Рассказы о войне, написанные для детей. Сергей Алексеев

[Амина]

?МЕССЕРШМИТТ? И ?ПАНТЕЛИ?

   Авиация. Разные тут самолёты. Есть истребители, есть разведчики, прославились грозные советские штурмовики. Есть бомбардировщики лёгкие, средние, тяжёлые, дальние. Есть ночные бомбардировщики. Есть самолёты морские, есть санитарные, есть просто учебные. Много различных типов. Много различных марок. Есть Илы, есть Яки, есть МиГи, есть Ла. Есть Пе-2, есть знаменитый По-2, есть, наконец, Ли-2. Ли-2 — пассажирский, грузовой самолёт.
   Лётчик Пантели был как раз командиром на грузовом Ли-2.
   Ли-2 — самолёт по тем временам вместительный. Удачным считался, надёжным. Два крыла, два винта, два мотора, два пилота сидят в кабине. Слева в кресле сидит пилот, справа сидит пилот. Тот, кто слева, и есть командир воздушного корабля. Слева сидит Пантели.
   Отважен Пантели. Влюблён он в небо, в моторный гул. Всех, кто летает, всё, что летает, Пантели безумно любит.
   А вот Ли-2 почему-то не очень любит. К другому лежит у него душа. Истребитель в душе Пантели. Об истребителе он мечтает. Вот где простор, размах. Вот где бои с противником. Мечтает с фашистами лётчик биться. А тут — грузовой Ли-2.
   Правда, есть на самолёте воздушный стрелок. Есть пулемёт у стрелка воздушного. Но ведь сам самолёт того… «Грузовая бочка» — называет его Пантели.
   В декабре 1941 года лётчик Пантели на своём Ли-2 прибыл под Ленинград. Перебрасывал грузы через Ладожское озеро. Были самые трудные дни Ленинграда. Автомобильная дорога через Ладожское озеро только налаживалась. Лётчики и до этого помогали ленинградцам. Теперь их помощь важна вдвойне. На грузовых самолётах доставляли лётчики в Ленинград продукты, боеприпасы, вывозили больных и раненых.
   Не обеспечишь, конечно, по воздуху нужды миллионного города. Тем важнее любой полёт. Не знали в те дни самолёты отдыха. Летали лётчики в три усталости.
   Фашисты всячески старались сорвать эту помощь Ленинграду по воздуху.
   Начали фашистские истребители охоту за советскими транспортными самолётами. Нередко сбивали наших.
   Однажды в небе над Ладожским озером фашистский истребитель «мессершмитт» атаковал и Ли-2 Пантели. Стояла зима. Льдом искрилась внизу Ладога.
   Сошлись фашист и советский лётчик. Завязался воздушный бой. Ли-2 тихоход. Ли-2 — самолёт-мишень. Атакует его фашист. Не будет ему пощады.
   Вот-вот и конец Ли-2. Но что такое?! Ушёл от огня Ли-2. Успел отвернуть самолёт Пантели.
   Пронёсся стрелой «мессершмитт». Разворот, ещё разворот. Снова готов к атаке. Ринулся коршуном, ринулся ястребом. Из пулемётов снова открыл огонь.
   Вот-вот и конец Ли-2. Но что такое? Ушёл от огня Ли-2. Успел отвернуть самолёт Пантели.
   Разозлился фашистский лётчик. Вновь разворот, иммельман, разворот. Снова готов к атаке.
   И вдруг… Что такое?! Ли-2 ринулся сам в атаку. Опередил он фашиста. Припал к пулемёту воздушный стрелок. Первым открыл огонь. Секунда. Нет, меньше секунды. Вздрогнул фашистский истребитель, затем на миг словно застыл на месте и тут же «клюнул» носом и стремительно рухнул вниз. Пробил он лёд на Ладожском озере, блеснул, махнул хвостом и исчез в пучине.
   Шутили потом на Ладоге: самолёт-истребитель, мол, появился новый.
   — Марки какой?
   — «Пантели»!

ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА

   Ленинградская публичная библиотека одна из самых больших в мире. Публичная означает народная, то есть библиотека для всех, для многих. Тысячи и тысячи различных книг хранится в Ленинградской публичной библиотеке.
   Много всегда здесь читателей. Даже в самые тяжёлые дни ленинградской обороны, когда наступили страшные холода, когда прекратилась подача воды, когда погас электрический свет в Ленинграде, не закрылась, продолжала работать Публичная библиотека. При фонарях, при свечах, при керосиновых лампах работала Ленинградская публичная библиотека.
   Появились новые читатели у библиотеки. Библиотекарша старушка Гликерия Сергеевна, как и всегда, стояла на выдаче книг. И вот как раз входит один из таких новых читателей. Молодой. Рослый. В военной форме.
   Говорит:
   — Здравствуйте!
   Спрашивает:
   — Можно у вас получить книгу Николая Островского «Как закалялась сталь»?
   — Можно, — отвечает Гликерия Сергеевна.
   — А можно — повесть «Дубровский» и стихи Александра Сергеевича Пушкина?
   — Можно, — отвечает Гликерия Сергеевна.
   — А можно — романы Александра Дюма «Три мушкетёра» и «Двадцать лет спустя»?
   — Можно и «Три мушкетёра». Можно и «Двадцать лет спустя».
   — А можно… — И военный стал называть книгу за книгой. Тут и роман «Война и мир» Льва Толстого, и роман «Тихий Дон» Михаила Шолохова, и стихи Михаила Лермонтова и Тараса Шевченко, и басни Крылова, книги Жюля Верна, Джека Лондона, «Хижина дяди Тома» американской писательницы Бичер Стоу и много других книг, даже детская книга «Приключения Тома Сойера».
   Смотрит удивлённо Гликерия Сергеевна на военного — впервые такой читающий у неё читатель.
   — Это всё вам? — спрашивает библиотекарша Гликерия Сергеевна.
   — Мне, — отвечает военный.
   Стала Гликерия Сергеевна доставать книги. Достала «Как закалялась сталь» Николая Островского, достала «Войну и мир» Льва Толстого, достала стихи Александра Сергеевича Пушкина.
   — Простите, — говорит военный, — а нет ли у вас Пушкина на армянском языке?
   Посмотрела Гликерия Сергеевна искоса на военного.
   — Есть, — говорит, — и на армянском языке.
   — Отложите мне на армянском.
   Продолжает пожилая библиотекарша подбирать для военного книги. Достала Толстого, достала Шолохова, достала стихи Тараса Шевченко.
   — Простите, — вдруг говорит военный, — а нет ли у вас Тараса Шевченко на грузинском языке?
   Вскинула Гликерия Сергеевна глаза на военного:
   — На грузинском?
   — Да, на грузинском.
   — Простите, должна проверить.
   Проверила.
   — Есть, — говорит, — стихи Тараса Шевченко на грузинском языке.
   — Будьте любезны, отложите, — просит военный.
   Принесла Гликерия Сергеевна стихи Тараса Шевченко на грузинском языке.
   — И на украинском тоже, — сказал военный.
   Принесла на украинском. Вновь подбирает книги. Достала Жюля Верна, достала Джека Лондона, вынула «Хижину дяди Тома».
   — Простите, — вдруг говорит военный, — а нет ли у вас «Хижины дяди Тома» на татарском языке?
   Вскинула снова Гликерия Сергеевна удивлённо глаза на военного:
   — Минутку. Должна проверить.
   Куда-то ушла. Вскоре вернулась.
   — Есть, — говорит, — на татарском языке «Хижина дяди Тома».
   Принесла она «Хижину дяди Тома». Смотрит опять на военного. Поразительный из поразительных прямо читатель.
   — Это всё вам? — спрашивает библиотекарша.
   — Мне, — отвечает военный. И уточняет: оказывается, лечится он в одном из ленинградских госпиталей, пришёл в библиотеку с просьбами от раненых товарищей.
   — Ах вот как, — сказала Гликерия Сергеевна.
   Засуетилась она, заторопилась. В стопки собрала книги. Перевязала, даёт военному.
   — Приходите, — говорит, — приходите. Рады всегда вас видеть.
   Из многих ленинградских госпиталей приходили в те дни за книгами в Публичную библиотеку. Просили книги на русском и украинском языках, на белорусском, армянском, киргизском, узбекском, азербайджанском, башкирском, таджикском и многих других языках.
   Поражалась Гликерия Сергеевна. Сколько разных бойцов, сколько разных национальностей защищает её родной Ленинград.
   И это верно. Вся страна помогала Ленинграду. Вся страна Ленинград защищала.

ГЕНЕРАЛ ФЕДЮНИНСКИЙ

   Генерал Иван Иванович Федюнинский был одним из героев обороны Ленинграда. Это его войска не пустили фашистов к Волхову. Это 54-я армия, которой он командовал, вместе с другими громила фашистов под городом Тихвином.
   Ещё в январе 1942 года советские войска предприняли первую попытку прорвать блокаду Ленинграда.
   Знали об этом в Ленинграде. Пошли по городу разговоры:
   — Наши идут к Ленинграду.
   — Скоро пробьются наши.
   По это было не так. Не смогли тогда одолеть фашистов советские войска. Не было достаточных сил у наших.
   Не пробили советские армии ни зимой, ни весной 1942 года дорогу к осаждённому Ленинграду.
   По-прежнему Ленинград оставался в блокаде.
   Как-то после весенних боёв 1942 года генерал Федюнинский направился в одну из своих дивизий. Поехал генерал на танке. Для удобства надел ватную фуфайку, на голову простую солдатскую шапку-ушанку.
   Танк шёл по железнодорожной насыпи.
   Распутица. Размокла, раскисла кругом земля. Лишь насыпь одна пока сохраняла твёрдость. Неважное настроение у Федюнинского. Не пробились наши войска к Ленинграду.
   По дороге в дивизию и повстречал генерал солдата. Солдат был из пожилых. Хитринка в глазах играет.
   Бывалый, видать, солдат. Посмотрел на него Федюнинский. Ватная фуфайка на солдате — точь-в-точь такая, как на самом Федюнинском. Шапка-ушанка на голове — простая, солдатская, такая же, как на голове генерала Федюнинского.
   Остановились генерал и солдат.
   — Здравствуй, земляк, — произнёс солдат. Не думал, что по шпалам шёл генерал.
   — Здравствуй, — ответил Федюнинский.
   Решил Федюнинский закурить. Полез в карман. Достал пачку папирос, протянул солдату.
   — Ну и даёшь! — произнёс солдат. Папиросы в то время, особенно здесь, на фронте под Ленинградом, были почти как чудо.
   Покрутил папиросу в руке солдат, посмотрел на Федюнинского, на фуфайку, на шапку солдатскую, сказал:
   — Ты, видать, земляк, близко к начальству ходишь.
   Ясно Федюнинскому: не признал за генерала его солдат.
   — Бывает, — усмехнулся Федюнинский.
   — В ординарцах небось гоняешь?
   — Да так… — смутился, не знал, что ответить ему, Федюнинский.
   Понравился солдат генералу. Разговорились они. О том о сём, какие вести идут из дома.
   Затем речь пошла о недавних боях.
   — Не получается что-то, — сказал солдат. И тут же: — Ничего, не сразу оно, земляк. Сегодня не удалось, завтра удастся. Помяни: лёд под напором всегда проломится.
   Поднял глаза Федюнинский.
   — Это уж точно скажу, земляк. Слову поверь. Сил не жалей проломится. А что там начальство думает?
   Улыбнулся Федюнинский:
   — Считает, проломится. Считает, получится.
   — Вот видишь, — сказал солдат.
   Возвращался Федюнинский в штаб, всё о солдате думал.
   — Сил не жалей. Проломится, — повторял генерал Федюнинский.

[Амина]

НАЧАЛОСЬ

   Наступил январь 1943 года. Крупных военных успехов достигла к этому времени Советская Армия. Под городом Сталинградом была окружена огромная 330-тысячная фашистская армия, которой командовал генерал-фельдмаршал Паулюс. Ещё дальше советские войска отогнали фашистов от Москвы. Нанесли поражение врагам и в ряде других мест. Пришло время с новой силой ударить по фашистам и здесь под Ленинградом.
   Разгромить фашистские войска южнее Ладожского озера, прорвать в этом месте блокаду Ленинграда — таким был приказ. Удар должны нанести два фронта. Со стороны Ленинграда и реки Невы войска Ленинградского фронта. Со стороны реки Волхов и города Волхова войска Волховского фронта.
   12 января 1943 года наступление началось.
   Правый берег реки Невы. Чуть ниже того места, где Нева вытекает из Ладожского озера. Здесь сосредоточились готовые к атаке войска Ленинградского фронта. Среди них и 136-я стрелковая дивизия, которой командует генерал Симоняк. Напротив на левом берегу находятся фашисты. Рядовой Метальников служит как раз в этой дивизии. Стоит он в одной из колонн. Представляет картину скорого боя. Сражение начнут артиллеристы. Туда, на левый берег Невы, кроша укрепления врага, обрушатся сотни и сотни снарядов. Затем подымется в бой пехота. Рота, в которой служит Метальников, а вместе с ней и другие роты, батальоны, полки и вся их дивизия, а также и те дивизии, которые стоят слева и справа, устремятся вперёд, понесутся по льду Невы, достигнут левого её берега. И вот тут уже на левом берегу и начнётся главный прорыв обороны противника, главный начнётся бой.
   Январь. Мороз. Холод стоит на улице. Температура — 25 градусов ниже нуля. Деревья застыли в инее. Стоят как на снимке. Как в дивной сказке. Смотрит на них Метальников. Ударят сейчас снаряды. Ураганом пройдут по лесу. Обрушится иней с веток. Померкнет, исчезнет сказка.
   И вот — 9 часов 30 минут утра. Ударили наши пушки. Крушат они левый берег. Приблизилась ближе к реке наша пехота. Сигнала к атаке ждёт.
   Ждёт и Метальников. Глянул налево, глянул направо. Что там такое справа?! Видит Метальников медные трубы. Одна, вторая, третья, четвёртая. Поменьше, побольше, ещё побольше, совсем огромная. За этими трубами снова трубы. И дальше трубы. И снова трубы. Ясно солдату — стоит оркестр.
   Смотрит Метальников — поражается.
   Рядом стоит рядовой Науменко. Смотрит Науменко. Поражается.
   Рядом стоит сержант Петросян. Смотрит сержант Петросян. Поражается.
   Рядом другие стоят солдаты. Смотрят солдаты. Трубы! Оркестр! Поражаются.
   Громят, громят, крушат орудия левый берег. И вдруг, перекрывая раскаты орудий, заглушая разрывы снарядов, загремел над Невой оркестр. Прислушались солдаты — Интернационал.
   — Ура! — пронеслось над колоннами.



   Рванулись вперёд солдаты. Рванулся Метальников. Рядом бежит Науменко. Рядом бежит Петросян. Рядом другие бегут солдаты. Бежит, бежит Метальников. Всё громче, всё громче звучит оркестр. Проносятся в сознании у Метальникова слова из Интернационала:


    «Кипит наш разум возмущённый…»


    «Никто не даст нам избавленья…»


    «Чтоб свергнуть гнёт рукой умелой,
    Отвоевать своё добро,
    Вздувайте горн и куйте смело,
    Пока железо горячо!»

   Бежит, бежит Метальников. Бегут, несутся другие солдаты.


    «Кипит наш разум возмущённый
    И в смертный бой вести готов».

