.
   Сорок пять дней, до самой нашей сталинградской победы, удерживали советские воины остров Людникова. Так и не отдали его фашистам.

ТИТАЕВ

   Ноябрь. Завьюжило. Выпал снег.
   Незавидная жизнь у связистов. Снег, непогода, грязь, бомбят самолёты с неба, снаряды вздымают землю, пули разносят смерть — будь к походу готов, связист. Повредило проводку бомбой, оборвало снарядом провод, фашистский разведчик разрушил связь — собирайся, солдат, в дорогу.
   В ноябре вновь завязались бои за Мамаев курган. В самый разгар сражения прервалась телефонная связь с командным пунктом дивизии. С командного пункта как раз артиллеристам давали команды к стрельбе по целям. Оборвались теперь команды. Прекратился огонь артиллерии.
   На исправление повреждения вышел связист Титаев.
   Ползёт Титаев вдоль провода, ищет, где произошёл обрыв. Висят над Титаевым низкие облака. Метёт позёмка. Слева неприятельские окопы. Бьют миномёты. Строчат автоматы. Грохочет бой.
   Ползёт Титаев, впился глазами в провод, ищет конец обрыва. Свистят над солдатом пули. Сбивает с пути позёмка.
   — Эн, не собьёшь!.. — крикнул солдат метели. — Эн, не возьмёшь!.. крикнул Титаев пулям.
   Ползёт солдат. А там, на кургане, грохочет бой. И нужен, как воздух, огонь артиллерии. Понимает это Титаев. Торопится. Метрах в тридцати впереди показалась воронка от взрыва. Вот где оно, повреждение. Десять метров осталось. Пять. Дополз до воронки солдат. Вот он у самого края. Вот лежит провод, рассечённый стальным осколком. Подхватил Титаев один конец. Тянет быстрей второй…
   Молчал, молчал телефон на командном пункте и вдруг заработал. Облегчённо вздохнул командир.
   — Молодцы, — похвалил связистов.
   — Так это ж Титаев, — ответил кто-то. — Первой статьи солдат.
   Знают Титаева. Любят в дивизии. Ждут в связной роте, когда же вернётся назад Титаев. Не возвращается что-то боец. На поиски связиста отправились два солдата. Ползут они тем же следом. Висят над ними низкие облака. Ветер метёт позёмку. Слева неприятельские окопы. Всё так же бьют пулемёты. Стучат автоматы. Грохочет бой. Заработала советская артиллерия. Перекрывает шум боя, радует слух солдатский. Ползут, смотрят вперёд солдаты. Видят — воронка. На краю воронки признали Титаева. Прижался к земле боец.
   — Титаев!
   — Титаев!
   Молчит Титаев.
   Подползли солдаты поближе. Глянули — мёртв, недвижим Титаев.
   На войне солдаты ко многим вещам привыкли. Не удивишь их в сражении подвигом. Но тут…
   Оказалось, что в тот момент, когда Титаев, обнаружив обрыв провода, пытался соединить его концы, настигла солдата смертельная пуля. Нет у солдата сил устранить повреждение. Но, прощаясь с жизнью, теряя сознание, в последнюю эту секунду успел солдат поднести провода ко рту. Зажал, как в тиски, зубами.
   — Огонь! Огонь! — несётся команда по проводу.
   И тут же ответ:
   — Есть огонь. Как связь, как связь?
   — Отлично работает связь.
   И снова:
   — Огонь! Огонь!
   Громили наши войска противника. А там, у края воронки, лежал солдат. Нет, не лежал — стоял на посту солдат.
   Стоял на посту солдат.

[Амина]

КРЕПОСТЬ

   Не могут фашисты взять Сталинград. Стали утверждать, что Сталинград неприступная крепость: мол, окружают город непроходимые рвы, мол, поднялись вокруг Сталинграда валы и насыпи. Что ни шаг — то мощные оборонительные сооружения и укрепления, разные инженерные хитрости и ловушки.
   Не называют фашисты городские кварталы кварталами, пишут укрепрайоны. Не называют дома домами, пишут — форты и бастионы.
   — Сталинград — это крепость, крепость, — твердят фашисты.
   Пишут об этом немецкие солдаты и офицеры в письмах к себе домой. Читают в Германии письма.
   — Сталинград — это крепость, крепость, — трубят в Германии.
   Генералы строчат донесения. В каждой строчке одно и то же:
   «Сталинград — это крепость. Неприступная крепость. Сплошные укрепрайоны. Неодолимые бастионы».
   Фашистские газеты помещают статьи. И в этих статьях всё о том же:
   «Наши солдаты штурмуют крепость».
   «Сталинград — сильнейшая крепость России».
   «Крепость, крепость!» — кричат газеты. Даже фронтовые листовки об этом пишут.
   А Сталинград крепостью никогда и не был. Нет никаких особых в нём укреплений. Город как город. Дома, заводы.
   Одна из фашистских листовок попала к советским солдатам. Посмеялись солдаты: «Ага, не от лёгкой жизни фашисты такое пишут». Потом понесли, показали листовку члену Военного совета 62-й армии дивизионному комиссару Кузьме Акимовичу Гурову: мол, посмотри, товарищ комиссар, какие небылицы фашисты пишут.
   Прочитал комиссар листовку и вдруг поразил солдат.
   — Всё тут верно, — сказал солдатам. — Правду фашисты пишут. А как же, конечно, крепость.
   Смутились солдаты. Может, оно и так. Начальству всегда виднее. Однако с недоверием всё же на комиссара смотрят.
   — Крепость, — повторил Гуров. — Конечно, крепость.
   Смотрят солдаты — вот это да! Не будешь с начальством спорить.
   Улыбнулся Гуров, покосился хитро на солдат:
   — Ваши сердца и мужество ваше — вот она, неприступная крепость, вот они, неодолимые рубежи и укрепрайоны, стены и бастионы.
   Улыбнулись солдаты. Понятно сказал комиссар. Приятно такое слушать.
   Прав Кузьма Акимович Гуров. О мужество советских солдат — вот о какие стены сломали в Сталинграде фашисты шею.

19 НОЯБРЯ 1942 ГОДА

   Давно уже Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала грандиозный и дерзкий план разгрома фашистов у стен Сталинграда. Генералы Жуков, Василевский, Воронов, другие советские военачальники провели десятки бессонных ночей, разрабатывая детали будущей битвы. Вот как выглядел её план. Решительными ударами с севера и с юга окружить фашистов в районе Сталинграда, зажать их в огромное кольцо и уничтожить.
   Немало пришлось потрудиться советским людям для того, чтобы Советская Армия смогла выполнить этот план.
   Нужно было намного увеличить выпуск советских танков. Советские люди добились этого.
   Нужно было создать новые совершенные и быстроходные самолёты. Советские люди решили и эту задачу.
   Нужны были тысячи новых пушек, миллионы винтовок и автоматов, миллиарды снарядов и патронов. Всё это выпустили советские заводы.
   Нужны были тысячи высокообразованных командиров. Советская Армия получила таких командиров.
   Пётр Ерёмин и Василий Дудочкин — два неразлучных друга. Два лейтенанта. Два комсомольца. Оба — танкисты. Окончили вместе училище. Сдружились ещё в училище. У обоих одна мечта — вместе, рядом хотят сражаться. Рвутся оба в героический Сталинград.
   Да только мечты мечтами. На деле порой другое. Разошлись их солдатские службы. Ерёмин попал на Юго-Западный фронт. Дудочкин, как назло, от Сталинграда к югу. Стоит их механизированный корпус почти у самых калмыцких степей, между озёрами Цаца и Барманцак.
   Обидно друзьям до слёз. Не исполнилось их желание.
   Тихо на Юго-Западном фронте. Ещё тише здесь — на Сталинградском, между озёрами Цаца и Барманцак.
   Битва кипит на Волге. Рвутся танкисты в бой. Пишет Ерёмин рапорт начальству. Пишет про лучшего друга, лейтенанта Дудочкина: мол, разлучили, мол, вместе желают биться. Просит направить в сражающийся Сталинград.
   И Дудочкин рапорт строчит начальству. Пишет про лучшего друга, лейтенанта Ерёмина, и тоже, конечно, про Сталинград. Что-то не отзываются, молчат командиры.
   Настойчивым был лейтенант Ерёмин. Обошёл в пять этажей начальство.
   Добрался до важного генерала. И генералу про друга, про встречу с другом, про сражающийся Сталинград. Улыбнулся генерал. Посмотрел на Ерёмина:
   — Похвально. И о друге — похвально. — Затем наклонился и тихо: Надеюсь, исполнится ваше желание.
   И лейтенант Дудочкин парень упорный. Обошёл в пять этажей начальство. Добрался до важного генерала. Посмотрел генерал на Дудочкина:
   — Ну что ж, надеюсь, исполнится ваша просьба.
   Доволен Ерёмин. Доволен Дудочкин. Собрали вещички. Готовы к отбытию. Только что-то отправки нет. Хотели снова бежать к начальству. Да тут…
   1942 год. Раннее утро. 19 ноября.
   — По танкам! — прошла команда.
   Бросился Ерёмин к танку. Здесь узнаёт приказ. Начинается грандиозное наступление. Цель — окружить под Сталинградом фашистов. Пошёл с севера в наступление их Юго-Западный фронт.
   А через день и лейтенанту Дудочкину сообщают приказ. Пошёл в наступление с юга их Сталинградский фронт.
   Оглушительный грохот потряс Приволжские степи. Это начала стрелять советская артиллерия. Заработали миномёты. Ударили знаменитые «катюши». Затем в бой ринулись грозные танки. И, наконец, с криком «Ура!» неудержимо рванулась вперёд всепобеждающая советская пехота.
   Наступление началось.

ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ПИСАТЬ О ГЕРОЯХ…

   Быстро наступают советские части. Передовой отряд 26-го танкового корпуса смелым налётом захватил мост через Дон, а вскоре нашими танкистами был взят и город Калач. Приехали на Дон в район боёв корреспонденты армейских газет. Стали интересоваться подробностями, выяснять имена героев.
   Первый вопрос:
   — Кто взял мост?
   — Передовой танковый отряд, — отвечают корреспондентам.
   — Кто командир?
   — Подполковник Филиппов.
   И тут же объясняют корреспондентам, как был взят мост. Совершил подполковник Филиппов со своими танками стремительный налёт на мост. Не ожидали фашисты советских воинов. Вначале даже подумали, что это свои. А когда разобрались — поздно. На мосту советские танки.
   Записали корреспонденты сообщение о танковом рейде в свои фронтовые блокноты. Поехали дальше, в город Калач. Повстречалась им танковая колонна. Обратились корреспонденты к танкистам:
   — Кто взял Калач?
   — Передовой танковый отряд.
   Записывают корреспонденты.
   — Знаем, — говорят, — вашего командира. Подполковник…
   — Так точно, подполковник. Подполковник Филиппенко, — уточняют танкисты.
   — Как Филиппенко? Филиппов! — крикнули журналисты.
   — По танкам! — прошла тут команда.
   Скрылись под бронированными крышками люков танкисты. Остались корреспонденты со своими блокнотами. Смотрят на записанную фамилию командира передового отряда, гадают, какая же из фамилий подполковника правильная — Филиппов или Филиппенко.
   Решили перепроверить. Попался один из солдат.
   — Как фамилия командира передового танкового отряда? — спрашивают корреспонденты.
   — Подполковник Филиппов, — отвечает солдат.
   «Значит, всё же Филиппов», — решают корреспонденты. И всё же вторично решили проверить.
   — Как фамилия вашего командира? — спросили у пробегавшего мимо лейтенанта танкиста.
   — Подполковник Филиппенко, — отвечает лейтенант.
   — Он командует передовым танковым отрядом?
   — Так точно, он.
   Совсем в недоумении корреспонденты. Вовсе теперь запутались. «Филиппов? Филиппенко? Как же в статьях писать?»
   Торопились они в газеты. Вернулись в свои редакции. Сидят гадают, какую же из фамилий указывать.
   Сидят гадают. А гадать-то и нечего.
   Оказалось, что среди наступающих танкистов были и подполковник Филиппов и подполковник Филиппенко. Оба они командовали передовыми отрядами. Оба получили и звания Героев Советского Союза. Первый — за взятие моста на Дону, второй — за город Калач.
   Много под Сталинградом героев. Много похожих фамилий. Иванов, Иваненко, Иванян, Иванидзе, Иващенко; радистки: Литвина, Литвиненко, Литвинова; танкисты: Григорян, Григоренко, Грищенко; пехотинцы: Петров, Петрашвили, Петросян, Петронавичус. Много героев, много фамилий.
   Хочешь писать о героях? Не ошибёшься — бери любого, фамилию выбирай любую.

