5.
Я шел лесом. Если бы меня кто спросил сейчас, куда я иду, вряд ли я смог бы ответить что-то вразумительное. Я шел в никуда. Шелестел дождь. Продрогший до костей, я в душе проклинал всех и вся. И даже не испугался, когда, выйдя, наконец, на трассу, увидел в пелене дождя силуэт человека. Я замер, чутко слушая его шаги и невнятное бормотание. Я снял «акамээску» с предохранителя, собираясь дорого продать свою жизнь. Шаги приближались, я шагнул навстречу, решив про себя, что нечего тянуть, чем быстрее все развяжется, тем лучше. Меня или я. Не все ли равно?
Наверное, я себе лгал, говоря, что мне все равно. Мне вовсе не хотелось быть убитым, или, что еще хуже, пленным. И я с облегчением перевел дух, увидев, что передо мной женщина. Она увидела меня, остановилась. Стояла молча и смотрела на меня безумным взглядом. Она вымокла до нитки, да и вообще, была скорее раздета, чем одета, потому что то, что на ней оставалось, вряд ли можно было назвать платьем.
Описать ее довольно трудно, потому что вид ее был ужасен. Бледная, растрепанная, с ссадинами и синяками на лице, разбитыми губами.
- Помогите мне, умоляю вас, - голос ее был почти неслышен за шумом дождя.
Я подошел ближе и невольно отшатнулся. Только сейчас я разглядел
веревку на ее шее и то, что она удерживала побелевшими пальцами – гранату без чеки.
Я помянул известную мать. Женщина медленно стала оседать, и я поспешил поддержать ее, думая, что она сейчас упадет без чувств. Ее била крупная дрожь, она действительно держалась из последних сил, просто каким-то чудом.
- Спокойно, не дергайся!- я достал нож и перерезал веревку на ее шее.- Слушай сюда! Теперь я осторожно возьму гранату, а ты разожмешь пальцы по моей команде. Учти, секундой-двумя раньше и все, кердык! Ясно?
Ей, конечно, все было ясно. Я увидел это в ее глазах. Я был удивительно спокоен. Я знал, что все будет путем. Я ЗНАЛ. По-другому и быть не могло. Не сейчас. И ни один мускул не дрогнул у меня на лице, когда я почувствовал свинцовую тяжесть в своей руке. Все было точно. Все движения отточены. Я знал, что делаю. Женщина упала к моим ногам без чувств. Я прикрыл ее собой, заслоняя от взрыва. По спине посыпались комья земли. Я выдохнул с облегчением. Обошлось в этот раз. Будем жить. Во всяком случае, пока. Отодвинулся от бедолаги. Сел, отряхиваясь. Приподнял ее голову. Похлопал по щекам. Еще. Еще. Наконец, она открыла глаза.
- Ну, ты как? Вставай, давай помогу…
Она поднялась, шатаясь. Потом забилась в истерическом плаче, да так, что мне пришлось пару раз встряхнуть ее хорошенько, чтобы вывести из шока.
- Так, все!! Смотри на меня! Все нормально! Смотри на меня, говорю! Слышишь меня, все теперь в порядке!!
Я дал ей хлебнуть спирта из своей фляжки. Отдал свой бушлат и плащ-палатку. Она не переставала плакать, но уже тихо всхлипывая, и утирая слезы. Я молча закурил, уже по-привычке пряча огонек сигареты, давая возможность ей выплакаться. Хорошая все-таки это способность – плакать.
- Хорошо, что кончился дождь, идти будет лучше,- сказал я, наконец, затушив окурок. – Успокойтесь, все уже прошло, главное, что вы живы… Идем…
И я пошел вперед. Она пошла за мной, стараясь не отставать, по-прежнему
не переставая плакать.
- Нам лучше переждать ночь. Утром дальше пойдем, засветло хоть свои не пристрелят. Ты как?
Она не ответила. Мы свернули с дороги снова в лес, но далеко не ушли, чтобы потом опять не искать трассу. Я наломал веток, устроил что-то вроде гнезда. Она безучастно взирала на мои действия и слезы все лились из глаз. Я не приставал к ней с вопросами, понимая, что ей самой до себя.