МОНБЛАН И ВАВИЛОВ

   Вместе с другими к левому, занятому фашистами берегу Невы бежал и солдат Вавилов. Недоволен Вавилов. Только прибыл, думал, немедленно в бой, а тут — учения.
   — Какие ещё учения, — бурчит Вавилов. — Что я — школьник, курсант, студент? Воевать я с фашистами прибыл. Нет тут времени на учения.
   Со странного начались их учения. Построили солдат. Вручили солдатам вёдра. Выбрали рядом крутую гору. Поливайте водой, мол, гору. Полили солдаты гору. Схватил ледяной коркой её мороз. Стала скользкой гора, прескользкой. Хоть садись и катись с горы.
   — Что мы, дети — кататься с горы, — бубнил Вавилов. — Что здесь, армия или детский сад?!
   Развеселились солдаты и впрямь, как дети. Стали с горы на ногах, на боках съезжать.
   — Отставить! — прошла команда.
   Другая дана команда. Приказали солдатам по ледяному настилу на гору лазить.
   Стали солдаты брать ледяную гору. Не даётся гора, упрямится. Взбегали солдаты на четверть, на треть горы, до половины добрался кто-то. Однако чтоб выше, чтоб дальше, чтобы до самого верха — нет таких ловких среди солдат. Съезжают солдаты назад под гору.
   — Монблан, Казбек, — говорят солдаты. Монблан — это самая высокая вершина в Альпийских горах, Казбек — одна из вершин Кавказа.
   Вавилов тоже на гору ринулся. Разбежался. На треть, даже чуть выше, влетел. Ещё шаг, ещё два. Но тут заскользил. Закачался. Рухнул. Скатился солдат с Монблана. Шишку себе набил. Поднялся, стоит ругается.
   Ясно солдатам: не взять им гору.
   — Отставить, — снова прошла команда.
   Выдали после этого солдатам лестницы, верёвки, канаты, железные «кошки», крючки, багры.
   Снова команда: вперёд на гору. Легче стало солдатам на гору теперь взбираться, помогают верёвки, крючки и «кошки».
   Целый день штурмовали солдаты гору. Акробатами прямо стали. Кончилось тем, что взлетали солдаты волной на её вершину. Раз — и взята вершина.
   В чём же дело? Зачем ледяная гора солдатам?
   Левый берег реки Невы, который предстояло штурмовать нашим солдатам, был высоким, обрывистым. Решили фашисты сделать его и вовсе для наших войск неприступным. Облили они водой невские кручи. Образовались здесь ледяные горы.
   Через эти горы и предстояло прорваться советским бойцам. Вот и создали наши командиры специальные отряды в помощь штурмующим. Вот и попал Вавилов в такой отряд.
   Началось наше наступление. Протрубили атаку трубы. Устремились вперёд солдаты. Бегут по невскому льду, опережая других, и штурмовые отряды. Тащат солдаты лестницы, «кошки», багры, верёвки. Стреляют фашисты. Понимают, что в этих лестницах, этих баграх и «кошках» кроется смерть для них, для фашистов.
   Так и есть. Добежали солдаты до ледяных обрывов. Заработали лестницы, «кошки», багры, верёвки. Преодолели солдаты скользкие горы. С криком «Ура!» ворвались в фашистские окопы.
   Солдат Вавилов в числе первых влетел на кручи. Застыл над обрывом. Взглядом секундным на кручи глянул: «Вот ведь куда взмахнул!»
   Вспомнил боец про Монблан, про учебную гору. И, уже устремляясь вперёд в атаку, что есть сил прокричал:
   — Спасибо!

«МАЛЮТКА»

   «Малютка» — это танк. Танк Т-6О. Он и вправду малютка по сравнению с другими советскими танками. Экипаж такого танка состоял всего из двух человек.
   Прорывать фашистское окружение под Ленинградом советским войскам помогали танки. В том числе и «Малютки». Прославились в этих боях «Малютки». Меньше они размером. Увёртливее. Места под Ленинградом сырые, болотистые. Легче «Малюткам» держаться на болотистом, топком грунте.
   Особенно отличился танк, командиром которого был лейтенант Дмитрий Осатюк, а механиком-водителем — старшина Иван Макаренков. Сдружились они командир и водитель танка. С полуслова, без слов понимали друг друга.
   Переправились бойцы Ленинградского фронта по льду через реку Неву, взяли штурмом береговые укрепления фашистов, стали прорываться вперёд на соединение с идущими им навстречу от реки Волхов и города Волхова войсками Волховского фронта. Рвалась вперёд и «Малютка» Осатюка.
   Наступает «Малютка», и вдруг слева, справа и впереди выросли перед «Малюткой» три огромных фашистских танка. Как в западне «Малютка». Расстреляют «Малютку» фашистские танки. Пустят снаряды — прощай «Малютка».
   Припали фашисты к своим прицелам. Секунда, и в цель полетят снаряды.
   Видит беду лейтенант Осатюк.
   — Ваня, танцуй! — прокричал водителю.
   Понял команду механик-водитель Иван Макаренков. Завертелся перед фашистами, словно в танце, советский танк.
   Целят фашисты, а танк танцует. Никак не схватишь его в прицел.
   — Давай кабардинку! Давай лезгинку! — кричит Осатюк.
   Глянешь в эту минуту на танк, и вправду — лезгинку танцует танк.
   Стреляют фашисты, стреляют — всё мимо. Увёртлив советский танк. Сманеврировал танк под огнём фашистов, вышла «Малютка» из окружения.
   Устремились в погоню за ней фашисты. Настигают, бьют из орудий. Да только зорко следит за врагами лейтенант Осатюк. Сам отвечает огнём на огонь фашистов. Механику-водителю подаёт команды. Маневрирует танк: то рванётся вправо, то развернётся влево, то чуть притормозит, то ускорит шаг. Не даётся «Малютка» фашистам в руки.
   Лейтенант Осатюк не просто уходил от огня фашистов. Он вёл фашистские танки к тому месту, где были укрыты советские батареи.
   Вывел. Ударили батареи. Секунда, вторая. И нет уже больше фашистских танков.
   Восхищались потом батарейцы:
   — Ай да «Малютка», вот так «Малютка»! Мал золотник, да дорог!
   Говорили тогда бойцы:
   — Орёл — лейтенант Осатюк!
   — Орёл — старшина Макаренков!
   И после этого «Малютка» лейтенанта Осатюка совершила немало подвигов. Давила пулемётные гнёзда врага, отважно шла на фашистские пушки, в гущу фашистских солдат врывалась. Более двухсот фашистов уничтожила в этих боях «Малютка».
   И снова о танке идёт молва:
   — Цены ему нет, бесценен!
   И снова среди солдат:
   — Орёл — лейтенант Осатюк!
   — Вровень ему старшина Макаренков!
   Героями Советского Союза стали лейтенант Дмитрий Иванович Осатюк и старшина Иван Михайлович Макаренков. Прославил фамилии эти танк. Прославили танк фамилии.

[Амина]

ДИВИЗИЯ

   Ещё с зимы 1941 года среди фашистских солдат ходил слух, что под Ленинград на Волховский фронт прибыла целая дивизия охотников-сибиряков.
   — Они со ста метров белке в глаз попадают, — шептались фашистские солдаты.
   Глаза велики от страха:
   — Они в полёте сбивают муху.
   Узнали наши бойцы про целую дивизию, про муху — немало смеялись.
   — Есть дивизия, есть, — говорили бойцы. — Верно, сибирская. Верно, состоит из охотников. Вот она — дивизия, — и показывали на солдата Егора Петрова.
   Улыбался Петров: не про каждого скажешь, что он — дивизия.
   Егор Петров действительно был из Сибири, действительно был охотником, действительно стрелок он на редкость меткий. Служил Егор Петров в 1100-м стрелковом полку 327-й стрелковой дивизии на Волховском фронте. Прибыл он из Якутии. Якут по национальности. Прошло немного времени, стал Егор Петров прославленным на весь Волховский фронт снайпером.
   Не зря боялись фашисты Петрова, не зря считали, что под Ленинград целая дивизия сибирских охотников прибыла. Подбирался Петров к самым фашистским окопам. Ступал тихо — сова не услышит. Маскировался ловко сокол и тот не увидит. И бил из винтовки, конечно, без промаха. Если попадался фашист на мушку, значит, фашисту крышка.
   Более ста фашистов уничтожил своими меткими выстрелами снайпер Егор Петров.
   Петров не один. Под Ленинградом много было прославленных снайперов. Грозой стрелки-мастера для фашистов стали. Боялись фашисты высунуть нос из окопов. Как суслики, врылись в землю.
   Винтовка у Петрова особая — снайперская. Прицел оптический на винтовке. Чистил винтовку боец, лелеял. Словно живая она, ухаживал.
   Наступил январь 1943 года. Вместе с другими частями и дивизия, в которой служил Петров, готовилась к наступлению. Встречают как-то солдаты Петрова. Смотрят: вместо снайперской винтовки пулемёт в руках у Петрова.
   — Что такое? — спрашивают солдаты.
   — Пулемёт, — отвечает Петров.
   — Зачем пулемёт? Винтовка — твоя стихия!
   — Нет. Не то время, — отвечает Петров солдатам. И уточняет: винтовка, мол, есть винтовка. Сделал выстрел — фашист всего лишь один убит. Это хорошо, когда в обороне сидели. Теперь же другое дело. Один выстрел — не тот размах.
   Пошёл Петров в наступление пулемётчиком. Но и здесь он остался снайпером.
   В двух первых днях наступления уничтожил ещё около ста фашистов.
   Гордятся солдаты опять Петровым:
   — Так и есть: считай, дивизия целая снова прибыла.
   Смущался Петров, краснел: не про каждого скажешь, что он — дивизия.

ГНЕДОЙ

   В одном из хозяйственных взводов на Волховском фронте служил солдат-возчик по фамилии Гнедой.
   Нельзя на войне без шутки. Потешались солдаты, приставали к солдату:
   — Гнедой, как твой гнедой?
   А нужно сказать, что конь у солдата действительно был гнедой, то есть тёмно-коричневой масти. Даже имени не имел этот конь. Просто звали его Гнедой.
   Солдат Гнедой был по характеру добрый, отзывчивый, однако на редкость вспыльчив.
   Конь тоже по характеру был не злым, однако нет-нет да любил лягнуться.
   И снова солдатам для шуток место:
   — Оба они с копытами.
   Нелегко пришлось солдатам на Волховском фронте. Фронт проходил в местах болотистых и лесистых. Снега здесь глубокие. Дороги лесные узкие. Трудно в таких местах развернуться машинам или тяжёлой военной технике. Вот и спасали, несли здесь лошади свою лошадиную службу. На санях подвозили боеприпасы на передовую, продовольствие. Вывозили раненых.
   Конь Гнедой был всегда здесь в первых. Не знал он усталости, не страшился снарядов, бомб. Сам находил после боя раненых.
   — Талант, — говорили о нём солдаты.
   А вот и ещё одно. Ехал однажды солдат Гнедой узкой лесной дорогой. Вдруг остановился, заупрямился конь.
   — Но, но, — погоняет солдат Гнедого. Даже собирался кнутом ударить.
   Не сдвинулся конь. Упёрся столбом. Поднялся с саней Гнедой. Видит: у самых саней торчит из-под снега мина.
   Вытер пот с головы Гнедой.
   — Талант, — произнёс Гнедой.
   Весной 1942 года на Волховском фронте стало ещё труднее. Начались паводки и разливы. Куда ни ступишь — везде трясины.
   Нелегко в такую пору подвозить продовольствие. Ещё тяжелее — сено. Начали лошади голодать. Газеты и те жевали.
   Позаботились люди о лошадях. На самолётах к ним прибыло сено. На парашютах спустилось с неба.
   С той голодной зимы 1942 года конь Гнедой пристрастился к газетам. Когда снова появилось в достатке сено, не изменил он почему-то своей привычки.
   Потешались опять солдаты. Гнедого по холке хлопали:
   — Ну как там — про что в газетах? Что в них сегодня писано?
   Поворачивались к солдату Гнедому:
   — Твой Гнедой больше, чем ты, начитанный.
   Во время прорыва ленинградской блокады снова в работе лошади. И здесь подвозили боеприпасы, и здесь вывозили раненых. Сорок раненых под огнём фашистов вывез тогда Гнедой.
   Когда отмечали в боях отличившихся, солдат Гнедой получил медаль.
   И снова острят солдаты:
   — Не тот получил Гнедой.
   Конечно, понимали солдаты: заслужил справедливо возчик свою награду. Да только любят солдаты шутку. Нельзя на войне без шутки.
   Впрочем, и конь получил награду. Гладил коня Гнедой. Протягивал пайку солдатского хлеба.
   — Гнедой, Гнедой, — ласково приговаривал.
   И солдаты к нему явились. Раздобыли где-то мешок овса.
   — Получай, принимай гостинец.
   И дальше сражался конь. Уцелел, не погиб на войне. Ветераном-героем домой вернулся.

«НА-А-ШИ!»

   Шесть дней вгрызались наши войска в оборону фашистов. Наступает Ленинградский фронт. Наступает Волховский. Прогибается, рушится фашистская оборона.
   Шёл седьмой день боёв южнее Ладожского озера.
   Группа солдат-разведчиков одной из дивизий Ленинградского фронта вышла в разведку. В белых маскировочных халатах идут солдаты. Автоматы в руках. Под халатами на солдатских ремнях — гранаты.
   Среди солдат один новенький — рядовой Точилин. Всё интересно молодому солдату. Впервые идёт в разведку. Идёт, об одном мечтает: вот бы схватить «языка».
   — Схватим? — спрашивает новичок у бывалых.
   Старший над группой сержант Муса Дзенгазиев. С тем же вопросом солдат к сержанту:
   — Схватим, товарищ сержант?
   — Схватим, схватим, — сказал Дзенгазиев. — Боем возьмём, коль надо.
   Прошагали солдаты замёрзшим болотом. Ели пошли, осины. Сугробы слева, сугробы справа. Лесная идёт дорога. На две разошлась дорога.
   Разбились разведчики: группа пошла направо, группа пошла налево. Точилин с группой как раз налево.
   Прошли они метров триста, снова на две разошлась дорога. Разбились разведчики: двое пошли налево, двое пошли направо. Точилин и старшина Дзенгазиев свернули как раз направо. Идут между осин и елей. Рвётся вперёд Точилин. Идёт, об одном мечтает:
   — Вот бы сейчас схватить «языка».
   Улыбнулась судьба солдату.
   Прошли они метров пятнадцать. Вдруг за елью мелькнуло что-то. Двинулось что-то. Не что-то, а кто-то. Человека увидел Точилин. Понимает боец: фашист.
   — Хенде хох! — закричал Точилин.
   — Хенде хох! — понеслось по лесу.
   — Наши! На-а-ши! — слышит в ответ Точилин.
   Ожили сугробы слева, справа. Как в сказке выросли люди в белых халатах. В руках автоматы. Под халатами что-то топорщится. Понятно — висят гранаты. Любому ясно, что рядом — наши. А он…
   — Хенде хох! — ещё громче кричит Точилин.
   — Да тише ты, тише, — сказал Дзенгазиев. — Это же наши. Кто вы?
   — Разведка. Кто вы?
   — Разведка.
   Оказалось, встретились две разведки. Разведка Ленинградского фронта и разведка Волховского фронта. Бросились разведчики друг к другу:
   — Встретились! Встретились! Ура!
   Стоит Точилин. Глазам не верит.
   Подхватили волховчане на руки Точилина. Подбрасывают вверх:
   — Встретились! Встретились! Ура!
   Подлетает Точилин высоко-высоко, чуть ли не до самых еловых макушек.
   — Вот тебе и «хенде хох»! — смеётся Дзенгазиев.
   Многие группы разведчиков встретились в этот день. Было 18 января 1943 года. Завершили в этот день войска Ленинградского и Волховского фронтов прорыв ленинградской блокады. Встретились. Соединились.

