КУЗНЕЦ И ЛЕСНОЙ СТРАХПлакала, плакала горе-мать, сама сгубившая дочку... к кому идти за подмогой? Добрые Люди опять надоумили: к кузнецу Кию. У него, дескать, работник служил, Банника драчливого не побоялся. А коли работник таков, каков сам-то хозяин? Неужели Лешего не осилит?
И баба-гулена взялась, хоть поздно, за ум. Решилась дочку вернуть. Помолилась Солнцу небесному, увязала в беленький узелок перстни-жуковинья и самоцветные бусы - и к Кию со всех ног:
- Возьми, кузнец, серебро, возьми золото, возьми дорогие каменья, только пособи дитя домой воротить! Твой батюшка Лешего знает...
- Это в другом лесу Леший, - покачал головой Кий. - Ладно, попробую тебе помочь, не знаю только, получится ли. Ты камни-то спрячь...
Стал он снаряжаться. Взял рогатину на крепком ясеневом древке, с серебряной насечкой у жала, взял охотничий нож - вместе с Перуном они его выковали, когда расставались. И еще оберег - громовое колесо о шести спицах-лучах, сработанное из светлого серебра. Кий надел его на плетеный шнурок и спрятал за пазуху. Велел женщине сказывать, по которой тропе убежала пропавшая девочка... горе-мать залилась слезами, но сумела объяснить внятно. Выслушал ее Кий и отправился в лес. По дороге сорвал гроздь спелой калины, понес с собою. Улыбнулся любопытному горностаюшке, прыгнувшему на тропу.
Долго ли шел, коротко ли... Вела его тропа верховым бором-беломошником, каменными холмами, откуда было далеко видно кругом: густые кудри вершин и стволы в жарких медных кольчугах, тихие лесные озера и радуги, дрожащие над перекатами. Красные гранитные скалы и само далекое море в зеленом кружеве островов, безмятежное к исходу теплого дня...
Потом отступили холмы, и места сразу сделались глуше: зачавкало под ногами, встали по сторонам безмолвные черные ели. По макушкам еще скользили солнечные лучи, но впереди, над тропой, начал собираться вечерний туман. Невольно подумалось Кию - сюда, на самое лесное дно, Даждьбог-Солнышко если когда и заглядывал, то разве что в полдень. Вспомнил Кий светлого Сварожича, Подателя Благ... и вовремя спохватился: тропа-то где? Оказалось, уже соступил, уже начал кто-то с толку сбивать. Еле-еле вернулся Кий на тропу, и, что таить, сделалось ему жутковато. Ну да не с полдороги же поворачивать.
- А невеселые тут места, - сказал он громко вслух. - Небось, прежний Леший не так и досадовал, что проиграл!
Метнулась из чащи сова, чуть не задела крылом...
Как раз к темноте вышел Кий на поляну, где разделялась тропа: направо пойдешь - в топь попадешь, налево пойдешь - из болота не выберешься. Здесь Кий остановился. Набрал сухого валежника, высек Огонь, давай костер возгнетать. Устроился же он на самой росстани - там, где расходились две тропки. А просить позволения у Лесного Хозяина и не подумал. Рассудил так: осердится - верней припожалует. Повечерял салом да хлебом, пожевал на заедку кислый леваш из сушеной тертой черники - и лег, завернувшись в теплый меховой плащ, но глаз не сомкнул. Стал Лешего ждать.
Всем ведомо, как гневается Леший, когда в его владениях укладываются спать на тропе. А уж на росстани, да не спросясь!.. Вот приблизилась черная полночь, безвременье, когда сменяются сутки, и вдруг безо всякого ветра зарокотали, жутким стоном застонали лесные вершины... лихой мороз пробежал у кузнеца по спине, только он и виду не подал. Лежал себе, где лежал, не шелохнулся. Понял: Лесной Хозяин недалеко, пугать начинает, сейчас придет с места сгонять.
...Потом померещилось, будто кто зашагал тяжелым великанским шагом по лесу, ближе и ближе, кто-то выше самых высоких деревьев, с шумом и треском, ни дать ни взять вековые стволы переламывая, как сухие лучинки! Бежать впору без оглядки - но и в этот раз молодой кузнец не двинулся с места, только на другой бок повернулся. И не дошел до него великан, утих шум и треск - но тотчас долетел бешеный топот разлетевшейся тройки, неистовый перезвон колокольцев: откуда бы взяться коням на узенькой тропке, в непроглядной лесной темноте?.. А все одно - мчится, храпит, вот сейчас копытами в землю вобьет...
Тут уж Кий схватился одной рукой за железный наконечник копья, а другой нашарил за пазухой оберег - громовое колесо, стиснул вспотевшей ладонью. Да кто бы не напугался!.. Все ближе топот, все ближе взбесившиеся колокольцы... и вдруг минуло - только холодный ветер прошелестел над поляной, взъерошил кузнецу русые кудри. Далеко был в ту пору Перун, а все ж помогло серебряное колесо, дало силу выстоять против третьего страха. Стал Кий дальше ждать, терпеливо приманивать Лешего, точно зверя к ловушке. И приманил. Скоро услыхал в лесной тишине, как подкрался к нему кто-то сзади и - раз! - пнул в спину ногой, да тут же и отскочил. И ворчливо сказал человеческим голосом из кустов:
- Ты что не спросясь на моей дороге разлегся? Уйди!