[Амина]

ХУДОЖНИК-БАТАЛИСТ

   Из Германии, из города Лейпцига, прибыл под Сталинград в штаб фашистской армии, которая штурмовала Сталинград, известный художник-баталист.
   Прибыл. Представился. Уже немолод. В годах художник.
   Приехал художник по приказу самого Гитлера. Получил он задание нарисовать огромную картину о сталинградской победе фюрера.
   Усердно трудился на фронте художник. Собрал материал для картины. Сделал бесчисленные зарисовки. Одних портретов чуть ли не тысячу нарисовал.
   Закончил художник свою работу, стал собираться в Лейпциг. Сложил полотна свои и краски. Простился с чинами штаба. И вдруг:
   — Танки! Танки! Русские танки! Советский прорыв!
   Не поверил никто вначале. Не верит и сам художник.
   Какой прорыв? Какие советские танки?! Откуда?! Ведь штаб далеко, в армейском тылу.
   Однако всё верно. Мчатся советские танки. Навстречу идут друг другу. В клещи берут фашистов.
   Прорвались танки в тыл к фашистам. Началась паника, переполох. Устремились штабные службы быстрей на запад, к станции Нижнечирской, к мосту через Дон.
   — Танки! Советские танки!
   Вместе со всеми бежал к Нижнечирской и прославленный баталист. Ехал в штабной машине. В давке, в сутолоке слетела в кювет машина. Офицеры, его соседи — а были они посильней, помоложе, — пристроились быстро к другим машинам. Остался художник в степи один.
   Ветер крепчает. Метёт позёмка. Стоит у дороги, как столб, художник:
   — Я — баталист! Я — баталист!
   Машет руками, взывает о помощи. Держит эскизы свои и краски.
   — Я — баталист! Я — баталист!
   Мимо несутся как вихрь машины.
   — Я — художник-баталист! — надрывает несчастный глотку.
   Никому баталист не нужен.
   Стоит художник. Чуть-чуть не плачет. Вот и заплакал. Слёзы к носу текут из глаз.
   — Я из Лейпцига. Я — баталист!
   Всё больше и больше солдат на дороге. Толкая друг друга, текут вперёд. В общей массе бредёт художник. Еле ноги, бедняга, двигает.
   Скользко. Всё сильнее метёт позёмка. Крепчает, крепчает ветер. Поскользнулся, упал художник. Хочет подняться, да нету сил. Понимает — не встать ему с этой пади. И вот, как бы сквозь дрёму, сквозь страшный сон, лишаясь чувств, ещё осознал художник: колесо от повозки прошло по телу, ударил копытом конь, тяжёлый, как жёрнов, огромный, как жёрнов, навалился автомобильный скат…
   — Я — баталист… — прохрипел художник. И отдал последний вздох.
   Лежит баталист на дороге. Рядом краски лежат и эскизы. Кто же картину теперь напишет? Кто же фюреру славу теперь воздаст?

«ХЕНДЕХОХНУЛИ!»

   Наступает Советская Армия. Сдаются фашисты в плен.
   20 ноября. Утро. Штабная машина. Полковник в машине. Едет полковник, командир дивизии, к своим наступающим войскам. Навстречу попались пленные. Семь человек. Сзади шагает советский солдат. Молод, безус солдат. Держит автомат на изготовку, сопровождает пленных.
   Остановилась машина.
   — Откуда ведёшь, герой?
   — Вот там за высоткой стоит деревня, товарищ полковник.
   — С кем их пленил?
   — Один.
   — Один?!
   — Так точно, товарищ полковник. Я в проулок. Они из хаты, — стал объяснять солдат. — «Стой!» — им кричу. Занёс гранату. Увидели гранату и тут же хендехохнули!
   — Что-что? — не понял полковник.
   — Руки вверх подняли, хендехохнули, товарищ полковник.
   Полковник рассмеялся.
   — Ну что ж, благодарю за службу, герой. Как фамилия?
   — Синеоков, товарищ полковник.



   Вечером полковник, командир дивизии, докладывал о том, как идёт наступление его дивизии, генералу, командующему армией:
   — Товарищ генерал, сегодня перед фронтом моей дивизии девятьсот фашистов хендехохнули!
   — Что-что? — не понял генерал.
   — Хендехохнули, сдались в плен, товарищ генерал.
   — Ах, хендехохнули!
   Улыбнулся генерал — понравилось, видно, ему словечко.
   В тот же вечер генерал, командующий армией, докладывал об успехе армии командующему фронтом:
   — Товарищ командующий, за истекший день вверенной мне армией разбиты… — и стал перечислять фашистские полки и дивизии, которые разбиты армией. А в конце: — Товарищ командующий, три тысячи фашистских солдат и офицеров хендехохнули!
   — Что-что? — переспросил командующий.
   — Хендехохнули, капитулировали, сдались в плен, товарищ командующий.
   — Ах, хендехохнули! — рассмеялся генерал. Поздравил командующего армией с успехом.
   Прошёл час, и командующий фронтом докладывал по телефону о том, как прошёл день на фронте, Верховному Главнокомандующему.
   — Товарищ Верховный Главнокомандующий, сегодня в течение дня войсками фронта уничтожены… — и стал перечислять фашистские дивизии, которые уничтожены в этот день под Сталинградом. Доложил, а в конце торжественно: — Семь тысяч солдат и офицеров противника хендехохнули, товарищ Верховный Главнокомандующий.
   — Что-что? — раздалось в трубке. Голос был мягкий, но чуть раздражённый.
   Сообразил командующий, что зря употребил он неуставное, непривычное слово, но что тут делать? Сказал тише, без прежней бодрости:
   — Хендехохнули, то есть сдались в плен, товарищ Верховный Главнокомандующий.
   — Ах, хендехохнули! — ответила трубка. Ответила весело. Без прежней раздражённости. Даже смешок раздался: — Значит, хендехохнули?
   — Так точно, хендехохнули, товарищ Верховный…

23 НОЯБРЯ 1942 ГОДА

   Четыре дня советские танкисты, пехотинцы, артиллеристы, конники, наступая навстречу друг другу, громили фашистов.
   Продолжали двигаться вперёд и танковые соединения, в которых служили молодые лейтенанты Пётр Ерёмин и Василий Дудочкин.
   Танки проходили через отвесные овраги и глубокие рвы, прорывали проволочные заграждения, подминали вражеские пушки и пулемёты и снова с боями шли вперёд и вперёд.
   Мчится на танке лейтенант Ерёмин. Весь он в великой битве. Жалеет лишь об одном: «Эх бы сюда Василия!»
   А в это время с юга навстречу лейтенанту Ерёмину лейтенант Дудочкин летит на танке. Весь он в великой битве. Об одном лишь жалеет Дудочкин, что так и не успел он с лейтенантом Ерёминым встретиться: «Вот бы сюда Петра».
   Стремительно движутся танки. И вот 23 ноября 1942 года рядом с Доном, за Калачом, встретились части двух разных фронтов.
   Видит Ерёмин — танки летят навстречу.
   — Наши! Наши! — кричат кругом.
   Встретились танки двух разных фронтов — Юго-Западного и Сталинградского, замкнули кольцо окружения.
   Отбросил Ерёмин крышку танкового люка. Вылез наружу. Спрыгнул на снег. Смотрит — бросились люди навстречу друг другу. Не скрывают солдаты радости. Обнимают один другого. Шлемы бросают вверх.
   Не отставать же Петру Ерёмину. Обнял одного, обнял другого. Бросился к третьему. Расцеловал. По плечу похлопал. Глянул — да это же Дудочкин! Василий Дудочкин.
   — Вася! — закричал Ерёмин.
   — Петя! — вскрикнул Дудочкин.
   Повстречались друзья, как в сказке. Обнялись до боли в плечах.
   Повстречались, обнялись. Смотрят, а рядом — два генерала, их генералы, те самые. Обнимаются генералы. Друг друга до боли в костях сжимают.
   — Лёня! — кричит один.
   — Саня! — в восторге кричит другой.
   Увидели генералы Ерёмина и Дудочкина.
   — Ну как?
   — Встретились! Встретились! — закричали Ерёмин и Дудочкин.
   Улыбаются генералы:
   — Ну что ж, добрая встреча, добрая. Побольше таких бы встреч.
   Наступление Юго-Западного и Сталинградского фронтов завершилось полным успехом. Огромная 330-тысячная фашистская армия, штурмовавшая Сталинград, оказалась, как волк, в капкане.

[Амина]

ЗИМНЯЯ ГРОЗА

   22 фашистские дивизии, 330 тысяч фашистских солдат, окружила под Сталинградом Советская Армия.
   Дал Гитлер клятву спасти окружённых фашистских солдат.
   Выбрал надёжного человека. Им оказался опытный фашистский военачальник генерал-фельдмаршал Манштейн. Поручил Гитлер Манштейну прорвать кольцо советского окружения, деблокировать Сталинград.
   — Хайль! — прокричал Манштейн.
   «Манштейн» в переводе на русский — «человек-камень». Верит в Манштейна Гитлер. Верят в Манштейна солдаты. Манштейн — горы свернёт. Манштейн — скалы пробьёт. Если надо, Манштейн остановит реки.
   — Держитесь! Я к вам иду! Я вас спасу! — заявил фашистский генерал-фельдмаршал.
   Собрали фашисты войска. Из Германии новые части прибыли, из захваченной Гитлером Польши, из захваченной Гитлером Франции. Пришли и с других фронтов.
   «Зимняя гроза» — назвали фашисты своё наступление.
   12 декабря 1942 года. Устремились вперёд фашисты. Танки, самоходки идут впереди, сзади ползут обозы. Везут боеприпасы, горючее, одежду, продовольствие для окружённых. И вот опять в степях между Доном и Волгой в жесточайшей схватке сошлись войска. В районе посёлка Верхне-Кумский разгорелось огромное танковое сражение. Посёлок несколько раз переходил из рук в руки. Всюду горели подбитые танки. И снова — не счесть погибших. Героически бились советские воины. И всё же под натиском грозных сил пришлось отойти солдатам.
   Через шесть дней после начала фашистского наступления гитлеровские войска, окружённые под Сталинградом, услышали шум канонады.
   — Мы спасены! Это идёт Манштейн!
   Готовят фашисты Манштейну достойную встречу. Время назначили. Место. Час. Порядок торжеств и парад в честь победы.
   Однако встречу Манштейну не только они готовят. Срочным маршем навстречу Манштейну идут и советские части. Идёт гвардейская армия под командованием генерала Родиона Яковлевича Малиновского. Цепок в боях Малиновский. Стремителен в маршах, быстр.
   В ожидании дивизий Малиновского советские воины укрепились у реки Мышкова.
   Подошли фашисты к реке Мышкова. Споткнулись, застряли, остановились.
   — Вперёд! — не утихает Манштейн. — Вперёд!
   Однако фашисты вперёд ни шагу.
   — Вперёд! Вперёд! — кричат в полках, батальонах и ротах.
   — Вперёд! — даже кричат в обозах.
   Однако советские солдаты крепко стоят в обороне.
   — Вперёд!
   Ни шагу вперёд фашисты.
   — Отставить. Отложим до завтра, — сказал Манштейн.
   — До завтра! — прошла команда.
   А назавтра прибыли сюда главные силы армии Малиновского. Ударили гвардейцы по фашистам так, что лишь перья от тех полетели.
   Побежали враги.
   Хотели грозу фашисты. Получили грозу фашисты.

БЕЛЫЙ И ЧЁРНЫЙ

   Командир танкового корпуса генерал Василий Тимофеевич Вольский принимал пополнение. Подходили командиры танковых частей, докладывали, представлялись.
   Подошёл первый:
   — Товарищ генерал, командир танкового полка подполковник Чёрный прибыл в ваше распоряжение.
   — Здравствуйте, — сказал генерал Вольский. Посмотрел на подполковника, понравился ему офицер. Коренастый, крепкий. Глаза весёлые. Взгляд открытый.
   Поинтересовался генерал, как доехал полк, сколько танков в полку, каково у бойцов настроение.
   — Отличное настроение, — отвечает подполковник Чёрный. — Танки новые. К боям готовы.
   — Вот и прекрасно, — сказал Вольский. — Желаю успехов по новому месту службы.
   Представился подполковник Чёрный, сделал шаг в сторону. Новый офицер подходит к генералу Вольскому. Смотрит генерал — строен, высок офицер. Глаза серьёзные. Взгляд орлиный. Звание у офицера, как и у подполковника Чёрного, тоже подполковник.
   Подошёл подполковник к генералу:
   — Товарищ генерал, командир танкового полка подполковник Белый прибыл в ваше распоряжение.
   Посмотрел генерал на подполковника:
   — Как? Повторите фамилию.
   — Подполковник Белый, — повторил подполковник.
   Смотрит генерал Вольский на стоящего перед ним подполковника. Чёрный — Белый… Вот это да! «Шутят, что ли?» — даже подумал. Да нет, глаза у подполковника серьёзные, взгляд не озорной — орлиный.
   Расхохотался тогда генерал. Понял, произошло совпадение. Подозвал он вновь подполковника Чёрного, показал на Белого:
   — Знакомьтесь.
   — Подполковник Чёрный, — представился Чёрный.
   — Подполковник Белый, — представился Белый.
   Теперь наступило время рассмеяться и самим подполковникам.
   Стали подполковники Белый и Чёрный служить в одном корпусе. Немало шуток об этом тогда ходило. Даже сам корпус порой называли то чёрно-белый, то бело-чёрный.
   Даже в стихах шутили:
   — Белый Чёрного спросил: где ты бороду красил?..
   Доходили шутки и до генерала Вольского.
   — Били бы хорошо врага, — отвечал генерал Вольский. — А Белый или Чёрный — не имеет значения.
   А вот врагов, нужно сказать, и подполковник Белый и подполковник Чёрный били действительно умело. Это они в числе других со своими танковыми полками завершили стремительное окружение фашистов под Сталинградом. Это они вместе со своими танкистами умело колотили дивизии генерал-фельдмаршала Манштейна, ответив на фашистскую грозу нашей грозой советской.
   Шутили солдаты:
   — Бьёт их Белый, бьёт их Чёрный. Жизнь фашистам не мила. Белый свет им ныне чёрный.