[Амина]

ЗАГАДОЧНЫЙ ТАНК

   За день до полного соединения советских войск южнее Ладожского озера произошла здесь необычная встреча.
   На одном из участков Волховского фронта появился фашистский танк. Был он почему-то один. Шёл на повышенной скорости. Открыли по фашистскому танку огонь полковые пушки Волховского фронта. Молодцы пушкари, умельцы.
   Выстрел. Ура! Попали.
   Но что такое? Не тронул снаряд фашиста. Продолжает идти махина.
   Снова выстрел. Ура! Попали.
   И снова снаряд не осилил танка.
   — В бок бей фашиста! — дана команда.
   Ударили в борт артиллеристы.
   Выстрел. Выстрел. Ура! Попали.
   Не взяли снаряды и в борт врага.
   Поражаются артиллеристы. То ли снаряды у них с дефектами. То ли у пушек несильный бой. Присмотрелись к танку. Так ведь и танк не совсем обычный. Больше обычного. Форма совсем иная. Понимают солдаты: загадочный танк, новый какой-то танк.
   Продолжает свой рейд неприятельский танк. Снова встретил он наши пушки. И эти пушки открыли огонь по танку. Метко стреляли артиллеристы.
   Выстрел. Выстрел. Ура! Попали.
   Но и тут не подбили наши полковые пушки фашистский танк. Не берут почему-то его снаряды. Крупнее калибром нужны здесь пушки. И всё же дрогнул перед пушками неприятельский танк. Нервы у фашистов, видать, не выдержали. Стал танк уходить от огня. Стал маневрировать. Свернул чуть с дороги. И тут угодил он в торфяник. Стал оседать в трясину.
   Принялись фашисты спасаться, бежать из танка. Однако погибли от наших пуль. Подошли советские солдаты, посмотрели. Среди убитых лежал фашистский генерал.
   — Генерал? — переглядываются солдаты.
   — Генерал!
   — Вот так птица сидела в танке.
   Ясно солдатам: необычный, конечно, танк.
   Вытащили солдаты тягачами танк из торфяника, отправили в штаб к начальству. Командующий Волховским фронтом генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков осмотрел неприятельский танк. Представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал армии Георгий Константинович Жуков осмотрел неприятельский танк. Новый какой-то танк.
   Отправили танк в Москву. Оказалось, что пленённый Волховским фронтом танк был фашистским танком самой последней марки. «Тигром» назвали его фашисты. Очень надеялись фашисты на новый танк. К новым боям готовили. Здесь, под Ленинградом, танк проходил испытания.
   Не завершили фашисты его испытание. Лишились танка. Зато наши военные инженеры в Москве отлично его изучили. Узнали слабые места танка. Нашли пути, как бороться с «тигром».
   Вскоре грянула грозная Курская битва. К этой битве и готовили «тигр» фашисты. Грянула битва. Не испугались наши. Знали уже о новом фашистском танке.

ПОРОЖКИ

   Прорвали наши войска в январе 1943 года южнее Ладожского озера фашистский фронт, пробили брешь в ленинградской блокаде. Однако сил, чтобы полностью разбить фашистов и отогнать их от Ленинграда на многие километры у нас ещё не хватило. Ещё почти год фашисты стояли у Ленинграда.
   Многое свершилось за этот год. Продолжались победы Советской Армии.
   Фашисты были разбиты в упорном сражении под городом Курском и под городом Киевом, в огромном сражении на Днепре. Началось новое наступление и под Ленинградом. Войсками Ленинградского фронта командовал генерал (вскоре он стал Маршалом Советского Союза) Леонид Александрович Говоров.
   14 января 1944 года советские войска перешли в наступление.
   К этому времени фашисты уже не мечтали захватить Ленинград. Их задача теперь — удержаться на старых позициях. Укрепили они позиции. Создали крепкую оборону. Построили специальные огневые точки. Это пулемёт или пушка, укрытые от наступающих железобетонным колпаком. Толщиной в метр и более были стены у этих укрытий. Прорвать такую оборону и предстояло советским солдатам.
   И вот пошли войска в наступление. Вгрызлись они в оборону врага. Завязали бои с фашистами.
   Ждёт генерал Говоров, ждут другие генералы на командном пункте фронта первых сообщений от наступающих войск. Вот оно, поступило наконец первое сообщение.
   Держит генерал Говоров трубку полевого телефона, слушает. Потеплело лицо. Улыбнулся. Значит, вести хорошие.
   — Так, так, — изредка приговаривает Говоров.
   Слушает, слушает. Но вот чего-то не разобрал.
   — Как, как? — переспросил. — Повторите, — попросил.
   Повторили. Пожал Говоров плечами. Видимо, опять что-то не очень ясное. Вновь повторили.
   — Ах, название. Теперь понятно, — сказал Говоров. — Значит, селение так называется?
   — Так точно, товарищ командующий, селение, — послышалось в трубке.
   Закончил Говоров разговор, повернулся к своим помощникам:
   — Поздравляю, товарищи, первый успех наметился. А вот и первый трофей, — генерал сделал паузу, посмотрел на помощников. — Порожки.
   — Что порожки? — кто-то не понял.
   — Порожки. Деревня с названием Порожки, — сказал Говоров. — Вот первый населённый пункт, который взят в наступлении нашими войсками.
   — Порожки! — вырвалось у генералов.
   — Порожки, — повторил Говоров. Улыбнулся: — Ну что же — если порожки перешагнули, можно и дальше.
   Пошло гулять по фронту:
   — Перешагнули через порожки. Переползли.
   — Переехали.
   — Через порожки прыгнули.
   Пошли войска за Порожки дальше. Ударили с севера, ударили с востока. Стремительно развернулось наступление советских войск. Прорвали они полностью фашистскую блокаду Ленинграда. Погнали врага на запад. Пошли богатырским шагом.

[Амина]

?ВПЕРЁД, НА ЗАПАД!?

ВОСТОЧНЫЙ ВАЛ

   После Курской победы Советская Армия быстро пошла вперёд. Под ударами наших войск фашисты поспешно отходили на запад.
   Широк, и могуч, и прославлен Днепр. Кручи седые стоят, как скалы. Словно ветер, быстра вода.
   Здесь, на Днепре, на правом высоком его берегу, и укрепились теперь фашисты. Создали мощную оборону. Несокрушимой стеной подымается правый берег.
   Свою оборону на Днепре фашисты назвали Восточным валом.
   Заявили фашисты:
   — Неприступен Восточный вал!
   Даже Гитлер сказал:
   — Скорее Днепр потечёт обратно, нежели русские здесь прорвутся.
   Подошли наши части к Днепру. И тут же с ходу, без ожиданий, без остановки стали переправляться на правый берег. Устремились войска вперёд.
   Не сдержались фашисты:
   — Стойте! Куда вы! Перед вами Восточный вал!
   Переправляться через Днепр Советская Армия начала сразу же в нескольких местах.
   Заметались фашисты по правому берегу. И здесь переправа, и там переправа. Гадают, где ожидать удара. Куда посылать резервы?
   Доносит фашистским генералам разведка:
   — У села Теремцы захвачена противником переправа.
   Вступают фашисты в бой. Посылают под Теремцы подкрепление.
   Новые вести несёт разведка:
   — У села Домантово захвачена противником переправа.
   Посылают фашисты сюда подкрепление.
   Всё новые, новые вести идут с Днепра:
   — Переправа у Припяти!
   — Переправа южнее Припяти!
   Много уже переправ.
   — Переправы на север от Киева.
   — Переправы южнее Киева.
   — Переправы возле города Кременчуга!



   На огромном пространстве в шестистах километрах от города Лоева до города Днепропетровска вышла Советская Армия к Днепру. И сразу же начала переправы.
   Наступают фронты под руководством генералов
   Рокоссовского,
   Ватутина,
   Конева.
   Наступают армии
   Пухова,
   Чибисова,
   Черняховского,
   Шарохина,
   Москаленко,
   Монагарова.
   И других генералов.
   Наступают артиллеристы, танкисты, авиационные соединения и много других частей.
   Колоссальная битва идёт за Днепр. Сотрясаются левый и правый берега.
   Не ожидали фашисты такого штурма. Затрещал их Восточный вал.
   По поручению Ставки Верховного Главнокомандования координировал, то есть руководил, согласовывал действия советских войск на Днепре Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков.
   Смотрит маршал на переправы. Несокрушимо, как волны, идут войска. Всё больше и больше огня и силы.
   Смотрит Жуков на эту силу:
   — Вот он — Восточный вал!

ПЕРВЫЕ

   Советские армии шли на Киев. Первыми переправу через Днепр в районе Киева начали бойцы 51-й гвардейской танковой бригады. Было это южнее Киева у села Великий Букрин. Но и среди этих были свои первые — это рота автоматчиков, которой командовал лейтенант Синашкин. Но и тут среди первых тоже нашлись первые.
   Первыми были четыре бойца, четыре комсомольца, четыре гвардейца, четыре друга — Иванов, Петухов, Семёнов и Сысолятин.
   Четверо солдат должны были первыми переправиться на правый, занятый фашистами берег Днепра, открыть стрельбу, поднять панику среди фашистов, отвлечь их и тем самым дать возможность всей роте, а затем батальону, а потом и бригаде переправиться через Днепр.
   И вот левый берег. Друзья провожают героев в путь.
   — Удачи! — кричат Иванову.
   — Удачи! — кричат Петухову.
   Обнимают, хлопают по плечу Семёнова и Сысолятина.
   Тронулись в путь бойцы. Ночь. Тишина. Вот-вот проклюнет рассвет на востоке. Плавно лодка идёт по спокойной днепровской глади. В лодке пятеро: четверо бойцов, пятый — местный партизан, проводник и перевозчик Алексей Шаповалов.
   Бесшумно, беззвучно гребёт Шаповалов. Опускает в воду без всплеска вёсла. Поднимает без всплеска вёсла. Уключины смазал смолой заранее.
   — Лишь бы себя не выдать. Лишь бы пройти незамеченным, — беспокоится за сохранность бойцов Шаповалов.
   Всё ближе и ближе правый высокий берег.
   Не обнаружили, не заметили фашисты лодку с советскими бойцами. Взмах вёслами. Взмах. Ещё взмах. Вот и уткнулась лодка носом в песчаный берег.
   Вышли бойцы на берег. Простился с отважными Шаповалов. Поднялись балкой они на кручи. Завязали с врагами бой. Застрочили огнём пулемёты, заговорили огнём автоматы, полетели со свистом мины.
   Решили фашисты: батальон тут, никак не меньше.
   Идёт на круче с врагами бой. А в это время там, на Днепре, начинают наши войска переправу. На лодках, на плотах, просто на брёвнах, на досках, на надувных понтонах, на набитых соломой плащ-палатках, просто на связках ветвей и сена устремились солдаты на правый берег. За отделением рвётся вперёд отделение, за взводом стремится взвод, за ротой торопится рота. А вот и батальоны уже пошли. А вот и полки на днепровском марше.
   Спохватились фашисты, открыли артиллерийский огонь по Днепру. Вызвали авиацию. Но ни сталь, ни огонь не сдержали напор штурмующих. Всё больше, всё больше советских бойцов на том, на правом, берегу. Всё шире, всё шире плацдарм Букринский. Захватили плацдарм солдаты.
   …Река начинается с первых капель. Урожай начинается с первых зёрен. Дом начинается с первого камня. Всё начинается с малого, с первого. Слава великая первому!
   Солдаты Иванов, Петухов, Семёнов и Сысолятин на Днепре, под Киевом были первыми. Они положили тогда начало. Все живы остались, все целы. Заслуженно звёзды Героев их грудь украсили. Великая слава первым!

ГОРПИНА ПАВЛОВНА

   Было это севернее Киева, у села Лютеж, на одной из переправ через Днепр.
   Переправляться на правый берег советским бойцам помогали партизаны и местные жители. Была среди них и колхозница Горпина Павловна Трегуб.
   Уважаемым человеком была Горпина Павловна в своём колхозе. Не раз отмечали её за хороший труд. За доброту на селе любили. Двоих сыновей имела. Оба сражались в Советской Армии.
   Немолодой уже была Горпина Павловна. Лицо в морщинах, в мозолях руки.
   Когда фашисты захватили её родное село Сваромье, Горпина Павловна припрятала лодку. Стояла она за сараем, за поленницей дров. Следила за ней Горпина Павловна, оберегала. Верила: наступит минута — верную службу лодка сослужит советским воинам. Ждала она наших солдат. В нашу победу верила.
   Затем шепнула про лодку своей соседке.
   — Для наших, — сказала Горпина Павловна.
   Подивилась соседка. Потом подумала: так ведь верно — наши придут с востока, с той стороны Днепра, как же наших встречать без лодок.
   От соседки пошло к соседке, от дома к дому, от улицы к улице. Вот и у других людей появились лодки. Стояли они в селе за домами, за сараями. Дожидались своей минуты.
   Дождались.
   Когда началась переправа советских войск у Лютежа, Горпина Павловна в числе первых явилась со своей лодкой к Днепру. Кто был помоложе — к Горпине Павловне:
   — Куда же ты, старая?!
   — Туда, к нашим, на левый берег.
   Села в лодку, взмахнула вёслами, первой приплыла к нашим.
   Приплыла, остановилась, поклонилась солдатам в пояс.
   — С приходом, родимые. Садитесь, сыночки. За вами прибыла.
   Смотрят солдаты — старая женщина.
   — Кто же ты такая?
   — Мать я солдатская.
   Сели солдаты в лодку.
   Обратилась к солдатам Горпина Павловна, спрашивает о сыновьях:
   — Родимые, Семёна Трегуба не знаете? Антона Трегуба не знаете?
   — Нет среди наших, — сказали солдаты.
   — Понятно, — ответила женщина. — Значит, не время, значит, ещё идут.
   Оттолкнулись солдаты от берега. Села Горпина Павловна на вёсла. Кто-то сказал:
   — Давай помогнём, мамаша.
   — Сидите, сидите, — улыбнулась Горпина Павловна. — Ваше дело там, впереди. — Заработала быстро вёслами. — Лодка меня уже пятьдесят лет как слушается. Кума я Днепру, родимые.
   Перевезла женщина первую партию бойцов через Днепр и снова на левый берег. То на левом она берегу, то на правом. То на правом, то вновь на левом.
   Встречает женщина наших воинов:
   — Семёна Трегуба не знаете? Антона Трегуба не знаете?
   — Нет среди наших, — опять ответ.
   Вздохнёт Горпина Павловна:
   — Значит, ещё идут.
   И снова за вёсла. И снова на правый, на левый берег.
   Солнце клонилось к вечеру. А Горпина Павловна всё с тем же вопросом к солдатам:
   — Семёна Трегуба не знаете? Антона Трегуба не знаете?
   И вдруг:
   — Знаем! Знаем! — кричат солдаты. — Тут они оба.
   Вышли к берегу оба. Красавцы. Гвардейцы. Каждый в саженный рост.
   — Родимые! — вскрикнула старая женщина. Упала гвардейцам в слезах на грудь.
   Пробегал офицер:
   — Почему задержка?
   Слышит в ответ:
   — Мать тут. Мать пришла солдатская.
   Закончилась переправа. Потом, уже на том берегу, солдаты друг друга спрашивали:
   — Как переправился?
   — С Горпиной Павловной.
   — А ты?
   — С ней же, с Горпиной Павловной!
   — Значит, выходит, крестники!
   Много оказалось крестников у Горпины Павловны. И вправду — мать она солдатская.