- Готово… Идем, да не бойся, не трону я тебя! – сказал я, когда она с ужасом отпрянула от меня, при моей попытке взять ее за руку.- Ты что, совсем очумела от страха, шарахаешься, как ненормальная! Нам надо отдохнуть, особенно тебе, согреться, ты посмотри, ты вся синяя!
- Ну и что. Не приближайся ко мне!
- Ну и дура, - я сплюнул и отошел.- Ну, хоть слово от тебя услышал, и то
хорошо. А вольному – воля. Не хочешь, как хочешь, замерзай себе на здоровье!
С этими словами я устроился поудобнее на импровизированном ложе. Она так и продолжала стоять там, где я ее оставил.
- Иди сюда, - снова позвал я, - и не бойся ничего! Мозги включи! Если бы я хотел тебя убить, на фига я жизнью тогда бы рисковал, если бы хотел оприходовать, уже все давно бы произошло, и опять же, на фига ты мне сдалась, сделал свое и отвалил, не таскать же тебя полуживую с собой! Не бойся ты меня! Я ничего дурного тебе не сделаю!
Я видел, что она колеблется. Тогда я встал, и подошел к ней. Взял ее за плечи, приблизил к себе. Она уже не оттолкнула меня и не отпрянула, как в прошлый раз. Я посмотрел прямо ей в глаза.
- Послушай, еще раз повторяю, тебе нечего бояться, я же сказал, что не трону тебя, будь же разумна! Идем!
- Все говорят…- отозвалась она.
- Я не собираюсь тебя уговаривать, ты и сама знаешь, что нуждаешься в отдыхе. Так идем же!
Может мой голос ее успокоил, или она все действительно взвесила, но она пошла со мной. Мы забрались в самую гущу ветвей, уселись на плащ-палатку, тесно прижавшись друг к другу. Не хватало только огня, чтобы обсушиться и согреться, но разводить костер было рискованно.
- Послушай, переоденься, - я достал из вещмешка свою рубаху, - все-таки сухая.
Она скинула платье, вернее его остатки, сменив упрямство на немую покорность. Белья под этими жалкими обрывками не оказалось. Она была хорошо сложена, стройна, длиннонога, и было дико видеть, как вся эта красота: ее тело, бока, бедра, грудь сплошь в страшных синяках и багровых кровоподтеках.
- Черт! – невольно вырвалось у меня.
Она торопливо запахнула рубашку и чудовищно просто сказала:
- Они били меня ногами.
- Кто они?
- Они, - она пожала плечами. И еще раз повторила: - они…
Спустя какое-то время, мы согрелись друг от дружки, по-крайней мере, она перестала дрожать.
- Как зовут тебя?
- Ольга.
- А я Артем.
Помолчали. Я не хотел ни о чем ее расспрашивать, и так все было ясно. Спросил только:
- Куда ты идешь?
- В город…
- Кто там у тебя?
- Мама, и… и…- она вновь заплакала, - и сыночек…
- Сыночек? – я утер ей слезы. – Не плачь, ты жива, слава Богу, а синяки сойдут…
- Сыночек мой маленький, ему полтора годика всего, Андрейка мой…- она попыталась даже улыбнуться сквозь слезы.
- Зачем ты вернулась-то сюда?
- Я…я…- слезы капали мне на руку,- холодать уже стало, я за теплой одеждой прибежала, сразу ведь не взяла, не думала просто, что все так будет, вот прибежала за пальтишком, шапочкой, носочками, сапожками…а там… а там…- она вновь разрыдалась, уткнувшись мне в плечо.
- Ну, все, все, успокойся, уже все прошло!- я гладил ее по голове, - Где муж-то? Жив?
- У меня нет мужа, одни мы с Андрейкой, он исчез из моей жизни, как только узнал, что я жду ребенка.
