Глава 3
Жажда неистовствовала. Во рту пересохло. Он сделал большой глоток. Прохладная, горьковатая жидкость устремилась в желудок, охлаждая язык, нёбо и стенки пищевода. Её вкуса он совсем не почувствовал. Достигнув желудка, жидкость заставила тело передёрнуться, а изо рта испустить громкую отрыжку. Он невольно огляделся, но никто не обратил на это внимание и тогда, отпив из кружки ещё один глоток, ощутил, что пиво сильно разбавлено. Недовольно глянув на бармена, он неприязненно закурил. Вчера, несмотря на строжайший запрет своего шефа, он вдребезги напился и устроил дебош в «Кристалле». «А всё почему(?), а потому что эта стерва Нинка его бросила, – успокаивал он себя, – Он ей, видите ли, не пара». «Какой-то там бесперспективный коммерческий агент какого-то там неприметного МП. «А у неё папа начальник МРЭО ГАИ, и учится она заочно в платном вузе на юридическом, – продолжало вертеться в его воспалённом мозгу, – Знала бы она, какими делами он заправляет, по-другому бы заговорила(!), а то ещё совсем недавно в ресторане отдыхать, да подарочки дорогие от него принимать можно было, а теперь какой-то там бесперспективный». Так размышляя, он механически делал одну затяжку за другой, а думать надо было совсем не об этом – вчера в запале он наболтал чего-то лишнего. Ей, Нинке, что – дура (!), ничего не понимает, а в зале Гешиного ресторана, где всё и произошло, его хорошо слышали и могли сделать соответствующие выводы. И это перед сегодняшней решающей встречей и таким ответственным делом. Как бы предугадав ход событий, он и назначил её в этом неприметном месте. Пивная, где он сидел, находилась в полуподвальном помещении цокольного этажа центрального городского рынка. Из-за близости грунтовых вод к фундаменту здесь было сыро и пахло затхлостью. Почерневшие давно небелёные стены были влажными и липкими от слизи, низкий потолок и тусклый свет двух мутных лампочек усиливали впечатление «человеческого дна». Столики стояли беспорядочно. Несмотря на ранний час, почти все они были заняты. Казалось, что здесь собрался весь сброд этого маленького городка. Запах гнили смешивался с запахом прокисшего пива, сивушного перегара завсегдатаев пивной и едким дымом дешевенького курева. На неметеном полу среди подозрительных чёрных луж валялись растоптанные окурки, бутылочные пробки, бумажки и рыбья чешуя. Посетители гомонили под аккомпанемент издающего невнятные звуки магнитофона. У входа, прислонившись спиной к стене, на полу дремало какое-то сгорбленное без различий пола и возраста существо в лохмотьях, от которого зловонно смердило, но это никому не мешало. Все потягивали дешевое разбавленное пивко из замусоленных кружек и самозабвенно сквернословили. Тут в дверях «заведения» появился новый посетитель, одетый достаточно элегантно, но внешне совершенно неприметно. Оглядевшись, он направился в дальний угол к одиноко сидевшему перед недопитой кружкой парню. Усевшись напротив него, посетитель ещё раз огляделся и презрительно сплюнул прямо на пол.
– Не мог лучше места найти? – спросил он, не здороваясь.
– А лучше и не найти, считай что мы здесь одни. Пиво будешь? – спросил ожидавший его. Тот отрицательно покачал головой.
– Ну, хорошо. Тогда к делу. Через…
Но он не договорил, потому что в дверях пивной показались два милиционера; первый – высокий и худощавый лейтенант, с папкой под мышкой, второй – старшина, низкорослый и рыжеватый. Мимоходом глянув на сидевшее на полу существо, они стали пробираться к стойке. Бармен – розовощёкий, рыхлый парень лет тридцати, одетый в когда-то белый халат поверх засаленного турецкого свитера и стоявший до того безучастно глядя в никуда мутным взглядом, теперь угодливо засуетился, вытирая грязным полотенцем залитую пивом стойку.
– Господин начальник, рад видеть Вас! Доброе утро, господин начальник! Пиво будете? – обратился он к высокому. – Сейчас свеженького принесу…
– Но, но! Мы на службе! Не очень-то мне тут… Когда порядок наведёшь, а… что это такое? – и он указал на сидящего у стены. – День только начался, а у него уже… Смотри мне… закрою лавочку!