[Амина]

НЕВИДИМЫЙ МОСТ

   Мост не игла, не булавка. Мост обнаружишь сразу.
   Первые советские части переправились на правый берег Днепра вплавь на катерах и лодках.
   Однако армия — это не только люди. Это и машины, и танки, и артиллерия. Для автомашин и танков необходимо горючее. Боеприпасы — для танков и артиллерии. Не переправишь всё это вплавь. Не годятся здесь катера и лодки. Необходимы мосты. К тому же прочные, грузоподъёмные.
   Заметили как-то фашисты, что на одном из днепровских плацдармов вдруг появилось много советских солдат и военной техники. Ясно фашистам: значит, где-то рядом построили русские мост. Отправились на поиск моста самолёты-разведчики. Летали, летали пилоты. Брали севернее от плацдарма, брали южнее, поднимались вверх по течению Днепра, опускались вниз, к самой воде снижались — нет, не видно нигде моста.
   Вернулись летчики из полёта, докладывают:
   — Не обнаружен мост. Видимо, нет моста.
   Гадают фашисты: как же, каким тогда чудом переправились русские? Вновь посылают они разведку. Опять на поиск ушли самолёты.
   Один из пилотов оказался других упорнее. Летал он, летал и вдруг, что такое? Смотрит, глазам не верит. Протёр глаза. Снова смотрит, опять не верит. Да и как тут поверишь! Там внизу, под крылом, через Днепр идут советские солдаты. Идут без моста, по воде и не тонут. А вот и танки тронулись следом. И эти идут по воде. И эти — вот чудеса! — не тонут.
   Вернулся лётчик поспешно на аэродром, генералу докладывает:
   — Идут по воде солдаты!
   — Как по воде?!
   — По воде, по воде, — уверяет лётчик. — И танки идут и не тонут.
   Сел генерал к лётчику в самолёт. Подлетели они к Днепру. Всё верно: идут по воде солдаты. И танки тоже идут и не тонут.
   Смотришь вниз — чудеса, да и только!
   В чём же дело? Соорудили мост так, что настил его не возвышался над водой, как обычно, а наоборот, уходил под воду — ниже уровня воды укрепили настил сапёры.
   Глянешь на этот мост — всё верно: идут по воде солдаты.
   Люто бомбили фашисты мост. Бомбили, да бомбы летели мимо. Вот ведь какой сверхчудесный мост.

СНЕГ НА ГОЛОВУ

   5-й гвардейский танковый корпус под командованием генерала Кравченко быстрым маршем шёл на помощь войскам, удерживавшим Лютежский плацдарм на Днепре под Киевом.
   Путь к Днепру танкистам преграждала река Десна. Десна в этих местах глубокая, дно у неё неровное, течение быстрое. Чтобы преодолеть её, танкам нужны тяжёлые паромы или мосты. Мост за час не построишь. А у Лютежа ждут помощи. Нажимают здесь фашисты на наших. Вот-вот и сбросят наших солдат с плацдарма.
   Знают фашисты, что с востока в этих местах Днепр прикрывает река Десна. Знают, что Десна здесь глубокая, с быстрым течением. Не пройдут тут танки. Не поддержат вовремя пехоту под Лютежем. Спокойны фашисты. И вдруг:
   — Танки под Лютежем!
   — Танки под Лютежем!
   Как же здесь появились танки?
   Когда подошли наши танки к Десне и остановились, командир корпуса генерал Кравченко обратился к местным жителям:
   — Есть броды?
   — Да как сказать, — отвечают местные жители. — Для кого, может быть, и нет, а для кого и есть. Для человека брода, конечно, нет, для телеги тоже. А для танка, может, и сыщется.
   Хочется им, чтобы для танков сыскался брод.
   Стали танкисты исследовать дно реки, выискивать, где глубина поменьше, где дно потвёрже.
   Стали и местные жители помогать.
   — Вот тут помельче.
   — Вот тут наискосок удобнее.
   Искали, искали танкисты удобных мест, и всё же самая малая глубина в полный рост танка. Если попробовать переходить Десну бродом, то лишь чуть-чуть башенный люк из воды покажется.
   — Да-а!
   Задумался генерал Кравченко. Задумались и другие танковые командиры.
   — И всё же выбора у нас нет, — наконец сказал командир корпуса. Будем форсировать Десну бродами.
   Отдал генерал Кравченко приказ о форсировании. Пришлось танкистам проявить солдатскую смекалку и изобретательность.
   Все щели и отверстия в танках законопатили паклей, промазали смолой. На выхлопные трубы надели брезентовые рукава и вывели их так, чтобы они поднимались выше уровня реки. На реке вдоль брода установили вешки.
   И вот для пробы двинулся первый танк. Замерли все на берегу, впились глазами в танк: пройдёт — не пройдёт, пройдёт — не пройдёт.
   Опустилась громада в воду. Всё выше вода, всё выше, всё ниже в воду уходит танк. Люк на танке открыт. Из люка выглядывает командир. Следит за вешками, подаёт команду вниз водителю. Водитель сидит в темноте, ничего не видит. Лишь крепко вцепился в рычаги, выполняет команды командира.
   Медленно ползёт танк. На первой скорости. Как ни задраивали, ни конопатили щели, а всё же вода проникает в танк. У механика-водителя ноги уже в воде. Вот достигла вода пояса. Задержалась. Выше пошла. Вот плечей достигла. Секунда, и побежит за ворот.
   Но всё. Дальше вода не двинулась. Остановилась. Отступила вода обратно. Вот отпустила грудь. Вот отошла до пояса. Вот лишь ноги одни в воде. Вот и вовсе вода исчезла. Вышел танк из Десны. Взревел мотором. Дернулся. Отряхнулся, как огромная утка.
   60 боевых машин, весь танковый корпус, прошли тогда по дну Десны. Явились танкисты под Лютеж, как во времена Суворова, словно снег на голову, словно лавина с гор.
   «Танк на голову» — назвали солдаты этот бросок танкистов.

ОТПУСК

   Много советских армий принимало участие в битве за Днепр. В том числе и армия, которой командовал генерал Иван Данилович Черняховский.
   Был Черняховский одним из самых молодых и самых любимых солдатами генералов.
   Началась эта история как раз перед самым наступлением на Днепр. Армия готовилась к предстоящим боям. В полках и дивизиях проводились различные тактические учения. Вернулся как-то Черняховский с учений к себе в штаб. Стал принимать доклады от штабных офицеров.
   Подают офицеры командующему различные бумаги. Одни для ознакомления, другие на подпись, третьи для соответствующих распоряжений.
   Вот и ещё бумага.
   — Товарищ командующий, — докладывает офицер. — На ваше имя по команде получен рапорт сержанта Турушканова.
   Сержант Турушканов просил предоставить ему краткосрочный отпуск домой. Случай был редкий. С фронта в отпуск просились в исключительных случаях.
   Вызвал генерал Турушканова.
   — Слушаю вас, сержант. Что там у вас случилось?
   Растерялся солдат от неожиданности. Не думал, что к командующему его вызовут. Стоит, о просьбе сказать не решается.
   — Слушаю вас, сержант, — повторил Черняховский.
   Рассказал солдат. Оказалось, тяжело заболела у Турушканова мать. Сын он один. Нет никого у неё родных. Вот и просился сержант на несколько дней домой.
   Посмотрел Черняховский на солдата, на его гимнастёрку. Там, где у других ордена, медали — у Турушканова пусто. Подумал генерал, произнёс:
   — Скажите, а что, если вы поедете через три-четыре дня?
   Обрадовался солдат:
   — Можно и через три-четыре, и через пять, товарищ генерал.
   — Вот и хорошо. Это я говорю к тому, — сказал Черняховский, — что неудобно фронтовику появляться в родных местах без награды.
   — Так не было случая… — замялся солдат.
   — Будет случай, — сказал Черняховский.
   Отпустил генерал Турушканова.
   А на следующий день пошла Советская Армия в наступление. Прорвала фашистский фронт и устремилась к Днепру.
   Лихо сражался сержант Турушканов. В первом же бою уничтожил двенадцать фашистов.
   Орденом Красного Знамени был награждён солдат Турушканов. Сам генерал Черняховский награду ему вручил.
   — Ну вот, теперь можно и в отпуск, — сказал Черняховский.
   Поехал солдат героем в родную деревню. То-то в деревне радость.
   Ценил Черняховский смелых. Он и сам отличался необыкновенной храбростью. Дважды Героем Советского Союза был генерал Иван Данилович Черняховский.
   Вскоре после разгрома фашистов на Днепре Черняховского назначили командовать фронтом. Было тогда генералу всего 37 лет.
   Войска под командованием генерала Черняховского освобождали Советскую Белоруссию и Советскую Прибалтику. Затем сражались на фашистской земле в Восточной Пруссии. Штурмовали столицу Восточной Пруссии город-крепость Кенигсберг. Война приближалась к концу. Но не дожил полководец до великого Дня Победы. Смертью героя он пал в бою.
   Погиб генерал. Однако славу навек оставил. Добрую славу, солдатскую славу.

[Амина]

С БУКРИНА, С ЛЮТЕЖА?

   Удержали наши войска под Киевом переправы, создали два крупных плацдарма. Один — южнее Киева, недалеко от селения Великий Букрин. Этот плацдарм назывался Букринским. Второй был создан севернее Киева, у селения Лютеж. Это был Лютежский плацдарм.
   Решался вопрос, с какого плацдарма начать наступление на Киев. Решают этот вопрос советские генералы. Ломают головы и фашисты. Наши решают, где лучше ударить. Фашисты — где же ударят наши?
   Гадают фашисты:
   — С Лютежа, с Букрина?
   — С Букрина, с Лютежа?
   Усилили фашисты разведку и наблюдение. Всё учитывают, всё подсчитывают, всё взвешивают. Приходят к выводу: скорее всего, русские ударят с Букрина.
   И действительно, собирались вначале советские войска атаковать с Букрина. Однако затем изменили решение. Главный удар на Киев было решено произвести с Лютежского плацдарма.
   Изменить направление на штабных картах дело совсем простое. А вот передвинуть незаметно войска, технику и снаряжение на новое место куда сложнее. Рыщут в небе фашистские самолёты-разведчики, зорко следят за дорогами.
   Танки и артиллерию стали перемещать скрытно, ночью. Но и это тоже не самое сложное. Сложнее сделать так, чтобы неприятель не заметил, что опустели, оголились старые позиции. Тогда и здесь, как под Суджей, на месте настоящих танков и пушек, ушедших под Лютеж, устанавливали наши бойцы танки и пушки, сделанные из фанеры.
   Доносят фашистские разведчики:
   — Всё без изменений. Танки и орудия на старых стоят позициях.
   Но и этого мало.
   Опустели во многих местах штабные помещения и командные пункты. Ушли командиры со своими соединениями на Лютежский плацдарм. Однако нельзя, чтобы об этом догадались, узнали фашисты, — не все ушли из штабов. Остались здесь небольшие группы. Остались и радиостанции. «Трудятся» в полную силу штабы. Даже «работу» ещё усилили. Не умолкают радиостанции.
   Доносят фашистские разведчики:
   — Усилили работу штабы у Букрина.
   — Не утихают радиостанции.
   Ясно фашистским генералам: правы они в своём предположении, прорыв будет здесь, под Букрином.

   И вот 1 ноября 1943 года советские войска на Букринском плацдарме действительно перешли в наступление. Сняли фашисты дивизии с соседних участков фронта, в том числе и из-под Лютежа, и перебросили сюда, под Букрин.
   Торжествуют фашисты:
   — Разгадали мы планы русских!
   Выждали наши, когда вовсю разгорелось сражение, и только тут-то ударили из-под Лютежа.
   Хорошо был продуман удар советскими генералами. Затрещала фашистская оборона. Прорвали её солдаты. Прорвали, пошли на Киев.

КИЕВ

   Село Новопетровцы. Рядом с Лютежем. Здесь командный пункт командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Николая Фёдоровича Ватутина.
   Зорко Ватутин следит за боем.
   Генерал Ватутин был одним из наиболее талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Вместе с другими он бил фашистов под Сталинградом. Это он громил фашистов южнее Курска, вышел теперь к Днепру.
   Идёт наступление на Киев. Поступают на командный пункт донесения:
   — Артиллерия усилила огонь по противнику.
   — Так. Хорошо, — отвечает Ватутин.
   — Дивизии двинулись на прорыв.
   — Так. Хорошо. Поднять самолёты в воздух.
   — Танки подходят к дачным районам Киева.
   — Так, так. Хорошо. Усилить огонь на флангах.
   Фашисты упорно сопротивлялись. Они стали подтягивать сюда, на Лютежский плацдарм, свежие силы. Разобрались теперь фашисты: не со стороны Букрина, со стороны Лютежа главный идёт удар. Гонят сюда, на север от Киева, фашисты свои войска.
   Опередить, не дать им опомниться — принимает решение Ватутин. Поступает приказ войскам продолжать наступление и ночью.
   — Бросить в прорыв танкистов, — распорядился Ватутин. — Пусть зажгут фары. Побольше жизни. Побольше жара.
   — Есть побольше жизни, больше жара, — ответили танковые командиры.
   Зажгли танкисты мощные танковые фары. Ослепили фары фашистов. Включили мощные танковые сирены. Оглушили врагов сирены. Открыли танкисты огонь из пушек и пулемётов.
   Не устояли фашисты. Бросились в бегство.
   — Бросились в бегство фашисты, — докладывают на командный пункт генералу Ватутину.
   — Так. Хорошо, — отвечает Ватутин. — Ну что ж, вперёд, на Киев!
   Советские войска ворвались в пригороды Киева и устремились к центру.
   Идут, идут. Входят в Киев советские воины. Вот Брест-Литовское шоссе. Вот завод «Большевик». Киевская кинофабрика. Зоопарк. Вот бульвар Ленина. Киевский университет. Памятник Тарасу Григорьевичу Шевченко. И вот наконец Крещатик. Крещатик — центральная, красивейшая улица города. Только сейчас весь разбит, в руинах лежит Крещатик. Вышли сюда солдаты, подняли над Крещатиком, над Киевом красный флаг.
   — Наши войска на Крещатике, — докладывают на командный пункт генералу Ватутину.
   — Так, так. Хорошо. Молодцы. Поздравляю, — отвечает Ватутин. Сегодня Киев, а завтра, смотри, — Берлин.
   Только не пришлось генералу Ватутину брать Берлин. Вскоре после освобождения Киева скончался от ран, полученных в тяжёлых боях за Родину. Ныне цветёт, хорошеет Киев. Снова в садах, в каштанах. Крещатик — опять красавец. Над Днепром, на высокой днепровской круче, в парке, поднялся памятник советскому генералу. Это памятник генералу армии Николаю Фёдоровичу Ватутину.

ГОРЫ

   Слева и справа холмы чуть заслонили небо. Между ними лежит равнина. Февраль. Снег укутал холмы и поле. Вдали, чуть виден, стоит ветряк. Ворон над полем раскинул крылья.
   Страшно глянуть сюда на поле. И вширь и вдаль, куда только хватает глаз, фашистских мундиров горы. А рядом горы сгоревших танков, разбитые пушки — металла сплошные груды.
   В этих местах шла Корсунь-Шевченковская битва.
   Корсунь-Шевченковский — город на Украине. Здесь, южнее Киева, недалеко от Днепра, в январе 1944 года, продолжая громить фашистов, советские войска окружили десять дивизий врага.
   Предложили наши фашистам сложить оружие. Направили парламентёров. Вручили они фашистскому генералу Вильгельму Штеммерману, который командовал окружёнными гитлеровцами, наши условия.
   Отклонил предложение Штеммерман. Отдали ему из Берлина строжайший приказ держаться.
   Крепко держались фашисты. Но сжали, сдавили фашистов наши. И вот осталось у фашистов совсем немного — село Шендеровка, село Комаровка, местечко на взгорке Скибин.
   Стояла зима. Февраль набирал силы. Вот-вот завьюжит.
   Погодой и намеревался воспользоваться Штеммерман. Решил он дожидаться метельной ночи и двинуться на прорыв.
   — Не всё, господа, потеряно, — сказал Штеммерман офицерам. — Укроет нас вьюга. Пробьёмся из плена.
   — Укроет нас вьюга, — вторят офицеры.
   — Укроет нас вьюга, — зашептались солдаты. — Пробьёмся из плена. Вырвемся.
   Ждут все вьюгу. На снег и буран надеются.
   Явились буран и снег.
   Собрались фашисты в ряды, в колонны. Двинулись на прорыв. В метельную ночь незаметно пройти надеялись. Однако были на страже наши. Зорко следили они за фашистами. Село Шендеровка, село Комаровка, местечко на взгорке Скибин — здесь и грянул последний бой.
   Не спасли фашистов февраль и вьюга. Сражались фашисты с напором, с упорством. Шли, как безумные, напролом. Прямо на пушки, прямо на танки. Однако не у фашистов сила была, у наших.
   Страшно после сражения было глянуть на поле битвы. Генерал Штеммерман тоже остался на этом поле. «Укроет нас вьюга», — вспомнил свои слова.
   55 тысяч фашистских солдат и офицеров было убито и ранено в Корсунь-Шевченковской битве. Много тысяч попало в плен.
   Ходит, гуляет по полю вьюга, укрывает снегом солдат фашистских.