ВОЗДУШНЫЙ МОСТ

   Разбит Манштейн. Не прорвались к своим фашисты.
   — Мы не прорвались, но есть самолёты!
   Боеприпасы, горючее, продовольствие стали поступать к фашистам в Сталинградский котёл по воздуху. Организовали фашисты воздушный мост. Бороздят самолёты небо.
   Началась эта история ещё до того, как попали фашисты в котёл, в Сталинградское окружение. Атаковали как-то фашистские асы колонну советских танков. Изрядно нашим тогда досталось. Беснуются в небе, как вихрь, самолёты. Стали над танками в замкнутый круг. Пикируют вниз на танки.
   Приметил его танкист, механик-водитель старший сержант Гаврилов. Самолёт был под номером 22. Именно бомбой с этого самолёта был подорван гавриловский танк. Именно пулей с этого самолёта был ранен стрелок Носак.
   Стоит на земле Гаврилов. В бессильной злобе грозит кулаком самолёту.
   С той минуты не было большей мечты у Гаврилова, как отомстить фашисту. Крепко держит в памяти номер 22.
   Смеются друзья над Гавриловым:
   — Рождённый ползать летать не может.
   — Да где это видано, чтобы танк отомстил самолёту!
   — Отомщу, — упрямо твердил Гаврилов.
   Уж, видимо, очень был зол Гаврилов. Гора с горой, говорит, не сходится. Снова сошлись самолёт и танк.
   Случилось это в конце декабря, в самый разгар боёв, когда добивали наши войска Манштейна. Танковая бригада, в которой служил Гаврилов, получила приказ прорваться к фашистам в тыл и выйти к станции Тацинской. Рядом с Тацинской большой фашистский аэродром. На аэродром и был нацелен удар танкистов.
   Тронулись танки в рейд. Хмурое утро. Ползёт туман. Укрылись машины в молочной мари. Проскочили танкисты десятки километров, вышли незаметно к аэродрому. Не ждут их фашисты. Забит аэродром машинами. Стоят самолёты сплошными рядами. Ряд подпирает ряд.
   — Бей по хвостам! Бей по хвостам! Топчи по хвостам! — пронеслась команда.
   Хвост — самая уязвимая часть самолёта. На хвосте крепят рули. Сбиты рули, самолёт — игрушка.
   Устремились танки к самолётным шеренгам. Режут хвосты, как бритвой. Вместе со всеми крошит фашистов и старший сержант Гаврилов.
   Мчит сквозь огонь Гаврилов. Выскочил к взлётному полю. Смотрит выруливает самолёт. Глянул Гаврилов: сердце ударило в грудь, как молот.
   — Он! — закричал Гаврилов.
   — Он! — сверху из башни кричит Носак.
   Видят номер 22 на борту самолёта. Развернул Гаврилов танк, устремился за самолётом. Увидел фашистский лётчик советский танк, дал мотору полные обороты и прямо поперёк взлётного поля пошёл на взлёт. Бежит машина. Перебирают колёса заснеженные бугорки. Бежит самолёт, а следом несётся танк.
   — Стреляй, стреляй! — кричит Носаку Гаврилов.
   Да только мешкает что-то Носак. Никак фашиста в прицел не схватит.
   Танк не чета быстрокрылому. Всё быстрее, быстрее бежит самолёт. От неровностей поля словно гусь с ноги на ногу переваливается. Не уменьшается между ними — растёт расстояние. Уходит из рук стервятник.
   Добежал самолёт до границы поля. Тут проходил овражек. Подпрыгнул. Повис в воздухе. Вот-вот начнёт набирать высоту.
   — Стреляй! — дико кричит Гаврилов.
   В это время и танк подскочил к овражку. Коснулся овражной кручи и — о чудо! — как лыжник с трамплина, за самолётом — в воздух. В эту минуту Носак и стрельнул. Вышел снаряд смертоносным жалом. Лизнул самолётную твердь. Рухнул фашист на землю.
   Танк хотя и свалился тогда в овражек, но цел, невредим и счастлив.
   Более 300 самолётов уничтожили в этот день советские танкисты на аэродроме в Тацинской. Да и не только здесь. И на другие аэродромы совершили танкисты рейды.
   Сбивали фашистов метким огнём зенитчики. Советские истребители встречали фашистов в небе. Ничего не получилось у фашистов с мостом небесным.
   Рухнул воздушный мост.

[Амина]

?ЧТИТ И ПОМНИТ?

   Идут последние дни Сталинградской битвы. Станица Садовая. На пути к Сталинграду. Почти от самых железнодорожных путей тянутся тут бараки. Когда-то здесь были склады. Сейчас госпиталь для раненых и обмороженных фашистских солдат.
   Много их. Прибывают всё новые.
   Прибыли вместе с другими и солдаты Отто Шредер и Хуберт Пикер. Оказались рядом они на нарах. Ранен Шредер в живот осколком. Отморозил руки и ноги Пикер.
   В стонах и муках лежат солдаты. Обходят врачи бараки:
   — Мужайтесь! Мужайтесь! Вы гордость рейха. Вы доблесть рейха. Чтит вас родина. Чтит и помнит.
   Лежат солдаты. Однако у всех тревога. Что ожидает их впереди? Где-то рядом идут бои. Раскаты слышны орудий. Боятся солдаты русского плена. Наступает Советская Армия. Волнуются и сами врачи. Звонят они в штаб к начальникам.
   — Не беспокойтесь, — отвечают начальники. — Не бросим больных, не бросим. Не попадут они к русским в плен.
   Заверяют врачи солдат:
   — Не попадёте вы к русским в плен.
   И снова:
   — Мужайтесь! Мужайтесь! Вы гордость рейха. Вы доблесть рейха. Чтит вас родина. Чтит и помнит.
   И верно. Слух прошёл по баракам: едет полковник из штаба, везёт ордена-кресты. Вручат храбрецам награды.
   Повеселели солдаты. Поднялся солдатский дух. Не забыла их родина. Чтит и помнит.
   Прибыл полковник.
   — Смирно! — команда идёт по баракам.
   Замерли все: и врачи и больные. Вручает полковник солдатам награды. Идёт вдоль нар, никого не обходит. Косят Шредер и Пикер глазами. Скоро и к ним подойдёт.
   — Хайль Гитлер! — произносит полковник. И цепляет солдатам почётный знак.
   — Хайль! — отвечают солдаты.
   — Хайль! — прокричали и Шредер и Пикер.
   Лежат солдаты в крестах, в наградах. Оценён их ратный труд.
   И всё же волнует солдат вопрос: как же с отправкой на родину? Кто-то полез к полковнику — не грозит ли солдатам плен?
   — Не грозит, не грозит, — ответил полковник. — Не опасайтесь. Слово моё и фюрера.
   Уехал полковник. Оставил какой-то приказ в пакете. Сказал — вскрыть, если прорвутся к Садовой русские. Прорвались русские. Вышли утром они к Садовой. Вскрыли пакет начальники. Читают приказ. В приказе чёрным по белому — сжечь, уничтожить солдат и солдатский госпиталь.
   Сдержало начальство слово. Не попали солдаты в плен. Плеснули фашисты бензин на бараки. Взвились к небу огонь и дым. Утонули в пожаре несчастных крики.

ПОСМОТРЕТЬ НА ГЕРОЕВ

   Добивает фашистов Советская Армия.
   Молодые солдаты — башенный стрелок Степан Басов и механик-водитель Павел Костров — мечтали посмотреть на настоящих героев. Восхищались они мужеством защитников Сталинграда:
   — Вот ведь люди какие! Как скалы стояли. Не сломили фашисты город. Вот бы глянуть на них, на героев!
   Служили солдаты в составе Донского фронта, в танковой бригаде подполковника Якубовского. Наступил день, когда армия, в которой служили танкисты, перешла в наступление. Прорвали советские войска оборону противника. Идут к Сталинграду. Довольны Костров и Басов — вот повезло, своими глазами увидят они героев.
   Во время прорыва танки Якубовского обходили слева посёлок Мало-Клетский. Рядом с посёлком сильно укреплённая высота. Разместились здесь огневые точки противника. Сдерживают отсюда фашисты наступление советской пехоты. На штурм высоты и пошли танкисты. Метко бьёт Басов. Уничтожил две огневые точки. Ловко управляет Костров машиной. Две огневые точки гусеницами раздавил. Отличились в бою солдаты, медалями награждены.
   Затем бригада подполковника Якубовского сражалась в районе Вертячего. Выскочили несколько танков, в том числе и танки Кострова и Басова, на крутой берег Дона. Далеко видно с высокого берега. Вот в атаку идёт советская пехота. Бьют из-за укрытия по пехоте фашистские пушки. На фашистов, на пушки и ринулся танк Кострова. С первых же выстрелов подбил Басов два фашистских орудия. Ещё два орудия Костров гусеницами раздавил. Отличились снова Костров и Басов. Заслужили и здесь награды.
   Пробиваются танки дальше. Всё ближе и ближе они к Сталинграду.
   Рады Костров и Басов:
   — Теперь уже скоро увидим героев. Теперь уже недалеко!
   Тяжёлые бои развернулись за Казачий курган. Трижды советские бойцы достигали его вершины. Трижды возвращали фашисты опять высоту.
   Идёт атака в четвёртый раз. На помощь пехоте брошены танки. Лихо танкисты бьются. Любо на них смотреть. Залюбовалась пехота. И слева и справа несутся танки. Оторвался один от других. Первым на приступ лезет. Первым вошёл на курган. Первым пехоте пробил дорогу.
   — Ура героям!
   — Так это ж Костров и Басов!
   Вновь смельчакам — награды.
   Движутся, движутся вперёд войска. Мужают в боях солдаты. И вот впереди Сталинград. Торжествуют Костров и Басов. Сбывается их желание. Ещё день — и своими глазами увидят они защитников волжской крепости.
   И вот этот день наступил — 26 января. В этот день танкисты Якубовского ворвались в Сталинград и в районе Мамаева кургана встретились с бойцами-гвардейцами из армии генерала Чуйкова.
   Выскочили Костров и Басов из танка, уставились на сталинградцев — вот перед ними стоят герои!
   Поражаются сталинградцы: что это два танкиста на них, как на расписные ворота, смотрят?
   Объясняет командир танка: мол, молодые солдаты, мол, мечтали посмотреть на героев.
   Усмехнулись сталинградцы. Однако самим приятно.
   — Ясно, товарищ танкист. Понятно!
   Вдруг вышел вперёд старшина-сталинградец. Пригляделся к Кострову, к Басову:
   — Посмотреть на героев? Ну что ж, смотрите.
   Вынул газету:
   — Вот тут про героев.
   Раскрыли танкисты газету. Глянул Басов — не верит своим глазам. Глянул Костров — тоже глазам не верит.
   В газете напечатана фотография. На фотографии двое — Костров и Басов. А сверху надпись: «Слава героям Донского фронта!»
   Растерялись танкисты, смутились, зарделись.
   Улыбается старшина-сталинградец. Похлопал по плечу Басова, похлопал Кострова, смотрит и сам на фотографию:
   — Хороши, хороши! Красивы!
   Пошла по рукам газета. Все хотят на героев взглянуть.

ПОБЕДА ПОД СТАЛИНГРАДОМ

   Окружила Советская Армия фашистов. В мощных боях разбила. Те, кто остался цел, устремились теперь в Сталинград, в ту часть города, которая пока ещё в руках у фашистов. Ищут фашисты среди стен городских спасение. Приходят в город всё новые и новые фашистские части, а тут и своих полно.
   Дома все разрушены. Щебень да камни.
   Расползлись фашистские солдаты по подвалам разрушенных домов, по подземельям, погребам и траншеям. Залезают в любую щель.
   В одном из глубоких подвалов, под зданием бывшего универмага, сидит и командующий окружённой фашистской армией генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс.
   — Мужайтесь! Держитесь! — кричат из подвала фашистские генералы.
   Здесь, в подвале, штаб окружённой армии или, вернее, того, что осталось от армии. Не много солдат добрело до города. Одни ещё бьются. Другие махнули на всё рукой.
   — Держитесь! Держитесь! — приказ солдатам.
   Однако всё меньше и меньше тех, кто готов держаться.
   И вот к центру Сталинграда прорвались советские танки. Подошли танкисты к подвалу, в котором скрывались фашистский штаб и фельдмаршал Паулюс. Спустились в подвал герои:
   — Будьте любезны, руки кверху, фельдмаршал Паулюс!
   Сдался фельдмаршал в плен.
   Добивают солдаты фашистов. Из подвалов, подземелий, щелей, траншей выкуривают.
   — Вылезайте на свет, голубчики!
   Выходят фашисты. Руки, как пики, вверх. Головы — в плечи.
   2 февраля 1943 года фашистские войска, окружённые под Сталинградом, окончательно сложили оружие. Всё, что осталось от огромной 330-тысячной гитлеровской армии, сдалось в плен. Советскими войсками были разбиты или полностью уничтожены 22 фашистские дивизии. Пленено 91 тысяча фашистских солдат, в том числе 2500 офицеров. Помимо фельдмаршала, советские войска взяли в плен 23 гитлеровских генерала.
   Фашистская армия, сражавшаяся под Сталинградом, перестала существовать.
   Прошло два дня, и 4 февраля на центральной площади Сталинграда состоялся огромный митинг. Застыли в строю солдаты. Слушают слова о фашистской капитуляции. Несутся слова над площадью:
   — Двадцать две дивизии!
   — Двадцать три генерала!
   — Девяносто одна тысяча фашистских солдат и офицеров!
   — Фельдмаршал Паулюс!
   Победа под Сталинградом была полной. Победа была великой. Не померкнет слава её в веках.
   Сталинград!
   Крепость на Волге.
   Город-легенда.
   Город-герой.
   Здесь люди стояли как скалы. Здесь жизнь победила смерть.

[Амина]

РАССКАЗЫ О БИТВЕ НА КУРСКОЙ ДУГЕ

ПЕРВЫЕ ЗАЛПЫ

   Июль. 5-е. 1943 год. Короткая летняя ночь. Курская дуга. Не спят фашисты. На 3 часа утра назначено наступление. Отборные войска направлены сюда, под Курск. Лучшие солдаты. Лучшие офицеры и генералы. Лучшие танки, лучшие пушки. Самые быстрые самолёты. Таков приказ главаря фашистов Адольфа Гитлера.
   За тридцать минут до начала штурма начнут фашисты артиллерийскую атаку на советские позиции. Загрохочут пушки. Это будет в 2.30. Пропашут снаряды советские позиции. Затем вперёд устремятся танки. За ними пойдёт пехота.
   Притаились фашистские солдаты. Сигнала ждут. Нет-нет, на часы посмотрят. Вот два часа ночи. Два пять. Два десять. Двадцать минут до двух тридцати осталось. Пятнадцать, десять минут осталось. Десять минут, и тогда…
   И вдруг! Что такое?! Не могут понять фашистские солдаты, что же вокруг случилось. Не от них, не со стороны фашистских позиций, а оттуда, от русских, прорвав рассвет, огненным гневом ударили пушки. Покатился смертельный вал. Вот подошёл к окопам. Вот заплясал, закружил над окопами. Вот поднял землю к небу. Вот вновь металлом забил, как градом.
   В чём же дело?
   Оказалось, советским разведчикам удалось установить точные сроки фашистского наступления. День в день. Час в час. Минута в минуту. Не упустили удачу наши. Упредили фашистов. По готовым к атаке фашистским войскам первыми всей силой огня ударили.
   Заметались фашистские генералы. Задержалось у них наступление. Прижались к земле фашистские солдаты. Не тронулись с исходных позиций фашистские танки. Не успели артиллеристы открыть огонь. Лишь через несколько часов смогли фашисты пойти в атаку. Однако без прежнего энтузиазма.
   Шутили у нас в окопах:
   — Не тот теперь выдох!
   — Не тот замах!
   И всё же сила у фашистов была огромная. Рвутся они к победе. Верят они в победу.