- Ну и лучше, не будет лишних переживаний – живой, не живой… не реви, живы будем – не помрем! Вот утречком провожу тебя, и все в порядке будет!
- Я назад пойду.
- Как назад?
- Я же не взяла ничего, придется вернуться.
- Ты сдурела?
- У меня ребенок замерзнет, пусть хоть убивают!
- Ладно, ладно, будет день – будет пища, а пока устраивайся поудобнее и спи…
Она плакала во сне и кричала, видимо, переживая заново и побои и насилие.
Едва рассвело, мы двинулись в путь. Ольга еле держалась на ногах. За ночь ей стало хуже. Боль жила, видимо, в каждой клеточке ее тела. Она шла, хромая и тихонько постанывая при каждом шаге, причиняющем ей боль.
- Мне нужно назад, мне нужно, понимаешь?- твердила она при этом.
Я не отвечая, продолжал путь. Наконец, вдалеке показался пост ГАИ.
- Ну, вот, - я остановился. – Вот ты и дошла. Дальше – сама…
- Нет-нет, - она испуганно вцепилась мне в руку, - не бросай меня, ради Бога, не бросай!
- Я не могу в город, пойми, у меня свои дела!
Она заплакала, умоляюще сложив руки на груди.
- Не бросай меня, только не оставляй одну!
- Я не могу, понимаешь, НЕ МОГУ! Олечка, пойми, меня сейчас задержат, я без документов. Кто? Откуда? Ну, пойми, не могу! Вот, - я сунул ей в руку деньги, - купишь на «толчке» сыну одежду. Иди, они не тронут тебя.
- Так ты с той стороны? – спросила она, невольно разжимая руку, деньги веером рассыпались у ее ног.
- Да, я с той стороны, а теперь иди! – грубо заорал я. – Иди, пока я тебя не пристрелил! Дергай отсюда!
Она посмотрела на меня без страха и без ненависти, а с такой невыразимой укоризной, что мне стало стыдно за эту вспышку гнева.
- Я не могу, прости!- я собрал деньги и положил ей в карман моего бушлата. – Иди, я буду рядом, если что – кричи. И ничего не бойся!
Она смахнула с ресниц слезинки, повернулась и пошла, медленно, сильно прихрамывая. Я догнал ее, развернул к себе.
- Я убью их, хочешь? Хочешь? Я найду и убью всех, кто там был! До единого!
Она ничего не ответила, освободилась из моих рук и пошла к посту ГАИ.
Я отошел к посадкам и оттуда наблюдал за ней, спрятавшись за деревьями. Видел, как к ней подошли парни в камуфляже и «бронниках». Видел, как она что-то им говорила, как двое вошли в «дежурку». Вот она закрыла лицо руками, видимо, снова плачет. Моя рука на «Акамээсе», готовому к стрельбе,
вспотела. Я в эту минуту готов был умереть за нее, если бы сейчас, в эту минуту, хоть кто-то посмел ее обидеть, я бы просто стер его с лица земли. Я увидел, что ее обступили люди, я увидел, как они заботливо принялись ее опекать. Я представил на миг, как, наверное, они хотели бы сейчас убить, уничтожить своих врагов и среди них меня, человека с той стороны. Я не торопился уходить, наблюдая, как Ольгу усадили в мотоцикл с коляской, собираясь, видимо, отвезти в город. Мысленно попрощался, представил, как поцеловал ее в горячий лоб, потом пошел своей дорогой. Мой путь лежал на северо-запад…
6.
Я не думал, что ждет меня впереди. Но я знал, что я должен был идти. Хорошо, что никто не пытался спросить: « Куда?» Я не смог бы ответить. Неведомая сила влекла меня, и я не мог ей противиться. И еще я думал о Еве. Как только я опять остался один, все мысли обратились к ней. Господи, как много я отдал бы, чтобы опять увидеть ее, услышать ее голос. Но Ева – не человек, она призрак, мой бред, плод моей усталости и нечеловеческого напряжения последних месяцев. Я понимал это и еще сильней желал ее. Разве теперь сказал бы я ей то, что сказал при нашей последней встрече? Нет. Я сказал бы ей: « О, Боже, где найти слова, чтобы выразить все, чем переполняется мое сердце, уставшее ненавидеть?»