– Что Вы, шеф, что Вы! Сейчас всё сделаю! – обеспокоенно пробормотал бармен. – Эй, вы там! – крикнул он двоим мужикам, завсегдатаям пивной, сидевшим за ближайшим столиком. – А ну-ка, вытряхните это чмо на улицу!
Они с неохотой поднялись и, подхватив под руки и выволочив за дверь существо, потащили его к лестнице. Тот, очнувшись и пытаясь вырваться, разразился нечленораздельными звуками. Высокий милиционер, проводив процессию взглядом, внимательно осмотрел посетителей. Наши собеседники невольно отвернулись, но лейтенант, не обнаружив ничего интересного, сказал напарнику: «Ну, что, пошли дальше». Тот кивнул в ответ.
– Заходите ещё, – подобострастно промямлил бармен.
– Ещё чего! В твой гадюшник только на минуту и зайдёшь, а потом неделю от одежды воняет, как будто в дерьмо вляпался.
Бармен заискивающе заулыбался. Милиционеры вышли, а двое за дальним столиком продолжили прерванный разговор.
– А говорил «считай, что одни», – сказал элегантно одетый.
– Кто мог знать. А тебе что такого, сделал дело и был таков.
– Ладно, давай ближе к делу.
– Через пару дней, вечером, интересующий меня объект будет по известному тебе адресу. Марку и номер машины знаешь. Самое время… Темнеет рано, на улицах ни души.
– Ясно. Аванс принёс? – спросил элегантно одетый.
– Угу, как и договаривались. А ты гарантируешь?
– Фирма за базар отвечает!
Тогда ожидавший незаметно достал из кармана куртки небольшой пакет и под столом передал элегантно одетому. Тот оценивающе взвесил его в руке и быстро спрятал в карман кожаного пальто…
# # #
Карена весь день мучила жажда. Вечером он заехал к Ашоту домой переговорить. Свою ауди он оставил в середине двора под единственным горевшим фонарём. Год заканчивался. Нужно было подбить бабки. Ашот Паганян ведал сбытом готовой продукции на нефтемаслозаводе, хотя официально работал директором малого предприятия по изготовлению металлической бочкотары и канистр. Жил он в новом микрорайоне ближе к окраине города на восьмом этаже двенадцатиэтажного дома, составляющего вместе с пятью другими такими же домами-близнецами п-образный сегмент, внутри которого был двор. Квартира его была сочленена с такой же квартирой и в целом насчитывала шесть комнат. В ней было тепло и уютно. Погода на улице не радовала; дул холодный пронзительный ветер, гнал рваные облака, сквозь разрывы в которых проглядывал лик полной луны. Конец декабря был дождлив, дороги развезло. Повсеместно были лужи и грязь. Партнёры обсуждали дела за чаем. Выпили уже по три стакана. Но жажда Карена всё не отпускала.
– Никак не могу напиться! Вроде ничего крепкого не пил ни вчера, ни сегодня,… – пожаловался Карен. – Видно не к добру!
– Ну, что, ты такое говоришь, дорогой! Почему не к добру?! Тоже, скажешь! Всё к добру!
– Ладно! Что у нас с поставками в Познань?
– Вчера отправил два «КамАЗа» с прицепами. Полные под завязку. Сегодня деньги пришли – аванс! Е́жи слово держит. Остальное обещал обратным рейсом товаром прислать.
– А таможня как? Проблем не будет?!
– У меня с этим проблем не бывает, – хвастливо заявил Ашот.
– Хорошо.
– Ну что, давай ещё по стаканчику?…
– Давай.
Он позвал из кухни жену и потребовал принести чаю и чего-нибудь к нему. Она уже в который раз принесла на подносе чайник, стаканы и тарелочку с нарезанным сыром. За четвёртым стаканом они поговорили о делах ещё немного. Всё складывалось как нельзя лучше. В конце разговора, отпивая чая из стакана, Ашот спросил:
– А что там Геша с какой-то ассоциацией носится, ты не знаешь? Что ему и так денег мало, власти хочет?