ЗВЕРОЛОВЫ

   Долго готовились фашисты к Курской битве. Дважды начало её откладывали. То не готовы новые танки. То не готовы новые пушки. То новые самолёты не закончили испытания.
   Готовились фашисты к наступлению. К наступлению готовились и наши войска. И наши приняли решение ударить по фашистам именно здесь, в районе Курского выступа. Ставка Верховного Главнокомандования рассматривала вопрос: наступать первыми или выждать? Решили — выждать. План у советских войск был такой: пусть первыми ударят фашисты, мы их сдержим, обессилим в упорных оборонительных боях, а затем, выбрав удобный момент, сами перейдём в наступление.
   Такое ведение войны называется контрнаступлением. Утвердила Ставка Верховного Главнокомандования этот план.
   Наступление под Курском фашисты начали с двух направлений. Они наносили удар по Курску с севера, со стороны города Орла, и с юга, со стороны города Белгорода. Прорваться к Курску, захватить в огромный мешок советские войска, которые находились на Курском выступе, разбить, уничтожить, пленить эти войска — таковы намерения у фашистов.
   Дождались фашисты новой военной техники. Во время Курской битвы у них появились сразу два новых танка. Один из них фашисты назвали «тигр», второй — «пантера». Была у врагов и ещё одна новинка — самоходное очень мощное орудие «фердинанд». Началась битва. Пошли в атаку «тигры», «пантеры» и «фердинанды».
   Не приметно ничем селение Ольховатка: поле, овраги, ручьи в оврагах. Метры родной земли. Грозный бой развернулся на этих метрах.
   С севера, со стороны Орла, фашисты направили удар на Ольховатку.
   В числе войск, сражавшихся под Ольховаткой, находился истребительно-противотанковый полк. Служили в полку два брата: Никита Забродин и Степан Забродин. Оба рослые. Оба красивые. Сержанты оба. Один и другой командиры орудий. Родом они из Сибири. Работали до войны звероловами.
   Знают солдаты в полку, что у фашистов «тигры», «пантеры» и «фердинанды». Смеются солдаты, кивают братьям:
   — По вашей, выходит, части.
   — Верно, по нашей, — сказал Степан.
   — Согласен, по нашей, — сказал Никита.
   Заработали их расчёты.
   Лихо сражался Степан Забродин. Не торопился, стрелял с умом. Не бил в лобовую броню. Метил противнику в бок. Тут у танков броня не такая толстая. Выходят из строя «тигры».
   Не уступает брату и Никита Забродин. Ловок в бою Никита. Этому больше везёт в «пантерах». Выстрел. Выстрел. И снова выстрел. Замирают в прыжках «пантеры».
   А слева и справа другие стоят солдаты. И у этих в бою удача. Однако у Забродиных всё же больше. Три танка подбил Степан. Три танка подбил Никита.
   — Звероловы, как есть звероловы, — смеются солдаты.
   Под Ольховаткой были в героях не только одни Забродины. Многие там отличились. И артиллеристы, и наши танкисты, и пехотинцы, и авиаторы. Не взяли враги Ольховатку. Отстояли её солдаты.

ОСОБЫЕ

   Не смогли фашисты через Ольховатку на Курск прорваться, повернули на станцию Поныри.
   Здесь, как и под Ольховаткой, вновь много советских бойцов отличилось. Был в их числе и артиллерийский расчёт, которым командовал ефрейтор Кузьма Андреевич Зуев.
   На время боя орудие Зуева было придано небольшому пехотному подразделению. Прибыла пушка в подразделение.
   Окружили её солдаты.
   Среди пехотинцев много совсем молодых бойцов. Есть и такие, которые пушку впервые так близко видят. Смотрят солдаты: кто издали, кто ближе подходит. А один и вовсе шагнул к орудию. Колёса потрогал, пощупал лафет, ствол, словно по шее коня, похлопал. Обратился к артиллеристам:
   — Здорово лупит?
   — Молния-гром!
   Замаскировали артиллеристы орудие, установили так, чтобы фашисты не сразу его заметили, приготовились к бою.
   Вот и фашистские танки пошли в атаку. Выжидают артиллеристы. Выжидают бойцы в окопах.
   Ближе танки. Всё ближе.
   «Чего не стреляют?! Чего не стреляют!» — тревога прошла в окопах.
   И вот ударила грозно пушка. Считают огонь солдаты:
   — Раз!
   — Два!
   — Три!
   Посмотрели теперь на поле:
   Раз.
   Два.
   Три.
   Три фашистских танка стоят подбитыми. Прошёл по окопам восторженный гул:
   — Вот так ребята!
   — Вот так орудие!
   — Молния-гром! — заключает тот самый, который пушку, словно по шее коня, похлопал.
   Продолжается бой. Опять фашисты идут в атаку. Опять пушка огонь открыла. Смотрят солдаты — четыре новых танка стоят подбитыми. А за этими снова три.
   И снова в окопах:
   — Вот так расчёт!
   — Глаз как алмаз!
   — Пушка, братцы, у них особая!
   — Да что там пушка — люди они особые!
   Сказали бойцы и сглазили. Определили фашисты место, где стояла в укрытии наша пушка. Разбили фашисты советскую пушку.
   Замолчала пушка. А фашисты идут и идут. Всё ближе они к нашим окопам.
   Вступили пехотинцы теперь в сражение. Подпустили к окопам танки. Полетели гранаты в танки.
   Наблюдают артиллеристы. Ловко бросают бойцы гранаты. Считают артиллеристы подбитые танки:
   — Раз!
   — Два!
   — Три!
   Не сдержались артиллеристы:
   — Вот так ребята!
   — Вот так гранаты!
   Продолжается бой. Нелегка для фашистских танков схватка с героями. Вновь выходят из строя фашистские танки. К подбитым прибавляются новые. Считают артиллеристы и эти новые.
   Не могут артиллеристы скрыть своего восторга:
   — Вот так пехота!
   — Глаз — ватерпас!
   — Гранаты, братцы, у них особые.
   — Да что гранаты — люди они особые!
   Много под Понырями было солдат «особых», много «особых» гранат и пушек. Стойко стояли в боях солдаты. Сдержали они фашистов. Не прорвались и под Понырями фашисты к Курску. Снова бросились на Ольховатку. Неприступна опять Ольховатка.
   Рассчитывали фашисты отсюда, с севера, со стороны Орла, Ольховатки и Понырей быстро вперёд пробиться. А продвинулись всего лишь на десять двенадцать километров. Продвинулись. Остановились. Дальше к Курску пути закрыты.

[Амина]

ЖЕЛЕЗНЫЙ БАТАЛЬОН

   Бой шёл у селения Крутой Лог. Это южнее Курска. Отсюда, со стороны Белгорода, наносили фашисты второй удар. Рвались они на Корочу, на Обоянь, на Прохоровну. Здесь, у селения Крутой Лог, как раз в направлении на Корочу, держал оборону стрелковый батальон капитана Бельгина.
   120 танков, в том числе 35 «тигров», обрушились на наши окопы.
   — Противотанковые ружья к бою! Гранаты к бою! — командует капитан Бельгин.
   Сдержали наши удар фашистов. Откатились назад фашисты.
   Откатились. Чуть переждали. Снова идут в атаку. На этот раз за танками идёт пехота.
   — Пропускай танки! — командует Бельгин.
   Знают солдаты, что значит пропустить танки. Укрылись они в окопах. Проползли над ними фашистские танки. Поднялись бойцы, открыли огонь по фашистской пехоте. Беззащитной оказалась теперь пехота. Немалый урон нанёс батальон фашистам. Пока развернулись танки, пока пришли на помощь своим солдатам — защищать оказалось некого: легла под метким огнём советских стрелков вражеская пехота. Взялись наши солдаты теперь за танки. Достаётся фашистским танкам.
   Удержали рубеж советские солдаты. Откатились назад фашисты.
   Откатились фашисты. Чуть переждали. В третий раз начинают они атаку.
   Опять пошли танки. Ревут моторы. За танками грозно идёт пехота.
   — Пропускай танки! — снова дана команда.
   Укрылись солдаты в окопах. Ждут, когда пройдут над головами танки.
   — Сейчас пройдут, и тогда не зевай, — рассуждают солдаты.
   — Снова покажем фашистам!
   Всё ближе к окопам танки, всё ближе. И вдруг, подойдя к окопам, остановились танки. Остановились. Затем развернулись. И стали «утюжить», то есть ходить по нашим окопам. Ждут фашисты: вот-вот побегут из окопов советские солдаты.
   — Ну как?
   — Не бегут, — отвечают фашистам. — Держатся.
   И верно — держатся.
   Открыли тогда фашисты пулемётный огонь по окопам. Ждут фашисты: вот-вот побегут солдаты.
   — Ну как?
   — Не бегут, — отвечают фашистам. — Держатся.
   И верно — держатся.
   Но не только держались и удержались советские солдаты. Не прекращали с фашистами бой. Тридцать девять фашистских танков подорвали советские солдаты к концу сражения. Уничтожили без малого тысячу фашистов.
   Отступили опять фашисты.
   «Железным батальоном» назвали за этот бой батальон капитана Бельгина. Точное очень слово. Ищи, не найдёшь другого.

ГВАРДЕЙСКИЙ АППЕТИТ

   Танкист лейтенант Бессарабов мечтал о «тигре», то есть мечтал в бою своим танком подбить фашиста. Отличный танкист Бессарабов. Как же ему без «тигра»!
   Сражался Бессарабов южнее Курска, возле города Обояни. С особой силой тут рвались вперёд фашисты. Именно здесь больше всего и появилось фашистских «тигров».
   Разгорелось сражение. И вот в самом его начале подбил Бессарабов танк. Правда, не «тигра». Подбил обычный. Поздравляют его товарищи. Подбить танк, хотя и обычный, случается тоже не каждый день.
   — Не то, не то, — махнул огорчённо Бессарабов.
   Продолжается бой. И снова подбил Бессарабов танк. Правда, не «тигра». Подбил обычный.
   Поздравляют его товарищи. Не каждый день ведь такое случается, чтобы подбить два танка.
   — Не то, не то, — опять о своём Бессарабов.
   — «Тигра» он хочет, — смеётся лучший дружок Бессарабова лейтенант Гогоберидзе.
   Не отпирается Бессарабов.
   И вот в том же бою повстречал он «тигра». Столкнулись танки на встречных курсах, нос к носу, лобовая броня к броне.
   Припал к орудию Бессарабов. Послал бронебойный снаряд по «тигру». Ударил снаряд в броню. Смотрит Бессарабов — не тронут «тигр». Отлетел от брони снаряд. Лишь искры, как из трамвайной дуги, посыпались. Снова Бессарабов пустил снаряд. И снова снаряд словно в слона горошина. Недоступной для наших танковых пушек была лобовая броня у «тигра».
   Фашист ответно открыл огонь. Едва увернулся от «тигра» тогда Бессарабов. Едва от врага ушёл.
   На следующий день под Обоянью вновь разгорелась битва. Бились упорно. И мы и фашисты. Железо сошлось с железом. Сила ломила силу.
   И вот — ура! — подбил Бессарабов «тигра». Стрелял не в лоб, как вчера, а в бок, где тоньше броня у танка.
   Разгорячился боец в сражении. Рвётся он к центру боя. Вдруг видит рядом танк лейтенанта Гогоберидзе. Слышит по рации голос друга:
   — Что тебе, мало «тигра»?
   — Мало! — кричит Бессарабов.
   — Хочешь ещё?
   — Хочу!
   Усмехается Гогоберидзе:
   — Наш аппетит, танкистский.
   Подбил второго «тигра» танкист. Минута, вторая — горит и третий.
   Поздравляют друзья Бессарабова:
   — Наш аппетит, гвардейский!
   Лейтенант Бессарабов был первым из советских танкистов, подбившим в одном бою три неприятельских «тигра». Потом и другие нашлись умельцы. Уничтожали по три, по четыре «тигра». Однако первый есть всё-таки первый. Почёт всегда больше первому.

ТРУБКА

   Старший лейтенант Алихан Гагкаев командовал артиллерийской батареей. Четыре орудия в батарее.
   Любили батарейцы своего командира: молодой, всегда весёлый. Родом он был с Кавказа. О горах, водопадах любил лейтенант рассказывать, о милой своей Осетии.
   Была у Гагкаева трубка — память о доме. Не расставался Гагкаев с трубкой. Сам не курил. Просто носил в кармане.
   — В Берлине раскурим, — шутил Гагкаев.
   Во время Курской битвы батарея Гагкаева сражалась южнее города Обояни. С редким упорством здесь рвались вперёд фашисты. Особенно возле села Яковлево у шоссе, ведущего из Белгорода на Курск. Тут и стояла батарея Гагкаева. Не она одна прикрывала шоссе. Левее, правее стояли другие. Но сложилось так, что один из главных ударов фашистов пришёлся как раз на батарею Гагкаева.
   Держит Гагкаев по рации связь с командиром полка майором Котенко.
   — Вижу танки.
   — Сколько?
   — Десять.
   Через минуту:
   — Тридцать…
   Семьдесят танков рвалось сюда на Яковлево.