[Амина]

ОКСАНКА

   — Воевал?
   — Воевал!
   — И ты воевал?
   — И я воевал!
   — И Манька, — сказал Тараска.
   — И Оксанка, — сказала Манька.
   Да, воевали ребята: и Тараска, и Манька, и Богдан, и Гришка, и, представьте, Оксанка тоже, хотя Оксанке всего-то неполный год.
   В дни, когда только-только окружили наши войска фашистов под Корсунь-Шевченковским, стояла небывалая для этой поры распутица. Морозы ослабли. Началась оттепель. Дороги размякли, разбухли, раскисли. Не дороги, а слёзы, сплошная хлябь.
   Буксуют машины по этой хляби. Тягачи бессильны на этой хляби. Танки и те стоят.
   Остановилось кругом движение.
   — Снарядов! Снарядов! — на фронте кричат батареи.
   — Дисков! Дисков! — требуют автоматчики.
   Кончается минный запас на фронте, скоро не станет гранат, пулемётных лент.
   Нужны войскам мины, снаряды, гранаты, патроны. Однако остановилось кругом движение.
   Нашли бойцы выход. На руках понесли снаряды, на руках потащили мины. Гранаты, фугасы, диски взвалили себе на плечи.
   Видят жители местных сёл, в чём нужда у Советской Армии.
   — И мы не безрукие!
   — Давай груз и для наших плеч!
   Пришли колхозники на помощь советским воинам. Нагрузились люди свинцовой ношей. К фронту сквозь хляби двинулись.
   — И я хочу, — заявил Тараска.
   — И я хочу, — заявила Манька.
   И Богдан, и Гришка, и другие ребята тоже.
   Посмотрели на них родители. Взяли с собой ребят. Нагрузились и дети для фронта ношей. Тоже несут снаряды.



   Получили солдаты боеприпасы. Снова огонь по врагам открыли. Заухали мины. Заговорили, забили пушки.
   Возвращаются ребята домой, слушают, как рвутся вдали снаряды.
   — Наши, наши снаряды! — кричат ребята.
   — Ура!
   — Бей фашистов! — кричит Тараска.
   — Бей фашистов! — кричит Богдан.
   И Манька кричит, и Гришка кричит, и другие ребята тоже. Рады ребята, помогли они нашим.
   Ну, а при чём же, скажете вы, Оксана? Оксанке всего-то неполный год.
   Мать Оксанки тоже хотела помочь солдатам. Но как быть с Оксанкой? Не с кем оставить Оксанку дома. Взяла её мать с собой. Сзади за плечами несла она мешок с дисками для автоматов, а впереди на руках Оксанку. Для забавы сунула ей патрон.
   Когда достигли колхозники назначения и вручили бойцам поклажу, один из бойцов увидел Оксанку, подошёл, наклонился:
   — Откуда ты, малое?
   Посмотрела на бойца девочка. Улыбнулась. Моргнула. Протянула ему ручонку. Смотрит боец, на ручонке лежит патрон.
   Принял боец патрон. В обойму автоматную вставил. «Спасибо», — сказал Оксанке.

НОВЫЕ ПОГОНЫ

   Город Корсунь-Шевченковский называется Шевченковским потому, что здесь недалеко от старинного города Корсуня находится деревня Моренцы. Моренцы — родина великого украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко. В память о великом украинском кобзаре и назван Корсунь-Шевченковским.
   Разгромом фашистских войск под Корсунь-Шевченковским руководил генерал армии Иван Степанович Конев.
   Конев заслуженный генерал. И до этого бил фашистов. Войска под его командованием сражались под Москвой, под Калинином. Вместе с другими громили фашистов в Курской битве. Освобождали город Белгород, город Харьков. Штурмовали Днепр и Восточный вал.
   И вот новая победа войск генерала Конева. Завершилась битва под Корсунь-Шевченковским.
   Завершилась битва. Вдруг телефонный звонок в штабе у генерала Конева. Звонок из Ставки Верховного Главнокомандующего. У провода сам Верховный. Взял трубку генерал Конев:
   — Генерал Конев слушает, товарищ Верховный.
   — Маршал Конев, — поправила трубка.
   Смутился Конев. Не думал. Не ожидал он такой награды.
   — Как вы смотрите? Не возражаете? — слышится голос в трубке.
   — Благодарю, товарищ Сталин, — ответил Конев. И по-солдатски: — Служу Советскому Союзу.
   — Поздравляю, — сказал Верховный.
   Промолчал Конев про разговор с Верховным Главнокомандующим. Куда торопиться. Пройдёт ещё время, пока о новом звании генерала Конева сообщат газеты.
   Отправился Конев в Моренцы, в родное село Тараса Григорьевича Шевченко. Там находился командный пункт командующего одной из армий, подчинённых Коневу.
   Прибыл Конев. Вытянулся дежурный офицер. Приступил к докладу:
   — Товарищ маршал…
   Удивился Конев.
   — Генерал, — поправил.
   — Товарищ маршал, — вновь повторил дежурный.
   Оказывается, пока ехал Конев сюда, в Моренцы, уже сообщили из Москвы по радио о новом звании генерала Конева. Окружили Конева боевые товарищи. Поздравляют. Радуются. А тут и ещё одно. Послышался вдруг над Моренцами гул самолёта. Самолёт маленький, связной.
   Сел самолёт у самого села, подкатил к главной улице. Вылез из кабины лётчик. Сообщает, что прилетел он от маршала Жукова, разыскивает маршала Конева.
   — Здесь маршал Конев, — сказали летчику.
   — Имею пакет для личного вручения.
   Проводили лётчика к маршалу Коневу.
   — Пакет от маршала Жукова, — докладывает лётчик.
   Передал он пакет. Распечатал Конев. В пакете погоны — новенькие, маршальские. Личный подарок маршала Жукова маршалу Коневу.
   Удивительным оказалось село Моренцы. Здесь узнал о присвоении ему высокого воинского звания — маршал бронетанковых войск — и ещё один из героев Курской битвы и битвы под Корсунь-Шевченковским прославленный танковый генерал Павел Алексеевич Ротмистров.
   Вот так село Моренцы. Село — шевченковское, а теперь и маршальское.

«БАГРАТИОН»

   «Багратион» — так называлась огромная наступательная операция, которую провели наши войска, освобождая Советскую Белоруссию.
   Проходила она летом 1944 года.
   Пётр Багратион — сподвижник и ученик Александра Суворова, ближайший соратник Михаила Кутузова. Это был решительный генерал. Называли его генерал-атака. Такой же решительной, наступающей была и Белорусская операция. Принимали в ней участие войска четырёх фронтов.
   Долго и скрытно готовилась операция. Составлялись планы. Намечались места ударов. Подвозилось новое вооружение, горючее, боеприпасы. Сосредоточивались в нужных местах войска.
   В июне 1944 года Белорусская стратегическая операция «Багратион» началась. Сразу четыре фронта пошли в грандиозное наступление. Наши наступали с севера, востока и юга.
   Устремились войска вперёд, сломили фашистскую оборону. И вот с фронтов одно за одним сообщения:
   — Наши войска окружили фашистов под городом Витебском.
   Вступили в Жлобин.
   Фашисты бегут из Орши.
   Взят Могилёв.
   Фашисты окружены под Бобруйском.
   Взяты Слуцк,
   Борисов,
   Вилейка,
   Несвиж.
   И вот самое важное. 3 июля 1944 года наши войска освободили столицу Советской Белоруссии город Минск. Не только освободили Минск, но восточнее города окружили фашистов, загнали в большой «котёл». Дальше пошли войска. И снова идут сообщения:
   — Взяты Полоцк,
   Молодечно,
   Ошмяны,
   Лепель.
   Наши в Барановичах!
   Наши в Гродно!
   Пинск встречает освободителей.
   Лида свободна!
   Свободен Слоним!
   Всё дальше, дальше отодвигается линия фронта. Всё больше белорусской земли свободной. Продолжают войска наносить удар.
   Собрались как-то командующие всех четырёх фронтов, гнавших по белорусской земле фашистов, — генералы Рокоссовский, Черняховский, Баграмян, Захаров. Собрались другие военачальники. Вместе со всеми и представители Ставки Верховного Главнокомандования маршалы Жуков и Василевский.
   Посмотрел на соратников маршал Жуков:
   — Не посрамили, выходит, память.
   Догадались советские генералы:
   — Багратиона?
   — Багратиона, — ответил Жуков.

[Амина]

ДВА ПРОЦЕНТА

   Произошло это в городе Витебске. Через Витебск протекает река Западная Двина. Затем течёт она по территории Латвийской Советской Социалистической Республики и называется Даугава. Витебск стоит на холмах, на кручах. Забрались дома на кручи. Смотрятся в воды Двины, как в зеркало.
   В городе через Западную Двину переброшен мост. Многое при штурме Витебска зависело от этого моста. Мост был заминирован. Поднять его в воздух дело одной секунды.
   Группа сапёров под командованием сержанта Блохина получила задание захватить мост и обезопасить его от взрыва.
   Выполнить такое задание чрезвычайно сложно, почти немыслимо. Гарантия удачи — два процента из ста возможных. Чуть что — взорвут немедля фашисты мост.
   Главное, понимает Блохин, это убрать охрану. Но надо тихо, всех сразу, в один момент.
   — Да, братцы, нелёгкое нам задание, — вслух произнёс Блохин.
   И солдаты понимают: задание сложное. Даже если один из фашистов в живых останется — пропал непременно мост. Лучше всего напасть на охрану моста, конечно, в ночное время. На ночь и отложили бойцы атаку. А пока подобрались тихонько к мосту, залегли, наблюдают за охраной. Зорко следят бойцы. Считают, сколько фашистских солдат охраняет мост. Когда меняются караулы. Где находится помещение для караула. Чем вооружена охрана. Есть ли пулемёты, и если есть, то сколько их и где установлены.
   Всё подсчитали солдаты, всё на заметку взяли. Начинают теперь другое: откуда и как наступать на мост, кому и что при атаке делать.
   Распределили. Запомнили. Перепроверили.
   Наступила ночь. Двинулись в путь сапёры. Шли осторожно. Как лисы крались. В кулак дышали.
   Бросились дружно они на охрану. Ура! Перебита в бою охрана. Неповреждённым остался мост.
   Довольны солдаты. Обниматься даже на радостях стали. И вдруг! Что такое? Блеснул в темноте огонёк на мосту, побежал золотистой змейкой.
   Так это ж горящий бикфордов шнур. Всё же успели фашисты поджечь запал. Вот он, бежит огонь. Секунда всего до взрыва.
   И в то же мгновение сержант Блохин[2] рванулся к запалам, навстречу смерти. Быть бы разнесённым в куски герою. Да на какую-то долю секунды опередил, обогнал он смерть. Успел Блохин. Подлетел он к запалам. Рванул их руками. Как жало из пасти вырвал.
   Утром шли по мосту солдаты. Шла артиллерия. Двигались танки. Открылся им дальше на запад путь. Идут солдаты, скрипит под ногами надёжно мост. Не знали солдаты про подвиг сапёров.
   — Эх и дурни, смотрю, фашисты, — кто-то сказал из бойцов. — Такой-то мостище и нам оставили.
   — Конечно, дурни, — сказал второй. — Повезло, не иначе, нашим.

ТАНК

   Город Борисов. Река Березина. Мост через Березину у Борисова. Прорвались наши войска к Борисову. Первым вышел к мосту танк лейтенанта Рака. Вскочили танкисты с ходу на мост. Стрелой влетели в Борисов.
   Эти ворвались, другие нет. Рухнул Борисовский мост сразу за танком Рака. Мост был минирован. Взорвали его фашисты.
   Остался лейтенант Рак со своим экипажем один в большом, полном фашистов городе. Глянул Рак на своих боевых друзей, на стрелка, на механика:
   — Ну что же — вперёд!
   — Вперёд! — подтвердили стрелок и механик.
   Устремилась вперёд машина. Начал танк небывалый поход по городу.
   Недалеко от моста находилась фашистская комендатура. Фашистов много у здания. Входят, выходят.
   Видят танкисты — комендатура.
   — На фашистов! — скомандовал лейтенант Рак.
   Развернулся танк, проломил забор, словно с неба во двор свалился.
   Видят фашисты — советский танк.
   — Танки! — кричат фашисты.
   Как горох, врассыпную враги пустились. Момент — и гол, как ладошка, двор.
   Направил пушку стрелок на здание. Ударила пушка снарядом в дом. Проломилась стена, осела. Видна, как печать, отметина. Двинулся дальше танк. Вышел прямо к штабу какой-то части. И тут у штаба полно фашистов. Входят, выходят. Толпой запрудили двор.
   Видят фашисты — советский танк.
   — Танки! — кричат фашисты.
   И тут их словно бураном сдуло. Правда, не все успели. Часть полегла под танком.
   Дальше движутся танкисты. На пути у бойцов столовая. И тут у столовой полно фашистов. Входят, выходят. Как галькой, усыпан двор.
   Видят фашисты — советский танк.
   — Танки! — кричат фашисты.
   Метнулись и эти ветром. Лишь пыль от сапог поднялась. Усмехнулись танкисты в танке. Пустили вслед пулемётную очередь. Снова идут по городу. Наводит советский танк на фашистов ужас. Глаза велики у страха. Разные слухи пошли о танке.
   Мол, танк не зря через мост прорвался. Это какой-то особый танк. Что танк и вовсе не через мост проскочил в Борисов. Что это летающий вроде танк.
   Потом новые слухи вползли в Борисов.
   Мол, танк не один, а в Борисов рота прорвалась танков. Кто-то сказал — танковый батальон. И этому тоже поверили.
   Глаза велики у страха — танк превратили в полк.
   16 часов ходил по Борисову русский танк. Сеял огонь и панику.
   Но вот окружили фашисты советских танкистов. Вышли навстречу «тигры». Неравными были, конечно, силы.
   — Стоим до последнего! — прозвучали слова танкистов.
   Не сдались танкисты. В неравном бою погибли.
   При въезде в Борисов, у моста, у речного откоса, на пьедестале возвышается нынче советский танк. Погибли герои. А память осталась. Застыла легенда в железе, в камне.