– Нет, я ещё с ним не говорил об этом. Но думаю, правильно делает. Широко смотрит! Хватит уже таиться, пора выходить на широкую дорогу. Молодец!
Через полчаса Карен стал прощаться.
– Посиди ещё немного, дорогой, в нарды сыграем, чайку попьём – стал уго¬варивать его Ашот. – Так редко видимся! Всё дела, да дела, будь они неладны! Совсем друзей забывать стали…
– Почему забывать? Поздно уже, твоим детям в школу завтра идти.
– За детей не переживай – они спят давно.
У Ашота их было четверо: три дочери, старшая – заканчивала школу, и младший сын, которого он очень любил – учился в первом классе.
– Ну ладно, а что жена скажет?
– Да ничего не скажет. Только обрадуется, – ответил Ашот.
Они снова вернулись в гостиную и сели в кресла. Мягкий свет заливал довольно обширное помещение. Пол был покрыт толстым и мягким ковром. Плотные шторы занавешивали окно. Мебели было немного. Ашот взял из шкафа нарды и положил на прозрачную, сделанную из стекла, столешницу журнального столика с витыми изогнутыми ножками в форме лап какого-то мифического животного. Рядом поставил пепельницу и достал пачку американских сигарет.
– Кури, дорогой, – предложил он, а потом сказал жене, чтобы та принесла чаю и чего-нибудь сладкого. Через минуту она тихо вкатила в гостиную маленький столик на колёсиках, где стояли хрустальные стаканы с расширенным верхом, сахарница, чайник с чаем и тарелочки с вареньем, шербетом, изюмом, курагой, инжиром и финиками. Карен закурил, выпуская струйку дыма. Ашот расставил шашки на доске.
– А может по рюмашке, дорогой? – предложил он.
– Нет, что ты, я же за рулём… Спасибо, дорогой, в другой раз.
И Карен, отхлебнув чаю, взял несколько изюмин. Потом они бросили кости – кому первым ходить, выпало гостю. Сыграли первую партию. Выиграв, Карен собрался было уже встать, но Ашот снова расставил шашки на доске и подал ему «кости». Не успели сделать первого хода новой партии, когда всю округу сотряс страшный грохот. В соседних комнатах, которые выходили во двор, зазвенели разбитые стёкла, двери распахнулись. Через мгновенье в наступившей тишине заплакали дети, запричитали женщины. Стало холодно…
# # #
Посередине двора пылал огромный костёр. Языки пламени жадно лизали кузов перевернутой машины. Они отражались в блестящих поверхностях стен двенадцатиэтажек, сгрудившихся вокруг. Ветер разносил запах горелой резины, бензина и ещё чего-то кисловатого. Только пару минут назад это была сверкающая Ауди-100, а теперь остался только изуродованный остов с торчащими во все стороны рваными лохмотьями металла. Постепенно вокруг начали собираться наспех одетые люди; зеваки спешили посмотреть на место происшествия. Несмотря на поздний час в толпе было много детей. Они лезли прямо к самому огню. Взрослые их останавливали, но сладить до конца не могли. В основном это были жильцы ближайших домов, чьи окна, выходящие в узкий прямоугольник двора, были выбиты взрывной волной. Большинство из них были в шоке; кто-то истерически смеялся, кто-то, в основном женщины, всхлипывал. Слышались возгласы, раздавались разные реплики. Тут же объявились какие-то свидетели. Стоял невообразимый гам. Раздвинув толпу плечами, из ближайшего подъ-езда к пожарищу прорвался ошалелый от случившегося Карен, следом за ним поспешал Ашот. Карен расширенными глазами посмотрел на пламя, пожирающее остатки автомобиля. На его лице плясали страшные тени. Но вдруг он, словно что-то почувствовав, обернулся и инстинктивно отпрянул вправо – мимо левого уха, со свистом разрезая воздух, что-то коротко просвистело и ударило в догорающий металлический остов. В неутихающем шуме голосов выстрела никто не услышал. Карен, словно ничего не видя перед собой, пригибаясь и увлекая Ашота, опрометью бросился обратно к подъезду дома. Ничего не понимающий Ашот последовал за ним. Только когда, несмотря на солидный возраст, они проворно вбежали на площадку между первым и вторым этажами, Карен остановился и перевёл дух. Грузному Ашоту эта неожиданная пробежка далась нелегко. Он тяжело дышал. Карен резко подтолкнул его и, прижав к стене подальше от окна, встал рядом. Так они простояли молча некоторое время. Через несколько минут он отпустил Ашота.