   Вступили солдаты в бой. Обрушили артиллеристы огонь на фашистские танки. Удачно они стреляли. Выходят из строя фашистские машины. Но бой есть бой. Тут взаимны всегда потери. Подбили фашисты одну из советских пушек. Было четыре, осталось три.
   Продолжается жаркий бой. Снова выходят из строя фашистские танки. Но и снова потеря на батарее. Гибнет вторая пушка. Было четыре, осталось две. Но и две — это тоже сила.
   — Как дела? — спрашивает по рации майор Котенко.
   — Нормально, — отвечает ему Гагкаев.
   Всё сильнее, всё упорнее бой. Бой есть бой. Снова потеря на батарее. Было четыре пушки. Одна осталась. Но и одна — это тоже сила.
   — Как дела? — опять запрос от майора Котенко.
   — Держимся, — отвечает ему Гагкаев.
   Держатся герои. Не пропускают вперёд фашистов. Погибла последняя пушка. Взяли батарейцы гранаты в руки. Перешли к рукопашному бою.
   — Как дела? — снова слышится голос майора Котенко.
   — Нормально, — кричит Гагкаев. — Держимся. Перешли к рукопашному бою.
   — Понял. Идём на помощь.
   Прибыла помощь: танки, отряд пехоты. А с ними и сам Котенко. Повернулся к командиру полка Гагкаев. Руку поднёс к фуражке.
   — Товарищ майор, держит рубеж батарея.
   — Орлы! Молодцы! — похвалил Котенко.
   Улыбнулся Гагкаев. Продолжает стоять, всё руки не отводит от фуражки, всё прижимает её к правому боку. И вдруг побледнел, качнулся и рухнул на землю. И только тут увидел майор Котенко — весь правый бок у артиллериста залит кровью. Бросились к нему батарейцы, наклонился майор Котенко.
   — Держит рубеж бата… — вновь произнёс герой.
   И больше ни слова. Мёртвым лежал Гагкаев[1].
   Погиб Гагкаев. А трубка осталась. Сохранили её солдаты. Раскурили её батарейцы в Берлине. В день нашей победы. Как и мечтал Гагкаев.

1
   За свой боевой подвиг старший лейтенант Алихан Гагкаев был удостоен высокого звания — Героя Советского Союза.

[Амина]

ВАЛЬС ДОБРЯНСКОГО

   Бой шёл в районе шоссе Белгород — Обоянь. Наступали фашистские танки. Впереди двигались «тигры».
   Недалеко от наших окопов находился наблюдательный пункт. Два советских бойца, два солдата-разведчика, прижались к земле и следили за движением вражеских танков.
   Один из «тигров» заметил советских воинов. Решили фашисты раздавить наших солдат. Направили танк на разведчиков. Ползёт, как утюг, махина. Всё ближе, всё ближе. Занял полполя, занял полнеба. Секунда, вторая. Рывок — и всё.
   Не выдержал один из бойцов. Вскочил с земли, побежал по полю. Фашисты открыли пулемётный огонь. Рухнул солдат на землю.
   Второй же боец — Анатолий Добрянский остался лежать на месте. Подошёл к нему вражеский танк, только подмять собрался, как вдруг вскочил Добрянский. Метнулся к танку. Прижался к «тигру», к борту, к его броне.
   Смотрят из окопов бойцы на Добрянского:
   — Хитрец!
   — Мудрец!
   Неуязвимый для «тигра», для его пулемётов оказался теперь Добрянский.
   Тогда фашистский танк начал кружить по полю. Пытается он раздавить смельчака. Но и вправду смышлёный солдат Добрянский. Кружит он вместе с танком, не отрывается от брони.
   И снова доносится из окопов:
   — Герой!
   — Молодец!
   Кружил Добрянский вместе с танком, кружил, вдруг видит рядом окоп. Прыгнул в окоп Добрянский, укрылся от страшной смерти.
   Смотрят фашисты. Где же боец? Провалился под землю? Бронёй придавлен? Увидели окоп. Вот где солдат укрылся. Примяли, притоптали танком окоп фашисты. Дальше пошли по полю.
   Решили фашисты — погиб солдат. А Добрянский цел, невредим. Поднялся, швырнул бутылку с горючей жидкостью. Точно бросал боец. Попал в уходящий фашистский танк. Прямо туда, где с горючим баки.
   Вспыхнул фашистский танк, как факел.
   Смеялись потом бойцы, вспоминая, как Добрянский с танком кружил по полю.
   — Здорово ты вальсировал!
   — Кавалер из тебя заправский!
   Подвиг рядового Добрянского для многих бойцов послужил наукой. Даже специально в частях изучали, как лучше, если возникнет во время боя надобность, вплотную прижаться к танку.
   Идут у бойцов занятия.
   — Что изучаете?
   — Науку военную.
   — Как называется?
   — Вальс Добрянского.

ГОРОВЕЦ

   Эскадрилья советских истребителей завершала боевой вылет. Прикрывали лётчики с воздуха южнее Курска в районе Ольховатки (это вторая — южная Ольховатка) наземные наши части. И вот теперь возвращались к себе на базу.
   Последним в строю летел лейтенант Александр Горовец. Всё хорошо. Исправно гудит мотор. Стрелки приборов застыли на нужных метках. Летит Горовец. Знает — впереди лишь минутный отдых. Посадка. Заправка. И снова в воздух. Нелегко авиации в эти дни. Битва не только гремит на земле поднялась этажами в воздух.
   Летит Горовец, небо окинет взглядом, взглядом проверит землю. Вдруг видит — летят самолёты: чуть сзади, чуть в стороне. Присмотрелся фашистские бомбардировщики.
   Начал лётчик кричать своим. Не ответил никто из наших. Сплюнул пилот в досаде. Зло посмотрел на рацию. Не работает, смолкла рация.
   Идут фашистские бомбардировщики курсом к нашим наземным позициям. Там и обрушат смертельный груз.
   Подумал секунду лейтенант Горовец. Затем развернул самолёт и устремился к врагам навстречу.
   Врезался лётчик в фашистский строй. Первой атакой пошёл на ведущего. Стремительным был удар. Секунда. Вторая. Ура! Вспыхнул свечой ведущий.
   Развернулся лейтенант Горовец, на второго фашиста бросился. Ура! И этот рухнул.
   Рванулся к третьему. Падает третий.
   Расстроился строй фашистов. Атакует врагов Горовец. Снова заход и снова.
   Четвёртый упал фашист.
   Вспыхнул пятый.
   Шестой!
   Седьмой!
   Уходят фашисты.
   Но и это ещё не всё. Не отпускает врагов Горовец. Бросился вслед. Вот восьмой самолёт в прицеле. Вот и он задымил, как факел. Секунда. Секунда.
   И сбит самолёт девятый.
   Бой лётчика Горовца был уникальным, неповторимым. Много подвигов совершили советские лётчики в небе. Сбивали в одном полёте по три, по четыре, по пять и даже по шесть фашистов. Но чтобы девять! Нет. Такого не было. Ни до Горовца. Ни после. Ни у нас. Ни в одной из других воюющих армий. Лейтенант Горовец стал Героем Советского Союза.
   Не вернулся из полёта лейтенант Александр Константинович Горовец. Уже на обратном пути к аэродрому набросились на героя четыре фашистских истребителя.
   Погиб лейтенант Горовец.
   А подвиг живёт. И рассказы о нём ходят как быль, как сказка.

ТРИ ПОДВИГА

   Многие советские лётчики отличились в боях под Курском.
   Весной 1942 года в тяжёлых схватках на Северо-Западном фронте в воздушном бою один из советских лётчиков был тяжело ранен, а его самолёт подбит. Лётчик опустился на территорию, занятую врагом. Он оказался один в лесной глуши. Лётчик стал лицом к востоку и начал пробираться к своим. Он шёл сквозь снежные сугробы, один, без людей, без еды.
   Солнце садилось и всходило.
   А он шёл и шёл.
   Болели раны. Но он превозмогал боль.
   Он шёл и шёл.
   Когда силы его покидали, он продолжал ползти.
   Метр за метром. Сантиметр за сантиметром.
   Он не сдавался.
   Солнце всходило и садилось.
   А он шёл и шёл.
   Он совершил подвиг и дошёл до своих.
   На восемнадцатые сутки, измождённого и обмороженного, его подобрали партизаны. На самолёте он был доставлен в госпиталь. И тут самое страшное — неумолимый приговор врачей: необходима операция. Лётчик обморожен.
   Лётчик лишился ног.
   Но лётчик хотел летать. Хотел продолжать бить ненавистного врага.
   И вот он совершает второй свой подвиг. Лётчику сделали протезы. Он начал тренироваться ходить с костылями, а затем… без костылей.
   Теперь он упросил врачей разрешить сесть ему в самолёт. Он был настойчив, и врачи уступили. Лётчик снова на лётном поле. Вот он в кабине. Он снова в воздухе.
   И опять тренировки, тренировки, бесчисленные тренировки.
   Его проверили самые придирчивые экзаменаторы и разрешили летать.
   — Только в тылу, — сказали лётчику.
   Лётчик упросил отправить его на фронт.
   Лётчик упросил доверить ему истребитель.
   Он прибыл под Курск незадолго до начала Курской битвы. По первой же тревоге он поднялся в воздух.
   Тут под Курском он совершил свой третий подвиг. В первых же боях он сбил три вражеских самолёта.
   Этот лётчик известен всей стране. Имя его — Алексей Петрович Маресьев. Он Герой Советского Союза. О нём написана прекрасная книга. Автор её — писатель Борис Полевой. «Повесть о настоящем человеке» называется эта книга.

[Амина]

ЧЁРНЫЙ ДЕНЬ

   Гудит, грохочет металлом битва. Сошлись две силы на русском поле. Лавина стали сошлась с лавиной. Смешались в схватке огонь и люди. Зловещей гарью покрылось небо.
   12 июля 1943 года под селением Прохоровка, южнее Курска, произошло величайшее во всей истории Великой Отечественной войны танковое сражение. Почти 1200 боевых машин и самоходных орудий приняло участие в этом небывалом сражении.
   Через Прохоровку проходила железная дорога из Белгорода на Курск. Сюда и устремились теперь фашисты. Движутся фашистские танки — «тигры», «пантеры» и самоходные орудия — «фердинанды» на Прохоровку. А в это время навстречу фашистам идёт советская танковая армия. Встретились танки. Вступили в бой.
   Ворвались наши в ряды фашистов. Ближний бой выгоден нашим танкам. В ближнем бою теряют фашистские «тигры» своё преимущество. С близкого расстояния легче у «тигра» пробить броню, легче зайти и ударить сбоку.
   Умело бьются советские танкисты. Достаётся фашистским «тиграм». Но и наши несут потери. Разгорается ярче битва.
   На помощь танкам пришли самолёты. Повисли они над полем. Истребители, штурмовики, бомбардировщики. Наши и фашистские — смешались в небе. И там под солнцем грохочет битва.
   На помощь танкам пришла артиллерия. Наша и фашистская. Бьют пушки прямой наводкой. Стойко стоят расчёты. Снаряды дырявят небо и землю.
   Солнце давно в зените. В полном разгаре битва.
   Плацдарм, на котором идёт сражение, совсем невелик. Река Псёл с одной стороны. С другой — железнодорожная насыпь. С трудом разместилось здесь столько танков. Тесно махинам на тесном поле. Чуть ли не трутся они бортами. Всё больше, всё больше подбитых танков. Кострами пылает поле — то догорают танки. Дым над землёй поднялся, завесой окутал поле. Солнце в чаду, в тумане, словно чадру надело.
   Не утихает, грохочет битва. Самолёты всё так же в небе. Всё так же не умолкает раскат орудий.
   …Клонилось солнце к траве, к закату. Устали люди, земля и небо. А бой всё шёл, всё не кончался. И оставалось пока неясным, кому быть в первых, за кем здесь сила. Но вот над полем пронеслось: отходят «тигры». И вслед за этим как гром:
   — Победа!
   Проиграли фашисты танковое сражение под Прохоровкой. Был восьмой день Курской битвы. «Чёрным днём» назвали его фашисты.
   Наступление на юге от Курска, так же как и на севере, закончилось для фашистов полным провалом. Всего лишь на 35 километров смогли здесь фашисты вперёд продвинуться. Остановили и тут наши войска фашистов.

НИКОЛАЕВ

   Механик-водитель старший сержант Александр Николаев в Прохоровском сражении вёл в бой танк капитана Скрипкина.
   — Вперёд! Ближе к фашистам! Ближе! — командует Скрипкин.
   Сошлись наши с фашистскими танками. Сидит за рычагами танка старший сержант Николаев. Точно выполняет команды. Скрипкина.
   — Правее! — кричит капитан.
   Повернул Николаев правее танк. И тут же перед глазами вырос борт фашистского «тигра». Ударил из пушки стрелок по «тигру». Задымил, запылал фашист.
   — Левее! Бери левее! — командует Скрипкин.
   Повернул Николаев влево. И снова рядом фашистский танк. Ударил стрелок и по этому «тигру».
   — Есть! — закричал стрелок.
   Неплохое совсем начало. Продолжают танкисты бой.
   Шагает танк Скрипкина, ищет врага прицелом. Нашёл.
   — Выстрел!
   — Выстрел!
   Да мимо оба. Ушёл, увернулся фашистский танк.
   Продолжают танкисты бой.
   Ползёт танк Скрипкина. Ищет врага прицелом. Но и фашисты Скрипкина тоже ищут.
   Опередили фашисты наших:
   — Выстрел!
   — Выстрел!
   Да мимо оба. Сманеврировал, ушёл от удара советский танк.
   Снова в бою танкисты. Ищут врага прицелом. Но и фашисты Скрипкина тоже ищут. Окружили танк Скрипкина сразу четыре фашистских танка. Подожгли фашисты советский танк. Ранили осколком капитана Скрипкина.
   Вынесли старший сержант Николаев и радист командира из танка, укрылись рядом в большой воронке.
   Не утихает кругом сражение. В самом разгаре битва.
   Вдруг видит Николаев, что один из «тигров» движется к воронке. Ясно Николаеву: заметили их фашисты, минута — всему конец. Раздавят советских солдат фашисты.
   Рванулись мысли:
   «Быстрей — гранату!»
   Нет у бойца гранаты.
   «Бутылку с горючей смесью!»
   Нет у бойца бутылки.
   Глянул сержант Николаев на «тигра», потом на свой, на горящий танк. Секунда. Рванулся к танку. Вскочил на башню. Скользнул сквозь пламя. Метнулся в люк. Проверил: мотор исправен, ход не нарушен. Фыркнул, дрогнул и ожил танк. Рванулся с места. Развил он скорость и в лоб на «тигра», как молот в кузне. Удар был мощным. Удар — разящий. На месте «тигра» — металл горящий…
   Погиб Николаев, но спас товарищей. И подвиг этот хранит История.