«ИНЖЕНЕРНАЯ ОПЕРАЦИЯ»

   Белоруссия — край болот. Царица трясин и топей. Сражаться в таких местах и легко и трудно. Легко в обороне стоять. Наступать по болотам трудно.
   Готовился план разгрома фашистов под городом Бобруйском. На пути к Бобруйску находился город Паричи. Паричи стоят на реке Березине. Решался вопрос, с какой стороны ударить на Паричи: с юга, с правого берега Березины, или с востока, с левого её берега.
   Впрочем, по всем военным наукам ударить здесь можно было только с востока. На юг от Паричей тянулись болота: те самые — белорусские, бездонные.
   Ясно фашистам: если и будет удар на Паричи, так только с востока. Ясно и нашим, что если идти на Паричи, то, конечно, с востока только.
   Ясно-то ясно, однако душа у наших командиров не лежит к тому, чтобы идти с востока. Укрепились здесь сильно фашисты. Ждут отсюда они удара. Пристреляли дороги, тропы. Разложили фугасы, мины.
   Армией, которая должна была здесь наступать, командовал генерал Павел Иванович Батов. Ломает над планом операции голову Батов. Ездит на левый берег Березины, туда, где сухо, где и надо наступать по всем военным наукам; ездит на правый, туда, где болота, где по этим самым наукам наступать категорически нельзя. Замечают солдаты, что генерал всё чаще и чаще ездит на правый берег.
   Армия Батова входила в состав 1-го Белорусского фронта. Командовал фронтом генерал Константин Константинович Рокоссовский. И Рокоссовский ломает голову. Всё обдумывает операцию. Ездит на левый берег Березины, ездит на правый. Всё чаще и чаще на правый ездит.
   Координировал действия наших войск на этом участке фронта представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. И Жуков над тем же вопросом ломает голову. Ездит на Березину, на левый, на правый берег. Всё чаще на правый ездит. По болотам в раздумье бродит.
   Нужно сказать, что тайно ездят они к болотам. Скрывают свои поездки. Ясно одно: не дают им покоя болота.
   И вот здесь неожиданно встретились маршал и генералы.
   — Здравия желаем, товарищ маршал, — поприветствовали маршала генералы.
   — Здравия желаю, товарищи генералы, — ответил Жуков. Глянул на генералов: — Что же вас сюда привело?
   — Да так, — пожали плечами Рокоссовский и Батов, — урвалась минута отдыха. Места здесь сказочные.
   Ответили генералы и сами к маршалу:
   — Чем обязаны вашим присутствием, товарищ маршал?
   — Да так, детство чего-то вспомнил, давно не ходил по болотам, ответил Жуков.
   Глянул Жуков на Рокоссовского, на Батова, глянули Батов и Рокоссовский на Жукова — рассмеялись маршал и генералы. Ясно им, почему они встретились. Ясно каждому, что привело их сюда, в трясины.
   — Значит, тревожат болота? — спросил Жуков.
   Наступил день начала операции под Бобруйском. Ударили наши войска.
   Смотрят фашисты: всё верно, всё по военной науке — с левого с сухого берега Березины ударили русские. Бросили они все силы сюда на отражение нашего удара. Втянулись войска в сражение. И вдруг:
   — Русские с юга!
   — Как с юга? Там же трясины, болота, топи!
   Всё верно. Из болота выходят русские.
   Словно лесные призраки, появлялись из болот советские танки и пушки. Удар был стремительным, неожиданным. Пали Паричи. Части пошли к Бобруйску.
   Немало потрудились наши военные инженеры и строительные батальоны. До малейшей тонкости всё рассчитали, всё проверили и перепроверили. Это они проложили здесь гати и настилы, по которым затем прошли советские танки и артиллерия. Это их труд и принёс победу.
   «Инженерная операция» — так был назван удар под Паричами.

[Амина]

СВЯТОСТЬ

   Солдаты принимали военную присягу. Давали клятву на верность Родине. На верность военной тайне.
   — Клянусь! — звучали в тиши слова.
   Шла операция «Багратион». Первые дни наступления. 77-й гвардейский стрелковый полк 26-й гвардейской стрелковой дивизии прорывал оборону фашистов севернее города Орши.
   Вперёд вырвался танковый десант. Задание: прорваться в тылы к фашистам.
   Десант состоял из добровольцев. Много таких собралось. Молодые бойцы, задорные. Среди десантников был и комсомолец рядовой Юрий Смирнов. Разместились десантники на броне, на танках. Тронулись танки. Прорвались в тыл к фашистам. Пробивались с боем, с огнём, в быстрых, как смерч, атаках. В одной из таких стремительных атак, в районе деревни Шалашино, Юрий Смирнов был тяжело ранен. Притащили фашисты Смирнова в штабной блиндаж.
   — Жив? Дышит?
   — Дышит.
   — Из танкового десанта?
   — Так точно.
   Фашисты стали допрашивать Юрия Смирнова:
   — Из какой части?
   — Кто командир?
   Комсомолец молчал.
   — Цель десанта?
   — Сколько людей в отряде?
   — Количество танков?
   Не отвечает, молчит Смирнов.
   — Заговоришь, — процедил офицер. Подал сигнал рукой. Набросились на русского солдата фашисты. Избили Смирнова. Потерял он сознание.
   — Воды, — скомандовал офицер.
   Отлили солдаты водой Смирнова. Пришёл он в чувство. Открыл глаза. Снова пошли вопросы:
   — Комсомолец?
   Молчит Смирнов.
   — Куда направлялись танки?
   Молчит Смирнов.
   Опять подал офицер сигнал. Снова били. И снова водой отливали. И снова били.
   — Говори! — исступлённо кричал офицер. — Говори!
   Не дрогнул солдат. Молчал.
   Тогда фашисты распяли солдата. Прямо здесь, в блиндаже. Прямо здесь, на стене. Вбили в руки и ноги гвозди.
   — Говори! Говори! — кричали фашисты.
   Ничего не сказал герой. Остался верен военной присяге.
   Быстро развивалось советское наступление. Вступили войска в Шалашино. Ворвались солдаты и в бывший фашистский штабной блиндаж. Увидели стену, на ней Смирнова.
   Остановились солдаты. Застыли от ужаса и гнева.
   Новые жизни идут на смену. Молодая бушует поросль. Пусть же клятвой звучат слова: верность Отчизне — святость! Верность присяге — святость. Верность тайне военной — святость!
   Недалеко от того места, где погиб Юрий Смирнов, ныне Герою воздвигнут памятник.

ПАРТИЗАНСКИЙ ПРИГОВОР

   Вильгельм фон Кубе был гаулейтором Белоруссии. Он личный здесь представитель Гитлера. Гаулейтор — значит наместник, начальник края.
   Много у Кубе различных дел. Приказы, запросы идут из Берлина. Изучает приказы Кубе. Отвечает на все запросы.
   Ответил. Начинает дела другие. Сам издаёт приказы, сам рассылает запросы по всей Белоруссии. Ведь старшим он здесь, в Белоруссии. К подчинённым идут приказы.
   Отправил приказы, отправил запросы, приступает к новым делам гаулейтор — утверждает приговоры о смертной казни. Всё больше кругом непокорных. Сеют фашисты направо, налево смерть. Кубе больше других старается.
   Давно он назван палачом Белоруссии. Давно к нему ненависть по всей Белоруссии.
   Утвердил приговоры Кубе, утверждает нормы отправки советских людей в Германию. Всё больше и больше угоняют фашисты советских людей в Германию. Всё больше и больше обирают крестьян фашисты. Грабят они Белоруссию. Грузят в вагоны и хлеб, и масло, и лён, и скот. Увозят к себе в Германию. Кубе и здесь примерен. Сотни и сотни вагонов уходят в Германию.
   Масса у Кубе различных дел. С утра и до вечера нет покоя. И только глубокой ночью наступает для Кубе отдых.
   Так было и в этот день. Поздний вечер. Закончил Кубе, свернул дела. Принял ванну. Лёг. Приятно телу в тепле, в уюте. Провалился в подушки, как рухнул в пропасть.
   Спит гаулейтор Кубе. Мерно бегут минуты. Не скрипнут нигде половицы. Тишина и покой кругом. Во сне улыбнулся чему-то Кубе. Мерно бегут минуты. Одна за одной. Одна за одной. И вдруг — страшный взрыв раздался в кровати под спящим Кубе. Разорвало на мелкие части Кубе.
   Незадолго до этого белорусские партизаны судили гаулейтора Кубе своим партизанским судом. Приговорили палача и грабителя к смертной казни.
   Уборщицей в доме, в котором жил и работал Кубе, была белорусская женщина Елена Мазаник. Трудилась старательно. Была на хорошем счету у фашистов. Пани Елена называли её фашисты.
   Елена Мазаник была партизанкой. Выполняя приказ партизанского штаба, это она, рискуя жизнью, пронесла через фашистскую охрану и положила мину в кровать гаулейтора Кубе.
   Не стало на свете Кубе. Узнав о партизанском народном суде, сам Гитлер в Берлине вздрогнул.

БАГРАМЯН

   Одним из фронтов, принимавшим участие в операции «Багратион», командовал генерал Иван Христофорович Баграмян.
   Созвучными оказались фамилии генерала кутузовских времён и нашего, советского.
   Ходят солдаты, играют словами:
   — Багра-тион — Багра-мян.
   — Багра-мян — Багра-тион.
   Приметили солдаты и другие сходства. Оба — генералы. Оба с Кавказа. Оба штурмовые атаки любят.
   — Багратион — Баграмян.
   — Баграмян — Багратион.
   Выполняя замысел операции «Багратион», войска генерала Баграмяна прорывали фашистский фронт севернее города Витебска. Первыми на фашистскую оборону обрушились артиллеристы.
   Отстрелялись артиллеристы. Пошла на прорыв пехота. Двинулись танки. Прорвали солдаты фашистскую оборону. Зашагали вперёд войска. Готовят артиллеристы свои орудия к новым боям. Подвозят снаряды. Проверяют прицелы. Вдруг подъезжают к орудиям грузовики. Развернулись.
   — По машинам! — прошла команда.
   Сели артиллеристы.
   — Куда это нас? — гадают.
   — К генералу Баграмяну.
   Тронулись, покатили грузовики. Привезли артиллеристов туда, где только что проходила полоса фашистской обороны. Отлично поработали артиллеристы. Разбиты фашистские укрепления. Стоит генерал Баграмян, смотрит на поле боя, восторгается:
   — Мастера! Мастера! Умельцы! — Повернулся к артиллеристам: Благодарю за отличные стрельбы. — И тут же героям вручил награды.
   Рады почёту солдаты, наградам рады. Одно стремление у артиллеристов ещё успешнее бить врага.
   Прорвали войска генерала Баграмяна фашистскую оборону под Витебском. Пошли стремительно вперёд. В это время по фашистам ударил и соседний фронт. Окружили они совместно фашистов, совместно их уничтожили.
   Отлично провёл генерал Баграмян порученную ему операцию. Шутили потом солдаты, вспоминая бои под Витебском:
   — В общей стратегической операции «Багратион» была и наша фронтовая операция «Баграмян».
   И снова звенят созвучием:
   — Багра-тион — Багра-мян!
   — Багра-мян — Багра-тион!
   И уточняют.
   Совпадение. Точное. И в словах и в делах созвучие.
   Иван Христофорович Баграмян окончил войну Героем Советского Союза.
   А вскоре после завершения Великой Отечественной войны ему было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза.

[Амина]

ВЛАСТЬ

   Великими подвигами в борьбе за Родину прославили себя белорусские партизаны. Летом 1944 года в Белоруссии сражалось 150 партизанских бригад, 49 отдельных партизанских отрядов.
   Белорусские партизаны совершали смелые налёты на фашистские гарнизоны, взрывали фашистские поезда, освобождали от фашистов сёла и даже целые районы. В одном из таких освобождённых районов под городом Лепелем, в Лепельской партизанской зоне, насчитывалось более тысячи населённых пунктов.
   Лепель, Лепель — страна отважных.
   Боялись фашисты этих суровых мест. Косо смотрят на край, на Лепель. И Лепель, и всю округу стороной, как огонь, обходят.
   Стоят здесь колхозы.
   Сельсоветы везде работают.
   Больницы открыты.
   Открыты школы.
   Отмечают здесь люди советские праздники:
   Великий Октябрь.
   День Первого мая.
   День Конституции.
   Короче — Советская власть здесь кругом под Лепелем.
   1944 год. Докатилось и сюда советское наступление. Подходят наши войска под Лепель.
   — Встречайте! Вернулись! — кричат солдаты. — Конец фашистам. Несём вам, родные, Советскую власть.
   Улыбаются им партизаны:
   — Так тут не кончалась Советская власть!
   Приглашают солдат в сельсоветы, в колхозы, в больницы, в школы.
   Стоят здесь колхозы.
   Сельсоветы везде работают.
   Больницы открыты.
   Открыты школы.
   Удивляются солдаты:
   — Вот это да! Не кончалась и вправду, выходит, Советская власть.
   Был среди наших бойцов один. Не броский, не видный. Обычный, как сотни других, солдат.
   — А что? Но кончалась, конечно. Нигде не кончалась! — сказал солдат.
   Повернулись другие к солдату этому.
   — Как, нигде не кончалась?! Вон сколько фашисты советской земли подмяли. Сколько лежало её в плену.
   Посмотрел на солдат боец.
   — Землю подмяли. Согласен, верно. А что до власти, так это нет. Двинул рукой. — Не подмяли, не в силах. Нет власти над этой властью. Двинул рукой, положил на сердце. — Не подмяли. Тут она, наша власть.

ХАТЫНЬ

   Солдат Желобкович шагал со всеми. По белорусской земле, по отчему краю идёт солдат. Всё ближе и ближе к родному дому. Деревня его — Хатынь.
   Шагает солдат, к друзьям боевым по роте:
   — Не знаешь Хатыни? Хатынь, брат, лесное чудо!
   И начинает солдат рассказ. Деревня стоит на поляне, на взгорке. Лес расступился здесь, солнцу дал волю. Мол, тридцать домов в Хатыни. Разбежались дома по поляне. Колодцы скользнули в землю. Дорога метнулась в ели. И там, где дорога прижалась к лесу, где ели упёрлись стволами в небо, на самом бугре, на самом краю Хатыни, он и живёт — Иван Желобкович.
   И напротив живёт Желобкович. И слева живёт Желобкович. И справа живёт Желобкович. Их, Желобковичей, в этой Хатыни, как скажут, хоть пруд пруди.
   Шёл воин к своей Хатыни.
   Дом вспоминал. Тех, кто остался в доме. Жену он оставил. Старуху мать, трёхлетнюю дочь Маришку. Шагает солдат, Маришке несёт подарок ленту в её косичку, ленту красную, как огонь.
   Быстро идут войска. Вскоре увидит воин старуху мать. Обнимет старуху мать. Скажет солдат:
   — Пришёл!
   Вскоре увидит солдат жену. Расцелует солдат жену. Скажет солдат:
   — Пришёл!
   На руки возьмёт Маришку. Подбросит солдат Маришку. Скажет и ей:
   — Пришёл!
   Вынет солдат гостинец:
   — На, получай, Маришка!
   Шёл воин к своей Хатыни. О друзьях, о соседях думал. Вскоре увидит всех Желобковичей. Увидит Яцкевичей, Рудаков, Мироновичей. Улыбнётся солдат Хатыни. Скажет солдат:
   — Пришёл!
   Вышли они к Хатыни. Рядом совсем, в километре от этих мест.
   Солдат к командиру. Мол, рядом деревня. Вот тут, мол, овражек, за оврагом лесочек. Прошёл лесочек, и вот Хатынь. Выслушал ротный.
   — Ну что же, — сказал, — ступай.
   Шагает солдат к Хатыни. Вот и овражек. Вот и лесочек. Вот-вот и избы сейчас покажутся. Сейчас он увидит мать. Сейчас он жену обнимет. Маришке вручит подарок. Подбросит Маришку к солнцу.
   Прошёл он лесочек. Вышел к поляне. Вышел — и замер. Смотрит, не верит — нет на месте своём Хатыни. На пепелище трубы одни торчат.
   Остановился солдат, закричал:
   — Где люди?! Где люди?!
   Погибли в Хатыни люди. Взрослые, дети, старухи — все.
   Явились сюда фашисты.
   — Партизаны! — кричат. — Лесные разбойники!
   В сарай согнали фашисты жителей. Сожгли всех людей в сарае. Подбежал солдат к отчему дому. Рухнул на пепел. Зарыдал, застонал солдат. Отлетел, выпал из рук гостинец. Затрепетала, забилась от ветра лента. Взвилась красным пламенем над землёй.
   Хатынь не одна. На белорусской земле фашисты много сожгли деревень, много Хатыней было.

МИШКА

   Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.
   Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.
   Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем — в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.
   В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.
   Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» — гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.
   — Бер! Бер! Медведь! — закричал кто-то.
   Верно — поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.
   Мишка шагал в героях.
   — Его бы к награде, — смеялись солдаты.
   Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!
   Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.
   Вырос Мишка. Совсем великан. Где ж солдатам во время войны возиться с такой громадой. Решили солдаты: в Киев придём — в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь — заслуженный ветеран и участник великой битвы.
   Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.
   С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.
   Беловежская пуща — рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.
   — Верно: под сосны его. Под ели.
   — Вот где ему раздолье.
   Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки. Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.
   — Прощай, Топтыгин!
   — Гуляй на воле!
   — Живи, заводи семейство!
   Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи. Носом запах лесной втянул.
   Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу.
   Смотрят солдаты вслед:
   — Будь счастлив, Михаил Михалыч! — И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв — мёртв, недвижим Топтыгин.
   Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили — много их в Беловежской пуще.
   Ушла война дальше на запад. Но долго ещё взрывались здесь, в Беловежской пуще, на минах и кабаны, и красавцы лоси, и великаны зубры.
   Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.