Не поднялся Кий, лишь отмахнулся, точно от комара. Снова подкрался Леший и пнул его:
- Уйди с тропки, невежа, тебе говорю! Не то разума лишу, совсем погублю!
Но Кий знал - Леший может разум отнять только у того, кто как следует испугается. И ведь дождался, чтобы Леший в третий раз к нему подошел и показался в отблеске углей. И тут-то вскинулся молодой кузнец, обхватил его поперек, подмял под себя:
- Ты, шишка еловая, у матери девчонку увел?
Забился, затрепыхался Леший в его крепких руках, хотел вырваться, хотел страшным голосом закричать, но и того не возмог - сел Кий на него верхом, показал серебряный оберег, пригрозил веткой красной калины:
- Где девчонка? Веди, а то знаешь что над тобой учиню!
Понял Леший - устами этого пропахшего дымной кузницей паренька вещал ему сам Бог Грозы, властный выпустить Огонь в его лес, а самого облечь звериной шкурой да так и оставить. И присмирел Хозяин Лесной, съежился, горько заплакал:
- Да не со зла ведь... один я, избенку и то некому подмести... а мать, слышу, отказывается, решил - не нужна...
- Ладно, веди, - нахмурился Кий. - Отдашь без проказ, может, помилую. Он уже разглядел, что в этом заболоченном, заморенном лесу-ернишнике и сам Леший был никудышний: седой, сгорбленный, в одной рубахе оборванной, в поршнях дырявых.
- Это ты, что ли, - спросил Кий, - у Железных Гор доселе жил?
- Жил, батюшка, - закивал Леший. - Так разве там жизнь? Вовсе дерева расти перестали, один мох... А что за лес был! Сосны до неба, куда здешним! Голубика была - во, с кулак! А малина! А земляника!..
- А что же вы, пришлые, - молвил Кий, - борового-то Лешего обидели? Скрутили да бросили. Не по Правде живете!
- Обидели, кормилец, обидели, - покаялся Леший. - Это мы с дружком, тоже беглым, хмельного меду опились... да как уж тут не напиться?
Поневоле жаль его сделалось Кию. И в который раз подумал кузнец: а ведь грянет несчастье с этих Железных Гор, несчастье, какого старейшие старики не знавали. Теперь уже, сказывали, прилетал невиданный Змей - там корову порвет, там за девкой погонится, там ручей или реку заляжет, ни пройти без выкупа, ни проехать... Быть беде, что и Леший разбойный братом покажется!
Так думал Кий, а руки с оберега между тем не снимал. И покорно привел его старик-лесовик в самую крепь, в заросшее глухое урочище. Дунул, свистнул, топнул ногой - и обнаружилась покосившаяся избушка, приподнятая на угловых пнях, точно на птичьих ногах.
- Поправить бы избу, развалится, - посоветовал Кий. Леший только носом зашмыгал:
- Кто же мне ее поправит? И кого ради трудиться-то? Вот внучку вроде завел, и ту отбираешь...
Вошли они в избу. Поглядел Кий - так и есть, сидит девочка, шьет что-то старательно, а вместо светца с лучинами яркая гнилушка мерцает. Увидела девочка Лешего, обрадовалась:
- Здравствуй, дедушка! А я твою свиту зашила! - и на Кия: - А ты кто? Фу, от тебя дымом пахнет...
Понял кузнец - уже облесела девочка, еще чуть, совсем лисункой станет, маленьким лешачонком. Он сказал ей:
- Пойдем-ка домой! Тебя мать ищет, зовет!
- Не пойду, - отмолвила девочка и губы надула: - Мне у дедушки хорошо, он меня белым хлебушком кормит, пряниками... вот!
Протянула ручонку, а вместо хлеба и пряников мох да сухой березовый гриб... Тут Леший вступился:
- Видишь, сама не хочет. Пускай у меня останется!
И уж протянул корявую лапу - по головке погладить. Только молодой кузнец чуть раньше успел: выхватил за плетеный шнурок серебряное колесо, громовый оберег. И как подменили девчонку! Завизжала, за Кия спряталась:
- Дяденька!.. Пойдем к маме скорее! Домой!..
Хотя по летам какой он ей дяденька - так, братец старший, едва бородку завел.
- Не серчай, дед, - сказал Кий. - Люди к Людям, а Лешие к Лешим, негоже иначе.
Взял девочку на руки, завернул в теплый плащ, выглянул в двери: утро уж близко. А старый Леший сел на подгнившую лавку и горько загоревал:
- Опять я один...
На рубахе его были заплаты, положенные детской рукой, старательной, но неумелой.
- Ты вот что, дед... - молвил Кий поразмыслив. - Боровой Леший отцу сказывал... В березняках за рекой лешачиха, слышь, овдовела, лешачата малые осиротели...
- Правда?.. - вскинулся Леший. - А где, скажи, те березняки за рекой?..
На том распростились. А чтобы Кий не плутал с девочкой на руках, Леший скатал из мха и травы зеленый клубочек, пошептал над ним, кинул под ноги кузнецу. Запрыгал клубочек и побежал прямохожим путем через лесные чащобы, вывел Кия к знакомым местам, на край опушки, тут и рассыпался. Вот выплыл в небо светлый Даждьбог, и разом запели в деревне все петухи, а встречь кузнецу побежала заплаканная женщина:
- Дитятко!..
Подумалось Кию - вправду что ли схватилась баба за ум. Он так и не взял драгоценного узелка:
- Прибереги, дочке сгодится, как подрастет.