ДОБРЫНЯ

   Нечастое имя сейчас Добрыня. Когда-то оно гремело.
   В одном из гвардейских полков, незадолго до Курской битвы, принимали бойцы пополнение. Разные люди здесь в пополнении. Кто зелен, молод. В годах другие. Кто из колхоза, кто прибыл с завода, кто из резерва, кто из запаса, каждый третий после ранений, прямо с госпитальной койки.
   Разные здесь в пополнении. Кто тёмный, кто светлый. Кто рослый, кто низкий. Кто тонкий, кто плотный.
   А вот и ещё один. Гимнастёрка — едва до пояса. Грудь в человеческих три обхвата.
   — Добрынин, — солдат представился.
   Кто-то сказал:
   — Добрыня!
   Так и пристало к нему Добрыня. В честь Добрыни Никитича — былинного богатыря.
   Запылала Курская битва.
   Рвались фашисты на Ольховатку. С севера от Орла пробивали дорогу к Курску. Встретил здесь грудью врага Добрыня. Сотни танков ползли на героев. Оказались бойцы сильнее. Задержали они фашистов.
   Потом под Понырями его увидели.
   — Братцы, смотри — Добрыня!
   Нелегко здесь давалась битва. Не пробились фашисты у Ольховатки. На Поныри тараном стальным обрушились.
   Отстоял Поныри Добрыня.
   Затем под Обоянью его заметили. Здесь с юга, со стороны Белгорода, наносили по Курску фашисты второй удар. Страшной была здесь битва.
   Бьются солдаты, и вдруг:
   — Братцы, смотри — Добрыня!
   — Да какой вам Добрыня! При чём Добрыня?! Под Понырями, под Ольховаткой сейчас Добрыня. На север от Курска бьётся.
   — Да нет же, смотри — Добрыня!
   Присмотрелись солдаты: Добрыня, верно.
   Не пробились фашисты под Обоянью. Новый рывок — на Прохоровку. Смешались в схватке огонь и люди.
   — Смотри — Добрыня! — вдруг слышен голос.
   — Какой Добрыня?!
   — Да нет же, верно. Смотри — Добрыня!
   Сдержали наши напор фашистов. Не подпустили и с юга к Курску. Сдержали, смяли, хребет сломили: и там, где север, и здесь, на юге.
   Началось советское контрнаступление. Погнали наши врага на запад. Идут в победном строю солдаты:
   — Братцы, смотри — Добрыня!
   Смотрят солдаты: и верно — идёт Добрыня. По курской, по русской земле идёт.

[Амина]

КУРСКИЕ СОЛОВЬИ

   Побывайте под Курском в мае. Заливаются, щёлкают курские соловьи.
   В Курской битве вместе с другими войсками сражались и подразделения гвардейских миномётов. Гвардейские миномёты — это знаменитые «катюши».
   В первые дни войны у нас было всего лишь несколько «катюш». В Курской битве принимали участие уже целые части и соединения.
   Любили солдаты огонь «катюш». Уважали лихих миномётчиков. Летели снаряды «катюш» с характерным и звонким свистом. Всего милее солдатскому сердцу был этот свист. Вот и прозвали бойцы солдат-миномётчиков курскими соловьями.
   Началась Курская битва. Засвистали, защёлкали курские соловьи. Били фашистов в дни наступления. Били и после, когда наши, сдержав фашистов, сами пошли вперёд.
   Особенно досталось фашистам от наших «катюш» в боях южнее города Обояни. Здесь, рядом с шоссе, идущим на Обоянь из Белгорода, расположился гвардейский миномётный полк полковника Бондаренко.
   Стояли «катюши» в засаде. Ждали команды к бою. Вдоль шоссе на Обоянь наступали фашистские танки. Словно железная стена надвигалась. Нет, казалось, врагу преграды.
   Тут и грянул раскат «катюш». Отстрелялись «катюши», откланялись. В грудах металла поле.
   Приехал к месту боя командующий.
   — Молодцы. Хороша работа. Кто пропел тут фашистам песню?
   Отвечают ему:
   — Курские соловьи.
   В новом месте пытались фашисты затем прорваться. Шла пехота и снова танки. Но и здесь «катюши» в засадах были. Отстрелялись «катюши», откланялись. Не прошли здесь фашисты. Бежит пехота. В степи догорают танки.
   В третьем, в четвёртом — во многих местах под Курском сражались тогда «катюши». В числе первых пошли они и в контрнаступление. Едут по полю гвардейские миномёты. Меняют полки позиции. Снова грохочут залпы. Слышат солдаты залпы — в улыбках душа и лица:
   — Наши запели.
   — Наши.
   От солдата идёт к солдату:
   — Курские соловьи!

ГЕНЕРАЛЫ ПРОТИВ ФЕЛЬДМАРШАЛОВ

   Курский выступ обороняли два фронта. Севернее Курска располагался Центральный фронт. Им командовал генерал Константин Константинович Рокоссовский.
   Во многих сражениях прославился Рокоссовский. Он был в числе тех, кто задержал врагов под Смоленском, среди тех, кто громил под Москвой фашистов. Рокоссовский командовал советскими армиями, окончательно разгромившими фашистов под Сталинградом. Это его войска пленили фельдмаршала Паулюса.
   Знали солдаты генерала Рокоссовского. Любили и уважали его.
   Южнее Курска находился Воронежский фронт. Командовал этим фронтом генерал Николай Фёдорович Ватутин.
   И Ватутин генерал прославленный. Это он командовал под Сталинградом Юго-Западным фронтом. Именно этот фронт начал тогда первым сокрушительный удар по фашистам. Это он вместе с другим фронтом — Сталинградским окружил фашистскую армию между Доном и Волгой.
   Против наших фронтов на Курском выступе стояли гитлеровские войска, которые составили две группы армий. Это группа армий «Центр» и группа армий «Юг».
   Фашистские войска из группы армий «Центр» сражались против войск генерала Рокоссовского. Командовал этой группой фашистский фельдмаршал фон Клюге.
   Войска из группы армий «Юг» сражались против войск генерала Ватутина. Командовал этой группой фашистский фельдмаршал Манштейн. В 1943 году он клялся освободить фашистскую армию, окружённую под Сталинградом.
   Знают наши солдаты, что против советских генералов на Курской дуге сражаются фашистские фельдмаршалы.
   — Посмотрим. Посмотрим. Ну, берегись, фельдмаршалы!
   Стали солдаты вспоминать, где и когда уже встречались Рокоссовский и Ватутин с Манштейном и Клюге.
   — Против Рокоссовского — Клюге. Так, так!
   Припомнили солдаты, что в 1941 году фон Клюге был в числе тех фашистских фельдмаршалов, которые со своими войсками наступали на Москву. Побили наши войска тогда и фон Клюге, и других фашистских фельдмаршалов.
   Стали вспоминать солдаты, кто бил. Вспомнили генерала Жукова, вспомнили генерала Говорова. Вспомнили и Рокоссовского.
   Заговорили солдаты затем о Манштейне.
   — Манштейн против Ватутина. Так, так!
   Вспомнили солдаты Сталинград, начало 1943 года, неудачную попытку фельдмаршала Манштейна прийти на помощь фельдмаршалу Паулюсу.
   Побили наши тогда Манштейна.
   Стали солдаты вспоминать, кто побил. В числе тех, кто побил Манштейна, был и генерал Ватутин.
   — Били наши генералы уже фельдмаршалов. Били, — сделали солдаты вывод. — Побьют и под Курском, — заключили солдаты.
   Не ошиблись солдаты. Побили советские генералы фашистских фельдмаршалов.

ОГОРОДНИКИ

   Было это незадолго до Курской битвы. В стрелковую часть прибыло пополнение.
   Старшина обходил бойцов. Шагает вдоль строя. Рядом идёт ефрейтор. Держит карандаш и блокнот в руках.
   Глянул старшина на первого из бойцов:
   — Картошку сажать умеешь?
   Боец смутился, пожал плечами.
   Дальше шагнул старшина:
   — Картошку сажать умеешь?
   — Умею! — звонко сказал солдат.
   — Два шага вперёд.
   Вышел солдат из строя.
   — Пиши в огородники, — сказал старшина ефрейтору.
   Дальше идёт старшина:
   — Картошку сажать умеешь?
   — Умею.
   — Умею.
   — Не пробовал.
   — Умею.
   — Не приходилось, но если надо…
   — Умею.
   — Умею.
   — Хватит, — сказал старшина.
   Вышли вперёд бойцы. Оказался в строю умеющих и солдат Анатолий Скурко. Гадает солдат Скурко: куда это их, умеющих? «Картошку сажать — так по времени поздно. (Уже вовсю заиграло лето.) Если её копать, то по времени очень рано».
   Гадает солдат Скурко. И другие бойцы гадают:
   — Картошку сажать?
   — Морковку сеять?
   — Огурцы для штабной столовой?
   Посмотрел на солдат старшина.
   — Ну что же, — сказал старшина. — Отныне вам быть в минёрах, — и вручает солдатам мины.
   Приметил лихой старшина, что тот, кто умеет сажать картофель, быстрей и надёжнее ставит мины.
   Усмехнулся солдат Скурко. Не сдержали улыбки и другие солдаты.
   Приступили к делам огородники. Конечно, не сразу, не в тот же миг. Ставить мины не такое простое дело. Специальную тренировку прошли солдаты.
   На многие километры на север, на юг, на запад от Курска протянули минёры минные поля и заслоны. Только в первый день Курской битвы на этих полях и заслонах подорвалось более ста фашистских танков и самоходных орудий.
   Идут минёры.
   — Ну как, огородники?
   — Полный во всём порядок.

[Амина]

МОСКВА ? ИРКУТСК

   И это было до Курской битвы. Рыли солдаты траншеи, окопы, укрепляли подходы к Курску.
   Бросают солдаты землю.
   Вдруг — автомашина «виллис». Из штаба фронта. Остановился «виллис». Вышли двое. Один из приехавших — капитан. Признали его солдаты: военный инженер из штаба Центрального фронта.
   Интересно солдатам: сколько ж отрыли они окопов? Обратились к штабисту:
   — Инженер-капитан, сколько же мы отрыли?
   Достал капитан блокнот. Раскрыл. На пометку какую-то глянул. Что-то в уме прикинул.
   — От Москвы до Рязани, — сказал капитан. Оказался как раз капитан из тех, кто для наглядности любил прибегать к сравнениям.
   — До Рязани?! — сорвалось солдатское удивление.
   — До Рязани, — сказал капитан.
   Осмотрел капитан окопы. Какие-то записи сделал. Уехал проворный «виллис».
   Снова солдаты лопаты в руки. Дальше ползут окопы.
   Через какое-то время снова приехал сюда капитан. И снова солдаты с тем же к нему вопросом: сколько земли отрыли?
   Достал капитан блокнот. На пометку какую-то снова глянул. Что-то в уме прикинул.
   — От Москвы до Казани, — сказал капитан.
   — До Казани?! — удивляются опять солдаты.
   — До Казани, — подтвердил капитан.
   Осмотрел капитан окопы. Осмотрел, обошёл округу. Какие-то записи снова сделал. Умчался ракетой «виллис».
   Снова солдаты за работу. Снова умылись потом. Дальше ползут окопы.
   И в третий раз приезжал капитан, и в четвёртый. Затем и в пятый. И каждый раз солдаты с тем же к нему вопросом: сколько земли прорыли?
   — От Москвы до Свердловска, — сказал капитан в третий раз.
   Довольны солдаты:
   — Значит, Урал пошёл!
   — Урал, — соглашается капитан.
   — От Москвы до Тюмени, — сказал в четвёртый.
   Смеются солдаты:
   — Значит, Сибирь пошла!
   — Сибирь, — соглашается капитан.
   — От Москвы до Иркутска, — сказал капитан, когда завершили солдаты свою работу.
   Довольны солдаты:
   — До Байкала, никак, прорыли. Здравствуй, старик Байкал!
   Пять тысяч километров траншей и окопов прорыли солдаты, готовясь к битве под Курском.
   И это только на одном, на Центральном фронте. А ведь рядом, на юг, на север от Курска, другие фронты стояли: Воронежский, Брянский, Степной, Юго-Западный, Западный…
   Да и не только одни окопы солдаты рыли. Наводили минные поля, строили доты и дзоты, устанавливали проволочные заграждения, возводили различные инженерные сооружения, создавали целые оборонительные районы. Много труда, много усилий.
   Знают солдаты: война есть не только подвиг на поле брани. Подвиг труда и подвиг в труде здесь в той же великой мере.
   Смеются солдаты:
   — Мы этих окопов за всю войну, считай, до небес, до самой Луны и назад прорыли.
   — До Марса, считай!
   — До Юпитера!
   Окопы, окопы. Мозоли солдатские. Ещё одна дань войне.