– Слушай, дорогой, что случилось? Ничего не пойму? Кто это мог сделать? И зачем мы побежали, Карен? – всё ещё задыхаясь, проговорил он. – Я уже не мальчик, чтобы так бегать!
– Тихо, – резко ответил Карен и осторожно выглянул в окно. В подъезде было темно, поэтому даже сквозь грязное заплёванное стекло освещенный пламенем пожара двор был хорошо виден. Люди, сгрудившиеся вокруг машины, вели себя всё также.
– Понимаешь,.. я ничего понять не могу! Только что в меня стреляли! И с машиной что сделали!? Если бы я, понимаешь, не остался у тебя, мне бы каюк был! Ты, это понимаешь?!
– Понимаю, дорогой, только ничего не понимаю! – испуганно пролепетал Ашот.
– Только молчи об этом, понял? Разговоры и так в городе будут! Мы должны сами во всём разобраться!
Ашот согласно кивнул в ответ. Тем временем с улицы раздались звуки сирены, и сбоку в окне появились мигающие синие отсветы. Приехала милиция. Из двух уазиков выскочили вооруженные автоматами и одетые в бронежилеты блюстители порядка. Собравшихся жильцов бесцеремонно оттеснили подальше, место происшествия плотно оцепили…
# # #
– Проходите, проходите, располагайтесь. Места хватит! – говорил Геша, пропуская в дом Карена и Ашота с женой и детьми, – Хорошо, что позвонили мне и приехали. Мой дом для тебя открыт в любое время. Ты, Ашот, не беспокойся, Ладо на квартире охрану поставил. Утром окна застеклят, и всё приберут… Надя! – он громко позвал жену. – Надя! Спустись вниз! Помоги гостям. Сейчас, Ашот, сейчас, твоей жене и детям помогут. Ну а мы пойдём-ка ко мне в кабинет, покалякаем.
– Спасибо, Евгений Иванович, спасибо, дорогой! От всего сердца спасибо! – ответил Ашот, – Вот случилось, так случилось! Определённо ничего не пойму!
В это время со второго этажа суетливо спустилась Надежда, поправляя халат.
– Проходите, проходите! Надо же какое несчастье! Вот подонки какие! Что вы ска́жете! Но не волнуйтесь, Женя поможет! – сказала она, и, увлекая за собой наспех одетых женщину и детей, продолжила, – пойдёмте, пойдёмте,.. я всё устрою…
Карен за всё это время не проронил ни слова. Его смуглое лицо было бледным и осунувшимся. В кабинете, не снимая куртки, он плюхнулся в глубокое кожаное кресло. Ашот расположился в соседнем. Он был бледен и напуган. Геша достал из бара бутылку армянского коньяка и налил каждому по полному хрустальному стакану. Выпили молча. Огромные антикварные напольные часы, которые Геше привезли из Польши, пробили полночь. Некоторое время они сидели молча. Потом выпили ещё немного и закусили фруктами, которые лежали тут же на блюде на столе. Шок не сдавался, но постепенно коньяк, мягкое освещение, задрапированные тяжёлыми шторами окна, уютная обстановка кабинета, мягкие кресла делали своё дело. Напряжение у Карена и Ашота стало спадать, но внутренняя дрожь всё ещё оставалась. Геша тоже молчал, давая мужикам придти в себя. Как он их понимал; тогда год назад, тоже в декабре, поздним вечером ему домой позвонил некто, представившийся другом детства. Голос и вправду показался Геше знакомым, тем более, что в этот вечер он вернулся с банкета из своего ресторана. Звонивший говорил несколько развязано, но по-свойски. Описав в телефонном разговоре ряд подробностей их когдатошней детской дружбы, этот