[Амина]

ДОЛОЖИТЬ!

   Граница, граница — черта священная. Ворота родной земли. Сколько мечтали о ней солдаты. Представляли в снах, в походах. И вот рядом совсем граница. Завершая операцию «Багратион», подходили солдаты к советской границе.
   Спорят солдаты, кто первый к границе выйдет. Чей фронт, дивизия, полк, чья рота. Каждый стремится быстрей к границе. И кто-то ведь будет первым.
   Представляют солдаты того, кто первым исполнит великий сыновний долг:
   — Будет плечистый!
   — Будет высокий!
   — Молод, как утро, будет!
   — Будут медали висеть на груди у героя!
   Движутся вперёд войска. Всё ближе граница, ближе. И вот впереди граница — священный рубеж страны.
   Устремились вперёд солдаты.
   — Ура! — победно гремит над полем.
   Считают бойцы последние метры. Вдруг видят — рядом бежит солдат. Всмотрелись бойцы — тот самый. Молод, плечист, высок. На груди две медали огнём сверкают.
   — Он, — пронеслось по рядам.
   — Он — молодой, тот самый!
   Несётся солдат вперёд, в атаке, в лихом порыве. Вот тридцать метров осталось, вот двадцать, двенадцать, пять.
   Шаг.
   Ещё шаг.
   Ещё шаг.
   Последний победный шаг!
   Вышел солдат к границе.
   Озарилось улыбкой лицо солдата. Машет рукой другим. Слышат солдаты кричит солдат:
   — Прошу доложить… Прошу доложить… Родине доложить…
   Всё громче слова, всё громче. Громом победным летят над полем:
   — Доложить!..
   — Доложить!..
   — Доложить!..
   — Родине доложить — вышел солдат к границе!
   Граница, граница — черта священная. Ворота родной земли.

ФАТАЛИСТЫ

   Это был необыкновенный марш — марш фашистов по улицам Москвы.
   17 июля 1944 года. Идут фашисты. Шагает за рядом ряд.
   Идут рядовые.
   Идут офицеры.
   Идут генералы.
   Солнце описало дугу по небу. А они всё идут и идут.
   Идут генералы. Мечтали они о Москве. Ещё в 1941 году дали фашистские генералы клятву вступить в Москву. Рухнули тогда мечты генеральские. Битыми были они под Москвой.
   — Ничего, ничего, — успокаивали генералы друг друга. — Мы фаталисты! (Фаталист — это тот, кто упрямо верит в свою судьбу.) Быть нам в Москве. Непременно быть.
   Наступило лето 1942 года. Снова успех на стороне фашистов. Подошли к Сталинграду, к берегу Волги.
   Торжествуют фашисты:
   — Вот он, великий час. Ещё нажим — и наш Сталинград. А за ним и Москва непременно наша.
   Не получился у них нажим. Зажали, пленили фашистов тогда у Волги.
   — Ничего, ничего, — успокаивают вновь друг друга фашистские генералы. — Мы — фаталисты! Мы — фаталисты! Быть нам с победой. Пройдём по Москве в колоннах.
   1943 год. Начали фашисты сражение под Курском.
   — Вот он, победы час! Вот он, конец России!
   И верно, грянул победы час. Только нашей, советской победы. Вновь разбиты в боях фашисты.
   Однако упрямы фашистские генералы. Снова твердят своё:
   — Мы — фаталисты! Мы — фаталисты!
   Оказались они фаталистами. Свершилось — о чём мечтали. Побывали они в Москве.
   1944 год. 17 июля. По улицам Москвы под конвоем советских солдат идут и идут фашисты. Много их — 57 с лишним тысяч. Это только те и только часть тех, кто был пленён советскими войсками во время операции «Багратион». Позорным шагом идут фашисты.
   Идут рядовые.
   Идут офицеры.
   Идут генералы.
   Идут час.
   Идут два.
   Идут три.
   Шагают, идут фаталисты. Торжествует кругом Москва.

ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

   Гюльчхара и Каюм, Разия и Назир — родные братья и сёстры. Большая у них семья, большая и дружная.
   Любят ребята слушать московское радио. Особенно вечером. Особенно в те дни, когда по радио передают сообщения о наших победах, а затем звучат салюты в честь воинов-победителей.
   Всё чаще теперь салюты. Гремел он и в тот вечер. В честь освободителей города Львова!
   — Львов освободили! Львов освободили! — закричали Гюльчхара и Каюм, Разия и Назир. Помчались быстрее к матери, к дедушке, к бабушке: — Взяли Львов!
   Радость в семействе у всех огромная. Под украинским городом Львовом отец Гюльчхары, Каюма, Разии и Назира сражался.
   — Ура! — дружно кричат ребята. Слушают радио. В честь отца ведь гремит салют.
   Отгремели, отпылали в Москве салюты. Стало московское небо снова обычным небом.
   И вдруг новый салют объявлен.
   — Даугавпилс освободили! Даугавпилс освободили! — кричат ребята.
   Снова в доме радость у всех огромная. Именно там, на берегах Даугавы, за свободу Советской Латвии сражался старший брат Гюльчхары и Каюма, Разии и Назира — отважный боец Хаким.
   — Ура! — несутся детские голоса. Слушают радио. В честь брата Хакима салют гремит.
   Отгремели, отпылали в выси над Москвой салюты.
   Только успокоились ребята. Радость едва пережили. Как вдруг! Что такое? По радио новый салют объявлен. Третий за этот день.
   — Станислав освободили! Станислав освободили! — кричат Гюльчхара и Каюм, Разия и Назир. Мчатся снова к матери, к бабушке, к дедушке: Станислав!
   Станислав — это областной город в Западной Украине. Сейчас этот город в честь украинского писателя Ивана Франко называется Ивано-Франковск.
   И снова радость у всех огромная. Под Станиславом в армии генерала Андрея Антоновича Гречко сражался родной дядя Гюльчхары и Каюма, Разии и Назира — храбрый танкист Рахмат.
   — Ура! — снова кричат ребята. Слушают радио. В честь дяди Рахмата салют над Москвой гремит.
   Отпылали, отгремели в Москве салюты.
   Расшумелись ребята. Заговорили о танках, о дяде:
   — Три салюта — вот это да!
   Успокоились дети. И вдруг снова слышат по радио голос: «Говорит Москва…» Притихли ребята, и вот новый салют объявлен. Четвёртый за этот день. Салют в честь освободителей города Шяуляя (Шяуляй — это город в Советской Литве).
   — Шяуляй освободили! Шяуляй освободили! — кричат ребята.
   И снова в доме радость у всех огромная. Под Шяуляем у Гюльчхары и Каюма, Разии и Назира сражалась родная тётя — отважная медсестра Зульфия.
   — Ура! — снова кричат ребята. Слушают радио. Гремит над Москвой салют. Это в честь тёти Зульфии гремит над Москвой салют.
   Смолкли салюты.
   — Вот это да! Четыре салюта! — сказали Гюльчхара и Каюм.
   — Четыре салюта. Вот это да! — Разия и Назир сказали.
   Не бывало такого — четыре салюта сразу.
   Счастливы дети. Отправились спать. Вот ведь день какой им сегодня выдался. Утомились Гюльчхара и Каюм, Разия и Назир. Легли. Глаза закрыли. В момент уснули.
   А утром узнали — был пятый ещё салют. Сожалели ребята, что этот салют проспали. Конечно, жалко. Не повторилось такого больше — чтобы в день и сразу бы пять салютов. Было это 27 июля 1944 года. Вот ведь какой сверхпобедный день.

[Амина]

ЖАЛО

   Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.
   Тут наступали сразу два наших фронта — 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее — 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.
   — Фёдор Иванович, — звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, как развивается наступление?
   — Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, — отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.
   Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.
   — Родион Яковлевич, — звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, — как развивается окружение?
   — Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, — отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: — Точно по плану, в точные сроки.
   И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.
   Довольны советские солдаты:
   — Снова капканом прихлопнут зверь.
   Пошли разговоры — не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.
   Однако солдат Игошин другого держался мнения:
   — Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане — волк.
   Смеются солдаты.
   — Так это было в какое время.
   — Нынче другая цена фашисту.
   — Фашист есть фашист, — опять о своём Игошин.
   Вот ведь характер вредный!
   Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.
   Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.
   — Ясно — идут сдаваться.
   Оживились солдаты, кричат фашистам:
   — Просим, просим. Давно пора.
   Повернулись солдаты к Игошину:
   — Ну чем же фашист твой страшен?
   Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты — вот ведь, идут сдаваться.
   Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь. Стали стрелять фашисты.
   Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.
   Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:
   — Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.
   Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл», нашим солдатам. Метались фашисты. Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно. Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.

ПОЛНЫЙ КАВАЛЕР

   Советские войска продвигались в Прибалтику. Три года находились Советская Латвия, Литва и Эстония под игом фашистов. Летом 1944 года началось освобождение Прибалтийских республик. Особенно упорные бои развернулись на территории Латвии при форсировании реки Айвиексте. Тут сражался и 130-й стрелковый корпус.
   Один из боёв разгорелся у селения Виэталва. Шла артиллерийская перестрелка. Советские пушки били точно. Снаряды взрывались прямо в фашистских окопах, громили фашистские батареи, накрывали фашистские танки.
   Передвинули фашисты танки и пушки, сменили позиции. Прошла минута, вторая. И снова здесь рвутся советские снаряды, снова точно ложатся в цель.
   Ясно фашистам: кто-то корректирует, то есть направляет, огонь советских артиллеристов. Видимо, где-то укрылся наблюдатель. Он и наводит огонь на цели.
   В селении Виэталва стояла церковь. Высоко в небо поднялась её колокольня. Церковь находилась на «ничейной» территории, как раз посередине между нашими и фашистскими окопами. К ней-то и пробрался незаметно старшина из 123-го гвардейского полка 43-й гвардейской латышской дивизии Ян Розе. Поднялся на колокольню. Хорошо с высоты, с колокольни, видно. Отсюда Розе по радио и подавал сигналы нашим артиллеристам.
   Заподозрили фашисты, что на колокольне находится советский корректировщик, открыли огонь по церкви.
   Сидят наши бойцы в окопах, следят за огнём фашистов.
   — Выкурят они его, — сказал кто-то из наших бойцов.
   — Ну это ещё посмотрим, — кто-то второй ответил. — Тут кто кого — это ещё вопрос. Нужно знать нашего Яна…
   И верно. Хитро поступал Розе. Начнут фашисты артиллерийский обстрел колокольни — спускается вниз с колокольни на землю. Закончат фашисты обстрел — вновь поднимается на колокольню.
   Снова обстрел — снова спешит на землю. Отстрелялись фашисты — опять там, на высоте, с передатчиком в руках Ян Розе. Пять дней длился бой под селением Виэталва. Пять дней и ночей не покидал свой пост отважный старшина.
   Отступили фашисты на пятый день.
   — Ну, кто кого выкурил? — пошли голоса.
   — Ян! Ян! — усмехались бойцы. — Ян Розе. Стрелки латышские.
   Многие бойцы 43-й гвардейской латышской дивизии были награждены орденами за бои у реки Айвиексте. Награждён был и Ян Розе. Орденом Славы. Не первый раз отличился в бою Ян Розе. Это был не первый, а третий его орден Славы. Три ордена Славы — предел. Больше у одного человека их не бывает. Орден Славы имеет три степени: третью, вторую и первую. Ян Розе был награждён орденами всех трёх степеней, то есть стал полным кавалером этого почётного солдатского ордена.
   Бои за Советскую Прибалтику длились до глубокой осени.



   22 сентября 1944 года Красное Знамя взвилось над столицей Советской Эстонии городом Таллином. 13 октября советские войска освободили столицу Советской Латвии город Ригу. А ещё раньше, 13 июля, во время операции «Багратион» был освобождён город Вильнюс — столица Советской Литовской Республики.
   Почти над всей территорией Советской Прибалтики теперь реяло Знамя свободы.

МОРЕ СПРАВА, ГОРЫ СЛЕВА

   Крайний советский Север. Кольский полуостров. Баренцево море. Полярный круг. И тут, за Полярным кругом, идут бои. Бьётся Карельский фронт.
   Если стать здесь лицом на запад — слева горы, справа море. Там дальше, за линией фронта, лежит государство Норвегия. Захватили фашисты страну Норвегию.
   В 1941 году фашисты ворвались в Советское Заполярье. Они пытались захватить город Мурманск — наш самый северный морской порт.
   Не пропустили фашистов к Мурманску наши войска. Мурманск не только самый северный порт, это незамерзающий порт на Севере. Круглый год, и летом и зимой, могут сюда приходить корабли. Через Мурманск морем поступали к нам важные военные грузы. Вот почему для фашистов так важен Мурманск. Рвались фашисты, но не прорвались. Удержали наши герои Мурманск. И вот теперь настало время и здесь разгромить фашистов.
   Места тут для боя на редкость сложные. Горы. Утёсы. Скалы. Море вечно стучит о берег. Ветер сбивает с ног. По горным обрывам и тропам разве только олень пройдёт.
   Стояла осень. Был октябрь месяц. Вот-вот — и наступит длинная полярная ночь.
   Готовясь к разгрому врагов на Севере, командующий Карельским фронтом генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков обратился в Ставку Верховного Главнокомандования в Москву с просьбой выделить для фронта тяжёлые танки КВ. Броня у них толстая, прочная, мощное вооружение. КВ — хорошие грозные танки. Однако к этому времени они устарели.
   Просит генерал Мерецков в Ставке КВ, а ему говорят:
   — Зачем же КВ. Мы вам выделим более совершенные.
   — Нет, прошу КВ, — говорит Мерецков.
   Удивились в Ставке:
   — Да зачем же КВ на Севере? Там во многих местах лишь олень пройдёт.
   — Где олень пройдёт, там пройдут и советские танки, — отвечает Мерецков. — Прошу КВ.
   — Ну что ж, смотрите — ведь вы же командующий!
   Получил фронт эти танки.
   Фашисты на Крайний Север не завозили танков.
   «Горы, утёсы, скалы. Где здесь возиться с тяжёлыми танками», рассуждали они.
   И вдруг появились советские танки, к тому же и КВ.
   — Танки?! — недоумевали фашисты. — КВ? Что такое! Как? Почему? Откуда?! Тут ведь только олень пройдёт!
   Двинулись на фашистов советские танки.
   7 октября 1944 года наступление советских войск на Крайнем Севере началось. Быстро прорвали наши войска фашистскую оборону. Прорвали, пошли вперёд.
   Конечно, не только танки здесь главную роль сыграли. Атака шла с суши. Атака шла с моря. Слева — пехота, справа действовал Северный фронт. С воздуха били советские лётчики. В общем ряду здесь сражались и моряки, и пехотинцы, и танкисты, и авиаторы. Общей была победа. Освобождён от фашистов Советский Север.
   Шагает, шагает, шагает время. Не в пользу фашистов часы считают. Боями за освобождение Советского Заполярья завершился год 1944-й — боевой и решающий. Приближался 1945-й — победный год.