ОБИДА

   Во время Курского сражения советскими войсками было взято в плен более двадцати фашистских генералов.
   Солдат Каюров в боях заслужен. С минуты первой солдат на фронте. И вот Каюров в большой обиде.
   Ворчит Каюров:
   — Подумать только! Мальчишка прибыл. Лишь день воюет. Не видел лиха. Не нюхал смерти. И вдруг такое!
   Солдат Неверов и вправду молод. Лишь день как в роте. Птенец, и только. И вдруг такое!
   — Нет правды в мире, — ворчит Каюров.
   Так в чём же дело?!



   На диво роте, на диво части привёл Неверов в плен генерала.
   Фашист сверхважный. Кресты, погоны. Штаны в лампасах. Фуражка с крабом. Идёт как аист. Как коршун смотрит.
   Бурчит Каюров:
   — Где справедливость!
   Достал Каюров кисет, махорку. Свернул цигарку. Затяжку сделал.
   Отхож Каюров. Душой не злобен.
   Остыл Каюров. И вспомнил время. Совсем другое. Тот год зловещий. То лето злое. В тот час тяжёлый на вес бриллианта был каждый пленный. Тогда ефрейтор казался дивом. А нынче гляньте: в плен генерала ведёт Неверов. Неверов — в плен генерала.
   Вздохнул Каюров солдатской грудью. Вот отошла обида льдиной. И ветерану стал мил и дорог птенец Неверов, что день на фронте. Птенец Неверов и это время.
   Другое время. Другие были.

ПАМЯТЬ

   Среди Брянских лесов, пробивая на запад путь, речка бежит Нерусса. Хороши места на Неруссе. Берёзы стоят и ели. Кручи к воде сбегают.
   В одном месте над Неруссой видна могила. Светло-серая пирамидка поднялась к небу. Сверху над пирамидкой пятиконечная звезда. Ограда вокруг могилы. Цветы на могильном холмике. Здесь похоронен Авдеенков.
   Рядом с могилой железнодорожное полотно. Мост перебросился через Неруссу.
   Сергей Авдеенков был партизаном. Много здесь в Брянских лесах было тогда партизанских отрядов. Во время Курской битвы тут находились тылы фашистов.
   Огромное количество боеприпасов, горючего, продовольствия, разного военного снаряжения необходимо войскам на фронте. Идут по фашистским тылам:
   составы,
   машины,
   обозы.
   Доставляют фашисты к фронту разные важные, разные срочные, военные всякие грузы.
   Идут составы, идут обозы. Только к месту цели не все доходят. Встречают их на пути партизаны
   взрывают,
   сжигают,
   уничтожают.
   Там, далеко за линией фронта, в тылу у фашистов громят фашистов советские партизаны. Помогают советскому фронту.
   Получили партизаны задание уничтожить мост на реке Неруссе.
   Старшим пошёл Авдеенков.
   Перед началом операции партизаны послали вперёд разведку. Подготовили группу захвата, группу прикрытия. Договорились, кому укладывать тол на мосту, кому ставить мины, кому взрывать.
   Подошли к мосту вечером. Подползли совсем близко. Открыли огонь. Убрали охрану.
   Сергей Авдеенков повёл минёров. Поднялись на мост. Всё шло успешно. Стали укладывать тол. Приготовили мины. Ещё секунда, совсем немного, вставят запал минёры. Отойдут, отбегут от моста. Раздастся гигантский взрыв. Рухнет махина в воду. Всё точно идёт по плану.
   И вдруг ударил по подрывникам пулемёт. То ли охрана моста оказалась не вся перебита, то ли явилась к фашистам помощь. Пули ранили Сергея Авдеенкова. Он вскрикнул от боли, упал, затем приподнялся. Глянул по сторонам, видит — погибли все на мосту. В живых он лишь один остался. А неприятельский пулемёт всё не умолкает.
   — Беги! Беги! — закричали Авдеенкову товарищи, те, что прикрывали внизу подрывников.
   Но Сергей Авдеенков не тронулся с места. Выхватил он гранату. Размахнулся и бросил туда — на приготовленный к взрыву тол.
   Страшный грохот прошёл над лесом. Мост вздрогнул, приподнялся и, увлекая Сергея Авдеенкова, со страшным шумом упал в Неруссу.
   …Горным потоком промчались годы. Вновь над Неруссой бегут составы. Взлетают на мост вагоны. И в ту же минуту — гудок над составом. То память о прошлом пронзает небо. То низкий поклон герою.

[Амина]

ХОРОШИ У ГИГАНТА ЛАПЫ

   Партизаны!
   Как огня боялись фашисты народных мстителей. Перед началом Курской битвы фашисты приняли решение уничтожить партизан, которые действовали у них в тылу в Брянских лесах.
   Направили против партизанских отрядов фашисты свои войска. Не роту, не батальон. Целую дивизию.
   Втянулась дивизия в бой.
   Мало одной дивизии.
   Добавили вторую.
   Мало.
   Добавили третью. Затем — четвёртую, пятую, шестую. Потом добавили танковую дивизию. Затем прислали сюда самолёты. Не пять, не десять. А целых сто.
   Но и этого было мало.
   Почти целую армию пришлось снять фашистам с фронта и направить её в Брянские леса.
   Командующим войсками, действующими против партизан в Брянских лесах, был назначен генерал-лейтенант Борнеманн.
   Ведут фашисты борьбу с партизанами. Поступают к Борнеманну радостные доклады: мол, и в одном, и в другом, и в пятом, и в десятом месте уничтожены брянские партизаны.
   — Уничтожены!
   — Уничтожены!
   — Уничтожены!
   Докладывают Борнеманну: всё спокойно кругом, всё тихо, тише быть не может.
   Выехал Борнеманн на проверку. Плавно бежит машина. Достигла соседнего поля. Поравнялась с соседним лесом. Всё спокойно кругом. Всё тихо.
   Приятно смотреть на кусты, на дубы, на ели. Вот он, загадочный Брянский лес. Птицы щебечут, укрывшись в кронах. Солнце сквозь листья бросает жемчужный свет.
   Едет машина. Вот дуб-богатырь появился справа. Вот ель-великан появилась слева.
   Залюбовался каратель елью. Хороши у гиганта лапы.
   И вдруг! Что такое? Расступились хвойные лапы. Поднялись на генерала в упор автоматы. Просвистали, прощёлкали пули. Вновь сомкнулись у ели ветви. Вновь тишина на лесной дороге…
   В машине, в портфеле у генерала, партизаны обнаружили очень важные документы. Были здесь и приказы из Берлина, и секретные штабные бумаги, и карты, и тоже секретные и даже особо секретные, как раз именно те, на которых указывалось расположение фашистских войск в самом преддверии Курской битвы.
   В тот же день партизаны связались с нашими войсками, и портфель генерала Борнеманна специальным самолётом был отправлен в Москву.
   Много отважных подвигов совершили брянские партизаны, помогая героям Курской битвы. Они и сами были её героями.

ВНИЗ И ВВЕРХ

   Полковник Шлиффен полком командовал. С полком и встретил час Курской битвы.
   Во время Курского сражения фашисты несли огромные потери. Не составлял исключения и полк Шлиффена. И он утрушен. И он урезан. Прошло два дня, а полк, как ельник, войной разрежен.
   Сосчитали в полку уцелевших. Как раз батальон набрался. Вызвал Шлиффена генерал. Явился полковник на зов начальства.
   — Хайль Гитлер!
   — Хайль!
   Долго кричал генерал на Шлиффена. Слова говорил обидные. Хотел обвинить в измене. Кончилось тем, что из остатков полка батальон составили. Хоть и остался полковник в чине, однако батальоном теперь командует.
   Продолжается Курская битва. Несладки дела у Шлиффена. От батальона рота едва осталась. Вызвал Шлиффена генерал. Явился полковник на зов начальства.
   — Хайль Гитлер!
   — Хайль!
   Долго кричал генерал на Шлиффена. Словами стегал обидными. Хотел обвинить в измене. Кончилось тем, что из батальона роту теперь составили. Хотя и остался полковник в чине, однако ротой теперь командует.
   Сдержали наши напор фашистов. Начали контрнаступление. Растут у фашистов опять потери, редеют полки и роты, как кроны берёзок в студёную осень.
   Отступает с войсками Шлиффен. Подводит итог по роте. В роте не больше взвода. Вот он взводом уже командует. Спускается Шлиффен всё ниже и ниже. Отделением уже командует. Ещё бы шаг…
   Разорвало советским снарядом Шлиффена.
   Там же, под Курском, сражался ефрейтор Хупке. Улыбнулась судьба солдату. Не думал Хупке совсем об этом. Не мечтал о продвижении вверх по службе. Был он ефрейтором. Был доволен. И вот чудеса приключились с Хупке.
   В первый же день Курской битвы погиб командир отделения, в котором служил Хупке.
   С этого всё началось.
   Вызвал Хупке к себе лейтенант, командир их пехотного взвода. Прибыл Хупке на зов начальства.
   — Хайль Гитлер!
   — Хайль!
   Посмотрел лейтенант на Хупке. Глазами от пола до чёлки солдатской смерил.
   — Гут! — сказал лейтенант.
   Назначили Хупке командовать отделением.
   Продолжается Курская битва. Всё злее бои, всё страшнее потери. Не минуют они и полк, в котором сражается Хупке. И вот в бою погиб командир их взвода.
   Вызвал Хупке к себе капитан, командир их пехотной роты. Прибыл Хупке.
   — Хайль Гитлер!
   — Хайль!
   Посмотрел капитан на Хупке. Царапнул от чёлки солдатской до пола взглядом.
   — Гут! — сказал капитан.
   Назначили Хупке командовать взводом.
   Началось наше контрнаступление. Снова потери несут фашисты. Много фашистов тогда погибло. Был убит и капитан, командир роты, в составе которой сражался Хупке. И ротный убит, и взводные все убиты. Из командиров в живых лишь Хупке один остался. Вызвал Хупке к себе майор, командир их пехотного батальона. Прибыл Хупке.
   — Хайль Гитлер!
   — Хайль!
   И вот назначен Хупке командовать ротой.
   Поднимается Хупке всё выше и выше. Батальоном уже командует. Ещё шаг — и получит полк. Да закончилось вдруг продвижение. Столкнулся их полк с «катюшами». Лёг, как трава на покосе, полк.
   А как же Хупке? Жив, представьте, остался ефрейтор Хупке.
   Сдался нашим солдатам в плен.

БЕРКУТ

   Отступают фашисты. Отходят, отводят, спасают уцелевшие в боях под Курском военные части и боевую технику.
   Преследуют, наносят по отходящим фашистам удары наши.
   Было это у города Грайворона. В один из наших авиационных полков пришло от разведчиков донесение. Сообщали разведчики: в небе фашистские самолёты. Замкнули над чем-то круг. До самой земли пикируют.
   Ясно командирам — атакуют фашисты какую-то нашу часть.
   Послали командиры вперёд самолёты. Приказ: отогнать фашистов и взять под защиту советские подразделения.
   Поднялись в воздух советские самолёты. В составе своей эскадрильи летел и лейтенант Абиш Куланбаев. Зорок, как беркут, Абиш Куланбаев. Достигли лётчики цели. Ринулись в атаку. Отогнали фашистов. Смотрят на землю: что там за части? Видят, идут колонны: танки, орудия, автомашины. И слева — колонны. И справа — колонны.
   — Что за войска? — гадают лётчики. — Хозяйство Петрова? Хозяйство Смирнова? Танки майора Багир-оглы?
   — Что за войска? — гадает и Абиш Куланбаев.
   Зорок, как беркут, Абиш Куланбаев. Спустился он ниже, вгляделся. И вдруг: фашистские кресты на бортах у танков. «Так это не наши идут колонны! Это — фашисты!»
   — Фашисты! — кричит Куланбаев.
   Верно. Действительно, шли фашисты. А фашистские самолёты над ними кружили и их атаковали — так, для отвода глаз. Пойди сообрази, что на своих же они пикируют. На это и был у фашистов расчёт. Пытались нас обмануть. Увезти без потерь боевую технику.
   Разобрались, однако, наши. Открыли по врагам ураганный артиллерийский огонь. Прилетели советские бомбардировщики. Подошли советские пехотинцы.
   Не спасла фашистов фашистская хитрость. Разгромили фашистов наши.
   Лейтенант Абиш Куланбаев ходил в героях.
   — Беркут, беркут, — кругом шутили.
   К боевой награде представили лётчика. Узнал о зоркости Куланбаева и генерал Ватутин. Как раз в составе фронта, которым командовал Ватутин, и сражался лейтенант Куланбаев. Утвердил генерал награду.
   — Беркут, — сказал Ватутин.