некто попросил с ним встречи через полчаса прямо у его, Гешиного, дома, потому что вопрос по его словам был неотложным. Всё это и подкупило хмельного Гешу. Ладо у него тогда ещё не работал, и проверить субъекта никто не смог…. В назначенное время Геша, набросив кожаную куртку поверх домашней одежды, беспечно вышел из особняка и, миновав аллейку во дворе, открыл калитку. На улице только около его дома горели два фонаря, освещая заасфальтированную мостовую, ветви деревьев, росших на обочине и высокий металлический забор с кирпичными столбиками-башенками. Холодный ветер раскачивал ветви деревьев. Их тени причудливыми зигзагами метались на асфальте в освещённом неоновыми фонарями пространстве. По соседству изредка побрёхивали собаки. На улице Геша огляделся, но никого не увидел. Он недоумённо пожал плечами и вместо того, чтобы вернуться домой, достал из кармана куртки пачку сигарет, и закурил. То, что произошло дальше, можно было назвать волей случая, судьбой! После этого Геша пожертвовал много денег в местную церковь, поставил не одну свечку…. После третьей затяжки он заметил, что зажглись подфарники какой-то легковушки, стоящей за пределами освещенной территории. Инстинктивно подавшись вперёд и будучи пьяненьким, он споткнулся о бордюр тротуара и со всего размаха плюхнулся в канаву с водой между мостовой и тротуаром. Только это спасло Геше жизнь, потому что именно в этот момент прогремела длинная автоматная очередь, пули веером прошли над его головой, звонко ударяясь о металлический забор и прошивая его насквозь, откалывая кусочки кирпича от столбиков и рикошетируя в разные стороны. В то же мгновенье многоголосый собачий хор разбудил всю округу. В окнах соседних домиков зажёгся свет, захлопали двери. В эту минуту взревел мотор, и стоящий в темноте автомобиль рванулся с места вперёд на полной, которую позволяла мощность его двигателя, скорости. Промелькнув тёмным кузовом в освещенном пространстве, он растворился в темноте улицы так быстро, что потом никто толком не мог назвать ни его марки, ни тем более номера. Когда выбежала испуганная жена, Геша уже выбрался из грязной ледяной купели. Он весь дрожал от холода, страха и лютой злобы… Пролежав две недели с простудой, Геша обзавёлся телохранителем Ладо и «кольтом», с которым не расставался теперь ни на минуту, а в каждом из его домов появилось по два помповых охотничьих ружья двенадцатого калибра последней модели и добрый запас снаряженных жаканами патронов ….
– Как думаешь, Карен, кто это мог быть? – спросил наконец Геша. – Кто мог дорогу перейти?.. На местных не похоже….
– Не знаю, Женя, даже не знаю, на кого и подумать можно. Но то, что не наши – это точно, работали профессионально, – ответил он растерянно.
– Могли и нанять со стороны. Хотя ладно, подумаем ещё. Я всех своих подключил, и Калькиса тоже. Он пробьёт через ментовку. Будем сообща действовать. Завтра своим тоже поручи, пусть по всем связям пройдутся.
– Я это уже сделал.
– Ну, вот и хорошо, а теперь пора отдохнуть.
Ашот участия в разговоре не принимал. Он молча сидел в кресле и сосредоточенно курил. Шок понемногу проходил. Наконец Ашот поднялся и погасил сигарету в пепельнице.
– Пойду, узнаю как там жена, дети, – сказал он и вышел.