[Амина]

РАССКАЗЫ О БЕРЛИНСКОМ СРАЖЕНИИ, ШТУРМЕ БЕРЛИНА И ПОЛНОЙ НАШЕЙ ПОБЕДЕ

МОСКВА. СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

   1 апреля 1945 года в Ставку Верховного Главнокомандующего были вызваны Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и И. С. Конев. Оба они командовали в то время фронтами, которые ближе других подошли к Берлину.
   Просторный кабинет. Большой зал. За столом члены Государственного Комитета Обороны и Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин.
   Посмотрел Сталин на Жукова, на Конева:
   — Садитесь, товарищи. Вопрос о Берлине.
   И тут же товарищ Сталин стал задавать маршалам вопрос за вопросом. В каком состоянии войска? Степень их готовности к большим сражениям? Сколько дней понадобится для их окончательной подготовки? Что нужно для успеха в боях за взятие Берлина? Когда можно начать Берлинскую операцию? В какие сроки закончить: можно ли за 12–15 дней? Как настроение самих командующих?
   — Ваше мнение, товарищ Конев? — спросил товарищ Сталин.
   — Войска 1-го Украинского фронта, — ответил Конев, он как раз командовал этим фронтом, — готовы в ближайшие дни произвести всю необходимую подготовку, готовы к штурму обороны противника на Берлинском направлении. В нужные сроки, товарищ Сталин, уложимся.
   — Ваше мнение, товарищ Жуков, — повернулся Сталин к маршалу Жукову.
   — К штурму готовы, товарищ Сталин, — ответил Жуков.
   На этом заседании маршалам Жукову и Коневу было поручено внести свои добавления и замечания к плану Берлинской операции и через день снова доложить Ставке.
   Прошёл день, и вот маршалы снова в кабинете у товарища Сталина.
   — Слушаю вас, товарищи.
   Доложили маршалы свои соображения. Ставка рассмотрела и утвердила план наступления на Берлин.
   Вот этот план.
   Прорыв фашистской обороны на Берлинском направлении осуществляют три фронта: 1-й Белорусский, им командует маршал Жуков, 1-й Украинский во главе с маршалом Коневым, 2-й Белорусский под командованием маршала Рокоссовского.
   Основной прорыв на Берлин производят войска маршала Жукова. Армии маршала Конева действуют южнее 1-го Белорусского фронта. Войска маршала Рокоссовского — севернее.
   — Ну как, всё ясно? — спросил у маршалов товарищ Сталин.
   — Всё ясно, товарищ Сталин, — ответили маршалы.
   — Вот и отлично. Вот и всё, товарищи. Желаю успехов, — сказал Верховный Главнокомандующий.

НОЧЬ. ТРИ ЧАСА ПО БЕРЛИНСКОМУ ВРЕМЕНИ

   16 апреля. Ночь. Три часа по берлинскому времени. Неожиданно мощный огненный шквал обрушился на фашистскую оборону. Это 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Жукова начал прорыв на Берлин.
   Укрылось, прижалось к земле всё живое. Молчит, не отвечает фашистская артиллерия. Да и где тут ответить, тут голову трудно поднять, рукой, ногой, даже пальцем и то шевельнуть опасно.
   Прижался вместе со всеми к земле и солдат Рушке. Лежит гадает.
   Что такое? Ночь. Три часа по берлинскому времени. И вдруг артиллерийский обстрел. Будет прорыв?! Но какой же прорыв ночью? Как идти в темноте в атаку? Как справятся танки? Они-то и днём почти ничего не видят. Как будет стрелять полевая артиллерия? А как в атаку пойдут солдаты? Как?
   Силится, но не в состоянии ничего понять Рушке. Может быть, русские так — попугать решили. Может, спутали просто время.
   Ничего не могут понять и другие. В недоумении генералы.
   А артиллерия бьёт и бьёт. Загадочное что-то затеяли русские.
   30 минут длился ураганный, испепеляющий всё огонь. Но вот так же неожиданно как он начался, так и оборвался огненный шквал. Замерло всё. Затихло. Тишина над позициями.
   Высунулись из-за своих укрытий уцелевшие фашистские солдаты. Высунулись офицеры. Высунулись генералы. Смотрят.
   Что случилось, поначалу никто не понял. В глаза фашистам вдруг ударили, брызнули, ослепили десятки невиданных солнц.
   Закрыли глаза фашисты. Что такое?! Снова открыли. Светло впереди, как днём. «Что такое?» — в недоумении Рушке. Свет шёл, жёг, пепелил глаза. Забегали страшные тени. «Что же случилось?» — гадает Рушке.
   Так и не понял солдат. Не узнал. Ударил в этот момент снаряд. Не осталось даже пятна от Рушке.
   Сообразили наконец фашисты — так это же прожекторы!
   Да, это были мощные советские прожекторы. На многие километры протянулись они вдоль линии фронта. И вот теперь, вспыхнув все разом, ночь превратили в день.
   Слепит неприятеля свет, бьёт фашистам в глаза.
   Помогает свет нашим войскам. Освещает дорогу танкистам, помогает артиллеристам, пехотинцам и всем другим.
   В растерянности фашисты. Да, не бывало ещё такого!
   Катится на них несокрушимо победный вал.
   А в воздух уже поднялись, уже гудят советские самолёты. Довершают они удар. Невиданной силы удар! Невиданной дерзости.

ДЫМЫ

   Прорывают войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова фашистский фронт.
   И в это время чуть южнее прорывают фашистскую оборону войска 1-го Украинского фронта, которым командует маршал Конев.
   Но если войска Жукова прорывали фронт ночью, ослепив фашистов светом прожекторов, то у маршала Конева всё обстоит иначе, и даже наоборот.
   Здесь линия фронта проходит по реке Нейсе. Чтобы прорвать гитлеровскую оборону, надо перейти Нейсу. Надо её форсировать. Реку в минуту не перейдёшь. Необходимо навести переправы, мосты. Дело это сложное, небыстрое. Незаметно для противника не создашь переправы. Поэтому не свет тут нужен, а нужна темнота.
   — Есть темнота, — доложили маршалу лётчики.
   — Есть темнота, — доложили инженерные части.
   Поднялись в небо советские самолёты. Вышли к берегу Нейсы инженерные роты. Поставили они над Нейсой дымовую завесу. Укрыли дымы и Нейсу и наш и неприятельский берег. Ясно фашистам — готовятся русские к наступлению. Но где, в каком месте? Когда?
   Фронт перед войсками маршала Конева широкий — 390 километров. Вот и гадай, в каком месте начнётся прорыв, где наводят мосты, куда подгоняют плоты и лодки.
   Заметались фашисты. В напряжении гитлеровские генералы. Разослали вдоль всего фронта посыльных. Торопят с донесениями.
   Звонят они на первый участок:
   — Что там у вас?
   Отвечают с участка:
   — Дым и дым кругом.
   Звонят на другой участок фронта:
   — Что там у вас? Как противник? Что видно?
   — Ничего не видно. Кругом дымы.
   Соединяются с третьим участком:
   — Как обстановка? Как ведут себя русские? Доложите, что видите.
   — Видим дымы.
   — Дымы, — доложили с четвёртого участка.
   — Дымы, — доложили с пятого.
   «Дымы, дымы, дымы…» — идут сообщения с шестого, седьмого… десятого.
   Погода тихая, безветренная. Воздух почти не движется. Дым не колышется. Висят над Нейсой дымы, укрывают советские части.
   Мечутся фашистские генералы, гадают, в каком же месте советские войска начнут атаку, где наводят они переправы, откуда ждать появления русских. Где сосредоточить главные силы. Будь вы прокляты, эти дымы!
   Подготовились советские части к прорыву. Но прежде и здесь началась мощная артиллерийская атака. Час сорок минут стреляли, не умолкая, пушки. Затем войска бросились форсировать Нейсу. Затем снова сорок пять минут содрогалась земля от выстрелов. Это была помощь тем, кто уже переправился на западный берег Нейсы.
   Помогли дымы. Только в месте главного прорыва наши войска навели 133 переправы.
   Рванулись советские войска вперёд. У фашистов было три полосы обороны.
   Не устояла первая полоса — рухнула.
   Не устояла вторая полоса обороны — пала.
   Прорвали войска маршала Конева третью оборонительную полосу.
   Позади фашистская оборона. Проплывают дымы над Нейсой.

[Амина]

ПОД ШТЕТТИНОМ

   Войска маршала Рокоссовского — 2-й Белорусский фронт — не должны были идти на Берлин. Они лишь помогали армиям Жукова, прикрывали их правый фланг. Главная задача Рокоссовского — нанести удар по фашистам севернее Берлина и идти дальше на запад навстречу наступающим с запада американцам и англичанам.
   У каждого из советских маршалов был свой план наступления. Маршал Жуков начал прорыв ночью, ослепив противника светом прожекторов. Маршал Конев, наоборот, приказал поставить дымовую завесу.
   Был свой план и у маршала Рокоссовского. Стал он сосредоточивать войска у города Штеттина. Движутся сюда дивизии.
   Зорко следят за тем, что делается в наших войсках, фашисты. Ведут разведку.
   Идут к Штеттину колонны советских войск. Видят — в небе появился фашистский самолёт-разведчик. Хороший разведчик у фашистов. И с виду он необычный — два фюзеляжа у самолета. Когда смотришь с земли, кажется, летит в воздухе рама. «Рама» — так и называли фашистский самолёт-разведчик наши бойцы.
   Закружила над советскими войсками «рама». Высматривает, засекает, куда движутся войска, фотографирует.
   — Что же нет истребителей? — заволновались солдаты.
   Но вот появились в небе три советских истребителя. Довольны солдаты. Попалась «рама». Будут щепки сейчас от «рамы». Но что такое? Проходят истребители мимо.
   — Эх вы, слепые, горе-соколы! — кричат солдаты. — Да вот же она, вот же, левее от вас!
   Не видят «раму» советские истребители. Прошли стороной, скрылись за горизонтом.
   Двигалась вместе с советскими войсками зенитная установка. Развернули солдаты пушку, решили сами покончить с «рамой». Только развернули, только прицелились, подъехал генерал.
   — Отставить! — скомандовал генерал.
   Поражаются зенитчики и солдаты.
   Вскоре появилась вторая «рама». Вновь приготовили зенитчики пушку, и снова команда:
   — Отставить!
   «Что такое?» — разводят руками солдаты.
   Докладывают фашистские разведчики гитлеровским генералам:
   — К Штеттину движутся советские войска.
   Хорошо действуют фашистские разведчики. Не только докладывают, что движутся советские войска, но и уточняют, сколько их и какие части идут:
   — Три танковых корпуса.
   — Две общевойсковые армии.
   — Очень много переправочных средств. (Рядом со Штеттином протекает широкая река Одер.)
   Всё ясно фашистским генералам. Вот где маршал Рокоссовский начнёт прорыв — тут на Одере, возле Штеттина.
   Собрали фашистские генералы поспешно с других участков фронта сюда войска. Приготовились. Ждут удара маршала Рокоссовского.
   И Рокоссовский ударил. Только не тут. Не у Штеттина. А намного южнее Штеттина, там, где вовсе его не ждали.
   Движение же войск под Штеттин — это был всего-навсего обманный манёвр.
   Прорвали войска 2-го Белорусского фронта оборону фашистов. Стремительным шагом пошли вперёд.

ЗЕЕЛОВСКИЕ ВЫСОТЫ

   Прошли при свете мощных советских прожекторов войска маршала Жукова первую оборонительную полосу противника. Поднялись перед ними Зееловские высоты.
   Зееловские высоты — укреплённый район на пути к Берлину. Местность здесь возвышенная, всхолмлённая, удобная для обороны. С той стороны, откуда наступают советские войска, у высот крутые скаты. Они изрезаны траншеями и окопами. Перед ними глубокий противотанковый ров. Кругом минные поля и огневые точки противника. Зееловские высоты — вторая полоса гитлеровской обороны.
   Бросилась советская пехота на штурм высот. Не осилила обороны противника. Рванулись в атаку танки. Не смогли прорваться на новый рубеж. Целый день до глубокой ночи и даже ночью атаковали советские части Зееловские высоты. Крепко их держат враги. Безуспешны наши атаки. День не принёс удачи. Не сломила фашистов ночь.
   «Замком Берлина» назвали фашисты Зееловские высоты. Крепко держат здесь оборону. Понимают — тут, на этих высотах, решается судьба Берлина.
   Атакуют советские части фашистов. В разгар сражения над атакующими войсками появился советский самолёт. Самолёт как самолёт. Не обратили бы солдаты на него особого внимания. Только вдруг стал самолёт кружить над нашими частями. Покружил, покружил, помахал крылом, затем от него что-то отделилось. Тут же раскрылся парашют. Видят солдаты — что-то спускается. Что — не поймёшь. Ясно одно — не человек.
   Спустился парашют ниже. Видят солдаты: на стропах — ключ.
   Ключ огромный, старинный. Опустился парашют на землю. Подбежали солдаты. Видят, к ключу прикреплена дощечка. На дощечке слова написаны. Читают солдаты: «Гвардейцы-друзья, к победе — вперёд! Шлём вам ключ от берлинских ворот!»
   — Вот это да!
   — Эко ж придумали!
   Толпятся солдаты вокруг ключа, каждому глянуть хочется.
   Оказалось, что этот ключ сделали и послали своим друзьям-пехотинцам советские лётчики.
   Ключ был точь-в-точь такой, каким овладели русские войска в 1760 году, когда они уже однажды брали город Берлин.
   Понравилась солдатам выдумка лётчиков. Поняли пехотинцы намёк авиаторов.
   — Ну, если есть ключ, разомкнём и замок!
   Действительно, на следующий день советские войска овладели Зееловскими высотами.
   А ещё через день армии маршала Жукова прорвали третью, последнюю оборонительную полосу фашистов.
   Впереди за лесами лежал Берлин.
   Берлин был рядом. Тем злее фашисты вели бои.

«ОХРАНА ФЮРЕРА»

   Прорвав оборону фашистов на реке Нейсе, войска маршала Конева начали сокрушительный марш на Берлин. Вперёд рвались танки.
   «До Берлина 100 километров», — читали советские танкисты путевые указатели утром.
   — Осталось 75, - говорили они днём.
   Затем замелькало: 60, 55, 50…
   И вдруг танки неожиданно свернули на юг от Берлина. У танкистов словно что-то внутри оборвалось: «Неужели обойдём стороной?»
   — Да, обойдём, — понимают танкисты.
   Отходят танки от Берлина всё дальше и дальше.
   — Не повезло!
   До вечера, до темноты отходили танки.
   — Э-эх, прощай Берлин!
   И вдруг!
   — Стой! Поворот на север, — прошла команда.
   Оказалось, что отход танков на юг от Берлина был всего лишь военный манёвр. Нужно было обмануть фашистов, заставить их думать, что танки движутся совсем в другом направлении. Так и решили фашисты.
   В темноте, с потушенными огнями танки развернулись на север.
   Как вихрь понеслись они вперёд, туда, где за дальними перелесками и набухшими от весенней воды ручьями находился фашистский Берлин.
   Ушли вперёд танковые армии, а в тылу у советских войск под городом Шпрембергом ещё оставались фашисты. Они нажимали на правый фланг войск маршала Конева, были хорошо вооружены и представляли большую угрозу. Здесь в числе других против нас сражалась и танковая дивизия «Охрана фюрера».
   Дивизия «Охрана фюрера» была одной из лучших в фашистской Германии. Уже встречались войска маршала Конева с этой дивизией. Было это в первый день прорыва фашистской обороны на реке Нейсе. Немало тогда хлопот доставила нашим войскам эта дивизия.
   И вот новая встреча.
   Фашистов надо было окружить и уничтожить. И снова в боях солдаты. Сражаются, а сами: «Как там „Охрана фюрера“?»
   Бьются солдаты: «Как там „Охрана фюрера“?»
   Добились наши войска успеха. Окружили они фашистов. Окружили, зажали в стальное кольцо. Не уйти из кольца фашистам.
   Командовал разгромом фашистской группировки генерал Лебеденко.
   — Ну, как «Охрана фюрера»? — поинтересовался после сражения маршал Конев.
   — Уничтожена, товарищ маршал! — отрапортовал Лебеденко.
   — Ну что ж, — сказал Конев, — раз уничтожена охрана фюрера, значит, дело теперь за самим фюрером.