[Амина]

НЕОБЫЧНАЯ ОПЕРАЦИЯ

   На хитрость врага отвечали и наши военной хитростью. Поражался Мокапка Зяблов. Непонятное что-то творилось у них на станции. Жил мальчик с дедом и бабкой недалеко от города Суджи в небольшом рабочем посёлке при станции Локинской. Был сыном потомственного железнодорожника.
   Любил Мокапка часами крутиться около станции. Особенно в эти дни. Один за одним приходят сюда эшелоны. Подвозят военную технику. Знает Мокапка, что побили фашистов наши войска под Курском. Гонят врагов на запад. Хоть и мал, да с умом Мокапка, видит — приходят сюда эшелоны. Понимает: значит, здесь, в этих местах, намечается дальнейшее наступление.
   Идут эшелоны, пыхтят паровозы. Разгружают солдаты военный груз.
   Крутился Мокапка как-то рядом с путями. Видит: новый пришёл эшелон. Танки стоят на платформах. Много. Принялся мальчик танки считать. Присмотрелся — а они деревянные. Как же на них воевать?!
   Бросился мальчик к бабке.
   — Деревянные, — шепчет, — танки.
   — Неужто? — всплеснула руками бабка.
   Бросился к деду:
   — Деревянные, деда, танки.
   Поднял старый глаза на внука.
   Помчался мальчишка к станции. Смотрит: снова идёт эшелон. Остановился состав. Глянул Мокапка — пушки стоят на платформах. Много. Не меньше, чем было танков.
   Присмотрелся Мокапка — так ведь пушки тоже, никак, деревянные! Вместо стволов — кругляки торчат.
   Бросился мальчик к бабке.
   — Деревянные, — шепчет, — пушки.
   — Неужто?.. — всплеснула руками бабка.
   Бросился к деду:
   — Деревянные, деда, пушки.
   — Что-то новое, — молвил дед.
   Много непонятного творилось тогда на станции. Прибыли как-то ящики со снарядами. Горы выросли этих ящиков. Доволен Мокапка:
   — Здорово всыпят фашистам наши!
   И вдруг узнаёт: пустые на станции ящики. «Зачем же таких-то и целые горы?!» — гадает мальчик.
   А вот и совсем непонятное. Приходят сюда войска. Много. Колонна спешит за колонной. Идут открыто, приходят засветло.
   — Наши идут! Наши идут! — голосит Мокапка.
   Лёгкий характер у мальчика. Сразу познакомился с солдатами. Дотемна всё крутился рядом. Утром снова бежит к солдатам. И тут узнаёт: покинули ночью эти места солдаты.
   Стоит Мокапка, опять гадает.
   Не знал Мокапка, что применили наши под Суджей военную хитрость.
   Ведут фашисты с самолётов разведку за советскими войсками. Видят: приходят на станцию эшелоны, привозят танки, привозят пушки.
   Замечают фашисты и горы ящиков со снарядами. Засекают, что движутся сюда войска. Много. За колонной идёт колонна. Видят фашисты, как подходят войска, а о том, что ночью незаметно отсюда они уходят, об этом враги не знают.
   Ясно фашистам: вот где готовится новое русское наступление! Здесь, под городом Суджей. Стянули под Суджу они войска, на других участках силы свои ослабили. Только стянули — и тут удар! Однако не под Суджей. В другом месте ударили наши. Прорвали наши фашистский фронт.

«КУТУЗОВ»

   Фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов известен всем. Это под его командованием русская армия в 1812 году разгромила полчища французского императора Наполеона I и изгнала их из пределов России.
   «Кутузов» — так была названа одна из советских военных наступательных операций во время Курской битвы. Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин дал этой операции имя великого русского полководца. Цель операции «Кутузов» — окончательно разгромить фашистские войска, действовавшие севернее Курска, и освободить город Орёл. На город Орёл и направили свой удар советские войска.
   Вокруг Орла фашисты создали мощную оборону. Минные поля, проволочные заграждения, глубокие окопы и укреплённые траншеи со всех сторон прикрывали подходы к городу. Обороной Орла командовал фашистский генерал Модель, который получил прозвище «Лев обороны».
   Узнали наши солдаты про Моделя:
   — Лев обороны! Посмотрим, что от фашистского льва останется.
   В наступлении на фашистов, державших оборону в районе Орла, принимало участие сразу три фронта. Помимо Центрального, которым командовал генерал Константин Константинович Рокоссовский, Брянский и Западный. Первым ударил Западный. Он шёл с севера на Орёл.
   Загремели, заговорили пушки. Началось то, что называют военные артиллерийской подготовкой. Вот закончится артподготовка, замолкнут пушки, и лишь тогда в атаку ринутся пехота и танки. Всё сильнее, сильнее гремят орудия. Ждут фашисты, когда окончится артподготовка, знают: раньше не быть атаке.
   И вдруг перед фашистскими окопами появились советские войска. Не умолкают, грохочут пушки, а тут — войска!
   — Как?
   — Чудом каким?
   — Откуда?!
   В боях под Орлом был применён новый, советский военный приём: солдаты пошли в атаку, не дожидаясь конца артподготовки. Рвутся ещё снаряды. Укрылись фашисты поглубже в землю, забились в свои окопы. А наши солдаты уже в атаке. Идут сразу же за огневым валом, сразу же за разрывами наших снарядов.
   Не ожидали фашисты такой атаки. Растерялись. Замешкались. Упустили для действий ответных время.
   Ударил Западный фронт, и тут же ударил с востока Брянский.
   Заметались фашисты. Помощь нужна! Помощь!
   Стягивают они войска с юга, оттуда, где стоял готовый к атаке на север Центральный фронт. А тут ударил Центральный фронт.
   С севера, с юга, с востока пошли войска.
   Сокрушили, смяли войска трёх советских фронтов фашистскую оборону. Ворвались в Орёл победители. По-кутузовски провели операцию «Кутузов».
   Докладывают в Москве Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину.
   — Ворвались в Орёл победители. По-кутузовски войска провели «Кутузова».
   Кабинет. Длинный стол. Стена. Поднял товарищ Сталин глаза. Два портрета висят напротив — портрет Суворова, портрет Кутузова.
   Улыбнулся краешком глаз Верховный. Долго смотрел на портрет фельдмаршала.

«РУМЯНЦЕВ»

   Румянцев тоже фельдмаршал. Тоже прославленный русский полководец. Отличился фельдмаршал Пётр Александрович Румянцев в сражениях с Турцией. Молодой генерал Суворов сражался в подчинении у Румянцева.
   «Румянцев» — так называлась вторая наша наступательная операция, которую советские войска провели во время великой Курской битвы.
   Задача «Румянцева» — ударить по войскам, которые находились южнее Курска, разгромить здесь фашистов, освободить город Белгород, с боем ворваться в Харьков.
   Два фронта готовились к наступлению: Воронежский, которым командовал генерал Ватутин, и стоявший южнее Степной во главе с генералом Коневым.
   Началась операция «Румянцев». И вот в одном из стрелковых полков оказался солдат Румянцев.
   Смешно солдатам от такого совпадения:
   — И там «Румянцев», и ты Румянцев!
   — Ты, может, потомком будешь?
   Посмотрел на солдат Румянцев.
   — Потомок, — сказал Румянцев.
   — Да ну?!
   — Откуда знаешь?
   — А чем докажешь?
   — Потомок, — опять повторил Румянцев.
   На юге, так же, как на севере под Орлом, фашисты возвели мощные оборонительные сооружения. И тут окопы, и тут заслоны.
   Всюду пушки, всюду мины. Нелегко здесь солдатам вперёд прорваться. Тут нужны герои-солдаты.
   Накануне сражения полк, в котором служил Румянцев, был выдвинут к линии наступления. Совершали солдаты стремительный марш-бросок.
   Шагают солдаты, а сами нет-нет глазом скосят на Румянцева. Каков он, солдат, в походе?
   Идёт солдат. Землю шагом солдатским мерит. Едва поспевают за ним другие.
   — Ничего, — рассуждают солдаты. — Солдатскую стать имеет.
   Ночевали солдаты во время похода. Расположились в степи, в овраге. Готовятся солдаты ко сну, к покою. А сами нет-нет на Румянцева глянут. Каков он, солдат, на привале?
   Расположился солдат на отдых. Первым делом свой автомат прочистил. Сбегал к ручью, воды принёс и себе и товарищам. Поделился с соседом куревом.
   — Подходящ, — рассуждают солдаты, — что-то в солдате солдатское есть.
   Утром шагнули бойцы в сражение. В атаке, в жарком бою солдаты, а сами нет-нет на Румянцева снова глянут: каков он в бою, Румянцев?
   Лих оказался в бою Румянцев, бил фашистов направо-налево. Пулям не кланялся. За спину других не лез.
   — Братцы, вперёд! — увлекал солдат.
   Смотрят солдаты.
   — Хорош. Молодец. Ничего не скажешь! Настоящий, видать, солдат.
   Сокрушили советские войска фашистскую оборону. С боем ворвались солдаты в Белгород. А вскоре освободили они и Харьков.
   Повстречали солдаты солдата Румянцева. Не даёт покоя бойцам неясность.
   — Признайся же, братец, ты потомок того Румянцева?
   Посмотрел солдат на бойцов загадочно.
   — Потомок, потомок. Все мы потомки, — сказал солдат. — Потомки Румянцева. Внуки Кутузова.

[Амина]

НАДЁЖНАЯ ИНТУИЦИЯ

   Накануне Курской битвы командный пункт командующего Центральным фронтом генерала Константина Константиновича Рокоссовского находился в одном из сёл недалеко от линии фронта. Жил Рокоссовский в крестьянской избе. Напротив дома были каменные ворота в старинный запущенный парк. Рядом с домом — два великана тополя.
   Фашистским лётчикам показалось подозрительным это место. Приметили они и ворота, и дом, и два тополя.
   Однажды прилетели сюда самолёты. Бросили бомбы. Час был поздний. В это время Рокоссовский обычно находился дома, принимал посыльных из штаба. Прилетели самолёты. Сбросили бомбы. Один самолёт — осветительные. Другой фугасные. И вот результат: снесли под корень фашистские бомбы дом. Воронка — где были тополи. Уцелел Рокоссовский совсем случайно. Всего лишь за несколько минут до налёта назначил офицерам штаба для встречи другое место. Не оказалось в этот момент генерала в доме.
   Улетели фашисты. Подошли к пепелищу командующий фронтом, ближайшие друзья и помощники Рокоссовского генералы Телегин, Малинин и Казаков. Смотрят генералы на Рокоссовского: мол, скажи, Константин Константинович, какое чудо тебя толкнуло нарушить порядок в приёме работников штаба, что увело из дома?
   Улыбнулся друзьям Рокоссовский:
   — Интуиция.
   Время двигалось. Близилась Курская битва.
   Когда окончательно стало ясно, что фашисты предпримут прорыв под Курском, ударят и со стороны Орла и Белгорода, возник вопрос: как быть с населением? Раздались голоса за то, чтобы эвакуировать всех мирных жителей с территории Курского выступа.
   Вот какой приводился довод: а вдруг осилят фашисты, прорвутся к Курску, что же, снова наших людей к фашистам в рабство?
   Генерал Рокоссовский во время спора решительно стал за то, чтобы людей не трогать.
   — Ну пустят наши войска фашистов, — сказал Рокоссовский.
   — А вдруг не сдержат?!
   — Сдержат.
   — А вдруг прорвутся?
   — Не прорвутся.
   — У них же «тигры»! У них «пантеры»!
   — Не прорвутся, — опять Рокоссовский.
   — Ваши гарантии?
   Устал Рокоссовский спорить, сказал:
   — Интуиция.
   И верно. Не пустили наши войска фашистов. Подтвердились слова Рокоссовского.
   После Курской победы, уже после освобождения и Орла и Белгорода, кто-то напомнил Рокоссовскому тот разговор:
   — Товарищ генерал, значит, оправдалась, не подвела интуиция?
   — Не подвела, — подтвердил Рокоссовский. И следом за этим назвал количество советских танков и нашей артиллерии, нашей авиации и нашей пехоты, принимавших участие в Курской битве. Цифры были огромными. Превосходили наши фашистов в силе. И танков было больше, и самолёты лучше, и артиллерия более мощная. — Была интуиция, — сказал Рокоссовский. Надёжная интуиция.

ПОКЛОН ПОБЕДИТЕЛЯМ

   Завершается Курская битва. И вот на привале сошлись солдаты. Курили, дымили, бои вспоминали. Кого хвалили, кого ругали. Озорные слова бросали. Потом притихли. И вдруг заспорили солдаты, кто под Курском лучше других сражался, кто почестей ратных и ратной славы больше других достоин.
   — Лётчики — вот кто лучше других сражался, — брошено первое мнение.
   — Верно!
   — Верно! — пошла поддержка.
   И верно, отличились под Курском лётчики. Били фашистов в небе. С неба врагов громили. Тут герой подпирал героя. Сама доблесть надела крылья.
   — Лётчикам честь и слава. Почёт наш великий лётчикам, — соглашается чей-то голос. И тут же: — Однако под Курском не лётчики, а танкисты лучше других сражались. Танкисты по праву в первых.
   Вот и второе возникло мнение.
   — Танкисты!
   — Танкисты! — дружно пошла поддержка.
   И это верно. Высшей мерой явили под Курском себя танкисты. Грудью своей железной сломили они фашистов. Если скажешь: герои Курска — первым делом на память идут танкисты.
   — Танкисты — народ геройский. Нет тут другого мнения, — снова раздался голос. — А всё же если тут говорить о первых, то первыми были под Курском артиллеристы. Артиллеристы, конечно, в первых.
   Вот и добавилось третье мнение.
   — Артиллеристы!
   — Артиллеристы! — дружно пошла поддержка.
   И это верно. Герои — другого не скажешь про артиллеристов. Говорили в те годы: артиллерия — бог войны.
   — Артиллеристы, конечно, боги, — соглашается чей-то голос. — И всё же если речь тут идёт о первых, то, братцы, не к месту споры, пехота — вот кто законно в первых. Вот кто в боях под Курском сказал своё главное слово.
   — Пехота!
   — Пехота! — дружно пошла поддержка.
   Спорят солдаты. Не рождается общее мнение. Начинается новый круг:
   — Лётчики в лучших!
   — Танкисты в первых!
   — Артиллеристы!
   — Пехота, братва, пехота!
   Спорят солдаты. Спору конца не видно.
   Чем бы закончилось, трудно сказать. Да только здесь пробасил над всеми басами голос:
   — Слушай радио! Радио слушай!
   Бросились все к приёмникам. В эфире гремит приказ. В честь великой победы под Курском, в честь взятия Орла и Белгорода объявлен салют победителям. В Москве, артиллерийскими залпами. Двенадцатью залпами из ста двадцати четырёх орудий.
   И тут же слова о героях битвы: о лётчиках и танкистах, об артиллеристах и пехотинцах. Все они вровень идут в приказе. Все они в главных, все они в первых. Всем им и честь и слава.
   Салют в честь войск, освободивших Орёл и Белгород, был первым салютом Москвы победителям. С этого дня и пошли салюты.
   Великой победой Советской Армии завершилась грандиозная Курская битва.