# # #
На втором этаже кафе, расположенного на главной улице городка, в крошечном, уютном зале на пять столиков со стенами обитыми гобеленами и пропитанными запахом кофе и душистого табака в дальнем конце у окна сидел ничем неприметный парень. Он уже полчаса дожидался прихода своего шефа, с которым предстоял трудный разговор. Ещё бы; уже второй день их городок гудел, как растревоженный улей, обсуждая покушение на Степаняна – человека хорошо известного и «уважаемого». Сообщения о громких заказных убийствах где-то там, в столицах, как-то померкли и потускнели. Слухи роились с неимоверной быстротой. Вспомнили прошлогоднее покушение на Гешу. Только по счастливой случайности он остался жив. Такой же случай помог сейчас и Карену… Это-то и волновало Кныша, ведь он как никто другой был причастен к этому. Именно он – худощавый, невзрачный паренёк с большими амбициями и беспредельными организаторскими способностями, незамеченными в средней школе, а оценёнными по достоинству в школе другой – тюремной, научившей его любыми способами добиваться своего. Поэтому теперь в их законспирированной по всем правилам подпольной работы группировке, несмотря на молодой возраст, а было ему двадцать два, Кныш был первым подручным шефа и занимался подбором постоянных кадров и наймом исполнителей на временную работу. Иногда, обычно замкнутый, босс делился с ним своими планами, что сильно льстило Кнышу. Строжайшая дисциплина, установленная Чернухой, так звали шефа, служившего когда-то в ВДВ командиром роты и прошедшего два срока Афгана, а потом, уволенного по ранению и оставшегося не у дел, и занесённого судьбой в Карабах, не допускала проколов и срывов. Они жестоко карались, и их пока ещё не было. Всё планировалось скрупулезно и заранее. В группировке были в основном бывшие «афганцы» и немного ребят, отсидевших маленькие сроки в колонии. Но их не засвечивали, а использовали на подсобной работе. Зарплату платили хорошую, но и строго спрашивали. Наркотиков не допускали, пьянства тоже. Испытательный срок для приёма в организацию составлял полгода. В группе были профессиональные психолог и юрист. Работала группировка под крышей детективного агентства, куда порой обращались их ни о чём не подозревавшие жертвы. Утвердившись на косе – курортной жемчужине Приазовья, Чернуха методично шёл дальше. Вот уже более года шла тайная работа по вытеснению армян с нефтемаслозавода. Чернуха, родившийся и выросший здесь, и знавший все перипетии своего городка, не торопясь, внедрялся своей группой в разветвлённую сеть малых предприятий в пределах этого вожделенного лакомого кусочка. И вот, когда всё было уже почти готово: ключевые позиции заняты, работа по вербовке закончена, и осталась только последняя крайняя мера – нейтрализация несговорчивого Карена, (остальные подчинились бы, как миленькие, им бы даже всесильный Геша не помог, а с ним бы Чернуха договорился – славяне всё-таки!) – такой страшный провал. Конечно, Кныш не знал всего этого доподлинно, но догадывался о серьёзности дела. Теперь, когда наёмник, приглашенный им со стороны по приказу шефа, для устранения Карена, промахнулся и с хорошими деньгами в кармане, вероятно, был уже недосягаемо далеко, перед Кнышом стоял вопрос, что же делать дальше? Да, разговор предстоял сложный…. Вот об этом-то он сидел и думал, выкуривая одну сигарету за другой и не замечая ни двух худосочных девиц, которые пили кофе и тоже курили, и болтали об успехах у своих кавалеров, ни льющуюся из динамиков магнитофона ностальгическую лирику. Глядя в единственное окно на туманный полдень, срывающийся мелким моросящим дождём и заставлявший прохожих поспешно пробегать по улице, он не заметил, что буфетчица вышла в подсобку, а девицы засобирались и, на ходу застёгивая пуговицы кожаных турецких пальто, стали спускаться по скрипучей деревянной лестнице к выходу. В этот момент его внимание привлекла, показавшаяся знакомой, фигура парня в длинном кожаном пальто на противоположной стороне улицы. «Уж не он ли? – в голове Кныша мелькнула мысль о наёмнике. И это было последним, о чём он успел подумать, потому что в тот же миг его что-то больно ударило в правый висок и нестерпимо обожгло череп как бы изнутри. Через мгновенье сознанье Кныша погасло навсегда. Он упал головой на стол, выронив дымящуюся сигарету на пол…
Буфетчица, судачившая в подсобке с поварихой и посудомойщицей о взбудоражившем город взрыве автомобиля, была испугана страшным женским визгом, донёсшимся из зала. От неожиданности она даже выронила чашечку, из которой пила кофе. Чашечка упала и разбилась вдребезги, осколки рассыпались по полу. Буфетчица опрометью выскочила в зал. То, что она увидела, привело её в смертельный ужас; нет, это была не сцена из заморского боевика, а реальная картина – за столиком у окна сидел молодой парень, появившийся в кафе минут сорок назад, голова его лежала на столе, руки бессильными плетями свисали вниз, касаясь пола. Из небольшой раны на виске густая алая кровь стекала на стол, а со стола на пол, где уже образовалась довольно большая багровая лужа…. Три девчушки, вероятно студентки местного пединститута, только что вошедшие в кафе, вопили на высокой ноте в три голоса. Другие работницы кафе, тоже появившиеся на пороге подсобки, добавили к ним ещё два своих. Буфетчица, первой придя в себя, метнулась обратно в подсобку к телефону. Лихорадочно набрав 02, она, задыхаясь, вызвала милицию. По стечению обстоятельств это кафе было «под крышей» у Карена Степаняна…
# # #
– Заходи, Николай Дмитриевич, заходи. Присаживайся, – сказал Чернуха, поднимаясь из-за стола и протягивая через стол руку вошедшему. – Что привело тебя к нам в такую рань? Какие проблемы, не таись, рассказывай.