Я не стал скрывать свою неописуемую радость, когда вдруг появилась Ева. Ни одна женщина не была так желанна, ни одну не молил я мысленно: «Появись! На минуту, на секунду, хоть на единый миг! Только появись!»
Она не решалась подойти. Смотрела на меня издали. Такая же прекрасная, только немного грустная. Я сам бросился к ней, подхватил на руки. Она попыталась отстраниться. Но я не смог отпустить ее. Я боялся отпустить ее, думая, что она тотчас исчезнет.
- Ты пришла…- шептал я, покрывая ее лицо поцелуями.- Какое счастье, что ты опять пришла!
- Мне показалось, ты звал меня, - она была по-прежнему грустна и безучастна.
- Звал?! Не то слово! Умолял, молил все, что только можно молить, любые высшие силы, чтоб ты появилась снова!
- Я появилась…- она освободилась от моих объятий.- Что тебе нужно?
- Мне? – я несколько растерялся.- Милый малыш мой, ничего не надо мне, только не уходи больше!
- Ты же знаешь, я могу быть с тобой только ночью, сегодня исключение – ты звал меня, и я пришла, а оставаться незачем больше. Свою миссию я выполнила. Теперь ты ангел смерти…- она внезапно умолкла.
- Ангел чего?- удивленно переспросил я.
- Смерти, - повторила она.- Ты сам все поймешь, немного позже. Прощай…- она поцеловала меня. Ее губы были холоднее льда.
- Нет-нет! – я удержал ее за руки. – Ты не можешь уйти так просто!
- Ты думаешь, это для меня так просто?- она улыбнулась печально.- Но я должна уйти…
- Должна или хочешь уйти? – я продолжал держать ее руки в своих ладонях. Ее тонкие пальчики легонько сжали мои пальцы.
- Должна!- она опустила голову, но я успел заметить, как на ее глазах блеснули слезинки.
- Никогда не думал, что это так трудно…
- Что трудно?
- Признаться. Когда это все по-настоящему.
- В чем?
- Разве ты не догадываешься? Разве ты не можешь прочесть все самые тайные мои мысли?
- Могу. И читаю. Только это все ни к чему нам. Любишь меня? – она покачала головой.- Не надо ничего говорить и думать обо мне больше не надо, ладно?
- Не говори так! Ну, пожалуйста! Послушай, Ева, ну я не мог иначе! Не мог тогда не сказать, что не люблю тебя. Признаться в любви тебе, человеку, которого нет? Пойми же, я просто думал, что схожу с ума! Да и вероятно, это так и есть!
- Нет, не сходишь, не волнуйся, просто ты ничего не понял. Я буду жить, пока любима. И так будет всегда… Понимаешь, ВСЕГДА! Мне нет места ни на земле, ни на небе. Я вечна, пока есть любовь!
- В том смысле, что если не я, то кто-то другой? И так вечно?
- Какой же ты глупый! Зачем же ты так? – она обиженно посмотрела на меня. – Как так?
- Опошлять все зачем? Это же идет свыше, ну да ладно, Бог тебя простит, он любит тебя, он выбрал тебя…
- Мне не надо любви Бога, мне нужна твоя любовь!
- О…- она протянула руку, пытаясь закрыть мне рот, - не говори так! Не
говори так никогда! Ты навлечешь на себя гнев! Любовь к Богу, к Творцу – вот смысл жизни! А все остальное, любовь к женщине в том числе, лишь составляющие этой большой ЛЮБВИ!
- Плевать я хотел на чей-то гнев! Ты же хотела моей любви, почему же теперь, когда добилась своего, не берешь меня?! Почему ты вообще явилась ко мне?! С ума меня свела, всю душу вынула, вывернула наизнанку, а теперь я стал не нужен?! Удовлетворила свою потребность заставлять страдать?