Чернуха едва улыбался, при этом глаза его были холодны и пронизывали, казалось насквозь, тяжелый квадратный подбородок придавал его, точно вырубленному топором, лицу, скорее жестокое, нежели мужественное выражение. Ющенко, закрыв за собой дверь, прошёл через длинный и узкий, практически без мебели, если не считать стола, кресла и четырёх стульев, кабинет директора де¬тективного агентства и тоже протянул руку. Они обменялись рукопожатием. Рука у гостя была большой, пухлой и влажной. «Волнуется, видно стряслось что-то серьёзное», – отметил про себя Чернуха – сорокалетний, широкоплечий мужчина, под просто¬рным пиджаком которого угадывалась недюжинная сила. Коля, присаживаясь на предложенный стул и кладя перед собой дорогую кожаную папку, с любопытством огляделся. У Чернухи он был впервые.
– Что-то небогато живёшь, Пал Палыч.
– Да уж так получается, – ответил Чернуха, улыбнувшись уже шире, однако прищуренные серые глаза остались такими же холодными, – Чем богаты…
– Понимаешь, Пал Палыч, – начал Ющенко несколько неуверенно. – Дельце у меня одно щекотливое образовалось,… требует профессионализма и,… как бы точнее выразиться,… конфиденциальности…
– Ой, не прибедняйся, Николай Дмитриевич, не прибедняйся! Наслышан о твоих ребятах, наслышан! Толково работают!
– Да, работают толково, но – дилетанты,… а в моём вопросе иметь дело лучше со специалистами,.. – возразил Коля. – В накладе не останешься!
В городе было известно, что Чернуха порою брался за, казалось бы, совсем безнадёжные дела: поиск должников в своём отечестве и в близком зарубежье, розыск краденого имущества, угнанных авто и прочее, и они сдвигались с мёрт¬вой точки. Причём, если ему было выгодно, то Чернуха делился информацией с органами правопорядка, а если нет – решал вопросы сам, своими методами. Чернуха, разрабатывая свои стратегические планы, собирал на всех настоящих и потенциальных конкурентов подробные досье. В Ющенко он пока конкурента не видел, хотя смотрел с некоторой подозрительностью на этого бывшего ком¬сомольского деятеля – пай-мальчика. Чего-то он может выкинуть, тем более, что его дело росло, как на дрожжах?
– Ну, хорошо, рассказывай, я весь во внимании…
Коля, невольно оглядевшись, придвинулся ближе и начал…
– Понимаешь, Пал Палыч, у меня двое ребят пропали…
– Как это пропали?.. И только-то… А я думал, что супруга загуляла,… – сострил Чернуха.
Коля ещё в разгар перестройки выгодно женился на дочке заведующей межрайбазой, девице избалованной и капризной, получив в приданое новую государственную трёхкомнатную квартиру в престижном районе.
– Ладно, Пал Палыч, не шути…. В общем, послал я по делам фирмы двух ребяток в Киев. Договорились связаться через неделю, но вот уже вторая началась, а от них ни слуха, ни духа. Беспокоиться я начал. Тут тем более ещё всякие слухи ходят…
– Какие слухи? – удивился Чернуха.
– Ну, тоже скажешь, Палыч, будто не слышал, что двух мужиков в киевском поезде грохнули…
– А, ты про это…. Не боись, не твои это ребята.