Она слушала мою гневную тираду, склонив голову набок. Как хороша она! Я понимал всю нелепость своих слов и упреков. Понимал, как я смешон, но все говорил и говорил. Что я хотел от нее? Слов. Простых, как дважды два: « Я всегда буду с тобой!» Мне не выносима была одна мысль о том, что ее больше не будет в моей жизни! Я что-то кричал, убеждал ее в чем-то, говорил то ласковые, то грубые слова, а она все так же молча смотрела на меня.
- Хочешь, чтобы я была с тобой?- наконец, спросила она так тихо, как только могла, но я услышал ее слова, я услышал бы их, даже если бы она вовсе не разомкнула губ.
Я привлек ее к себе. Я хотел ее. Безумно! Страстно! Неудержимо! Она была теплая, она была живая!
- Ты всегда, слышишь, всегда будешь со мной!- шептал я ей. – Я буду твоим рабом!
- Глупенький…- она улыбнулась мне нежно и загадочно, - Ты будешь моим господином!
- Не уходи, прошу тебя!
Она вновь стала печальной.
- Я не могу. Я должна оставить тебя, ненадолго…- ее теплая ладошка грела мне руку. – Я завтра приду к тебе…
- Я люблю тебя, ты открыла мне это чувство!
- Ну что ты! Я просто разбудила это чувство в тебе. Оно всегда было с тобой. Просто тихо дремало в глубине твоего сердца.
- Малыш, стой, не уходи! Мне плохо без тебя!
- А ты думай о том, что завтра мы вновь будем вместе. Я не ошиблась тогда в тебе…
Последние слова заставили что-то неприятно дрогнуть внутри. Нет, все-таки как трудно свыкнуться с мыслью, что Ева не обычный человек, вернее, она СОВСЕМ НЕ ЧЕЛОВЕК! Я люблю уже не существующую девушку. Бог мой, как тепла ее рука, как пленительны губы, к которым я припадаю! Она не может быть призраком! ОНА ЖИВАЯ! Наверное, просто я сам живу теперь в нереальном мире. В мире, где смерть каждую секунду рядом, где жизнь человеческая перестала что-либо стоить. В мире теней и призраков.
- Что ты сделаешь с теми? – неожиданно озвучил я пришедшие мне в голову мысли.
- С кем?
- Ну, с теми, которые сотворили с тобой это...- мне трудно было выговорить:
убили тебя.
- Не знаю. Я не думала об этом. Я не держу на них зла.
- Не держишь?! – воскликнул я, пораженный.
- Нет. Каждое преступление уже несет в себе наказание. Не все сразу. Наказание может заставить себя ждать, но оно ВСЕГДА НЕИЗБЕЖНО! И даже не в том дело, умрут они или нет, главное, что они уже погубили свои души, мы встретимся после смерти…
- И что потом?
- Как что? Ах, да, - спохватилась она, - откуда тебе знать, потом будет страшный суд.
- Страшный суд? Не смеши меня! – мне действительно стало смешно.
- Да. – Ева стала необычайно серьезной. Даже побледнела немного.- Это действительно СТРАШНЫЙ СУД!
- Я предпочитаю суд на земле! В этой жизни, а не в другой! В той, в которую я не верю…- хотел добавить я, но не добавил, вспомнив, что говорю я как раз с человеком из этой другой жизни…
- Ева, - сказал я после продолжительного молчания, - скажи, почему ты выбрала меня?
- Выбрала? Я не выбирала тебя, ты сам, сам, миленький, разве ты этого еще не понял? – она обхватила мою горячую голову и поцеловала в лоб. Так целуют ребенка. Еще так целуют умерших. Что это? Знак судьбы?
- Я пойду. Мне пора. – Она обернулась через несколько шагов. – Я приду еще, не волнуйся!
И все же я боялся, что она больше не придет. Что-то новое зашевелилось у меня в душе. Зашевелилось, подняло голову, и, как властно не пытался я заставить это нечто забиться в самый темный уголок моей души, мне это не удавалось. Это нечто росло и крепло во мне…