– Откуда знаешь? – теперь удивился Коля.
– Твои молодые, небось, а тем, кого грохнули под пятьдесят было… Да и не из нашего города они, а подсели на поезд в Гуляй Поле.
– Откуда у тебя такие сведения?..
– Сам понимаешь, не скажу,.. секрет фирмы! А твои ребятки вероятно загуляли с девчонками, тем более Новый год на носу. В столице всё лучше время проводить – веселее и круче… Так что подожди, если после праздников не объявятся, заходи, поможем…
– Ну, хоть на том спасибо! Успокоил! – сказал Коля и, попрощавшись, вышел…
# # #
После ухода Ющенко, Чернуха закурил и углубился в свои мысли, прерванные неожиданным визитёром. Голова Палыча раскалывалась от накопившихся в последнее время проблем. Посоветоваться было не с кем. Впервые ему пришлось пожертвовать своим человеком, подававшим большие надежды, но… обстоятельства требовали этой меры. Хотя Кныш формально работал не у него, а числился торговым агентом в одном из многочисленных МП на нефтемаслозаводе, куда, кстати, внедрил его Чернуха, их связь могла быть легко раскрыта. Тем более что парень слишком уж расслабился, стал допускать промахи. И теперь после неудачного покушения на Степаняна его планы, да что там планы, жизнь самого Палыча висела на волоске. Кныша могли быстро вычислить и расколоть люди Карена, а они умели это делать. Теперь придётся залечь на дно и выжидать. Жаль было потраченных денег и времени. К своему счастью через надёжного человека в ментовке он узнал, что дело о «самоубийстве» Кныша из-за несчастной любви, накануне он очень громко поссорился в ресторане со своей подружкой, уже собираются сдавать в архив. Год заканчивается – и никому не нужны «глухари», портящие показатели в отчётах. А по поводу взрыва Ауди-100 – расследование зашло в тупик, и следователь, занимающийся разбирательством, склонен к версии о замыкании в электропроводке автомобиля, тем более, что ни одного стоящего свидетеля не оказалось...
# # #
Покинув агентство и стоя на ступеньках подъезда, Ющенко призадумался: «Неужто Стас кинул!? Вместо получения прибыли, вчера ему, Коле, как гаранту МП «Меркурий», пришлось выложить за него немалые проценты. Каков хитрец, как всё красиво обставил. Аппаратура от Самсунга, цены смешные. Купился, как пацан! Найду, он мне за всё заплатит. Убью, гада!». С этой мыслью он сел в свою красную «вольво» и нажал на стартёр. Мотор завёлся мгновенно. Развернув машину, Коля поехал в центр города. Агентство Чернухи помещалось на берегу моря в бывшем Доме культуры, доживающего свой век рыболовецкого колхоза, почти на окраине городка по дороге на косу. Выехав на улицу, ведущую к железнодорожному вокзалу, он вспомнил, что вчера Белочка, проезжая по привокзальной площади, видел, что магазин Стаса закрыт на переучет. Коля знал: Стас, уезжая надолго, прекращал торговлю в целях безопасности жены и товара в своей лавке с вызывающим названьем «Минимаркет», особенно зимой, когда быстро темнело, и улицы рано безлюдели. Подъехав к площади, Ющенко остановил машину перед магазинчиком Стаса. Действительно на двери красовались объявление «Переучёт» и большой навесной замок. Прикрыв глаза ладонями от бокового света, Коля всмотрелся через стекло в сумрак помещения; обстановка магазина казалось, бы не изменилась, всё было на своих местах; и прилавки, и стойки с висевшей одеждой. Это обстоятельство его несколько успокоило, но не совсем. Вернувшись в свой офис выведенным из равновесия, Коля накричал на бухгалтершу, попавшуюся под горячую руку, досталось и Нинке. Только телефонный звонок в его кабинете остановил Колино буйство. Звонил Белочка.
– А, Валера,… как дела? Есть что-нибудь новенькое?... Хорошо, хорошо… это уже радует,… это уже кое-что…. В общем, когда освободишься, съезди к жене Стаса… да, да, домой, и узнай, звонил ли он,… ну и всё такое. Потом сразу же ко мне. Понял?! Ну, пока!
